Деньги я должен был получить через полчаса в канцелярии суда. Папе вернули арестованную сумму и присудили пятьдесят тысяч рублей из средств господина Магарова, я там уже не понял за что. На папу Саида также возложили судебные расходы в сумме двадцати тысяч рублей. Естественно, вопрос о лишении родительских прав отпал сам собой. Исподтишка улыбающийся судебный исполнитель открыл калитку решетки вокруг скамьи подсудимых — я был освобожден из-под стражи в зале суда. Адвокат быстро тащил к выходу господина Магарова, который, судя по выпученным глазам, очень желал оскорбить суд, скороговоркой бормоча:
— Мы обязательно обжалуем это неправосудное решение, я завтра же подам жалобу…
— Ты едешь? — рука отца опустилась на плечо.
— Нет, папа, мне еще деньги получать необходимо, но пока у них еще ничего не готово.
— Давай тогда, как деньги получишь и сразу домой. А мне надо маму в медицинский центр отвезти, а то у нее. после всего этого, что-то плохо с сердцем.
— Хорошо, папа, пока.
Я скромно сидел на стульчике в темном закутке, в конце коридора, и не отводил взгляда от двери канцелярии суда, возле которого крутился маленький человеческий круговорот. Вот из кабинета вышли Рувим — ака со своим адвокатам. Магаров — старший экспрессивно тряс перед юристом какими-то бумагами, ему явно что-то было не по нутру. Затем к ним подошел Саид. Отец начал что-то вполголоса втолковывать уже избавившемуся от повязок сыну. Очевидно инструкции, даваемые отпрыску были напрочь противозаконными, так как юрист, демонстративно заткнув ладонями уши, быстро двинулся к выходу. Отец с сыном вальяжно последовали за ним.
Глава 7Неуемная жажда мести
Через пару минут я наблюдал красивую и большую машину Магарова старшего, чья черная туша выделялась среди окружающих ее малолитражек.
— Внук, что что за авто?
— «Линкольн- Навигатор».
— Дорогая?
— Как квартира в центре.
— А квартира дорого стоит?
— Блин…. Ну, некоторые за жизнь накопить не могут.
Возле кормы автомобиля, который был наверное, размером с газовскую «полуторку» моего времени, кучковался Саид со своими друзьями и еще пара пацанов, мне незнакомых. Магаров старший открыл огромную, как ворота, заднюю дверь машины, покопался внутри, затем сунул сыну какой-то сверток. Непонятная возня прервалась падением на землю неожиданного предмета, который очень напоминал небольшой восточный нож — чирчик, в кожаных ножнах и с отделанной оловом рукоятью. Саид мгновенно наступил на выпавшее из неловких рук оружие, затем, воровато оглянувшись, нагнулся и сунул нож в карман.
— Как думаешь, внучек, зачем нашим друзьям острые ножики?
— Не знаю, дед. — эйфория от выигранного суда у Внука сменилась легкой паникой.
— Вот и я не знаю.
В это время нас похвали в канцелярию, где выдали решение судьи и отсчитали пятьдесят тысяч рублей компенсации новенькими, хрустящими крупными купюрами. Пока сотрудник суда ходил в кассу за деньгами, я обворовал российскую судебную систему — перегнувшись через барьер. Утащил со стола канцеляриста пластиковую линейку. Закончив в формальностями, я спустился в полуподвальное помещение с намертво закрытой металлической дверью черного хода, зажал линейку под острым углом между створками, и сломал ее на две половины, затем оторвал от длинных шнурком кроссовок по хорошему куску, и продернув куски шнура через отверстия на концах линейки, завязал петельки.
— Ты что делаешь?
— Ты думаешь Магаров- старший пацанам ножики раздал как элементы национального костюма?
— Н-нет.
— Вот и я думаю, что нет. Ладно, пошли.
Я засунул обломки линейки в рукава куртки и пошел к выходу. Распахнув тяжелую входную дверь, я выбежал из здания суда, и не останавливаясь ни на секунду, перепрыгнул невысокий заборчик, огораживающий дворец правосудия, затем побежал в сторону своего дома. Сзади раздались крики и отдаленный топот. Видно у ворот меня ждали, но мои недруги не ожидали от меня такого темпа и безнадежно отстали. Я бежал, уворачиваясь от случайных прохожих, проезжающих машин, несколько раз меняя направления и выбирая узкие проулки и тропки в частном секторе, чтобы не дать догнать меня на машине. Шума погони я давно не слышал, впереди показался, неуклонно приближаясь мой родной двор.
Я чуть прибавил скорости, как лошадь, учуявшая приближение конюшни. Вот арка, осталось свернуть во двор и пробежать метров сто до моего подъезда. И тут меня лягнула лошадь, которая спешила в свою конюшню. Во всяком случае ощущения были схожи. В глазах вспыхнул прожектор, меня отбросило назад, шарахнуло об стену, так что выбило дух, затем я солдатиком упал лицом вниз. Не знаю, через сколько времени я осознал себя, но все-таки осознал. Сквозь полуприкрытые ресницы я видел неясные тени, перекрывшие свет спасительного проходя в родной двор. Возле меня несколько человек разговаривали на одном из наречий тюркского, который я помнил мала-помалу со времен срочной службы в Семиречье. Сосредоточится и понять о чем надо мной разговаривают, очень мешали звездочки, плывущие перед глазами и общее угнетенное состояние организма.
— Мага, ты не убил его?
— Не знаю, Саид.
— Жаль, я хотел, чтобы он все почувствовал, сын собаки.
— Что почувствовал?
— Как я буду этому барану резать горло и спускать кровь. Идите, смотрите, чтобы никто не пошел.
Раздались шаги отходящих людей, потом чьи то руки обшарили мои карманы, нащупали и с довольным бормотанием вытащили пачку купюр из джинсов. Затем меня схватили за волосы и запрокинули голову, у беззащитного горла я почувствовал острие отточенного лезвия.
— Саид, дворники идут!
— Шайтан! — рука с ножом замерла в нерешительности. Уплывающим сознанием я пытался понять, смогу ли я достаточно быстро перехватить руку с ножом, и понимал, что мое движение будет вялым и медлительным, Саид успеет полоснуть мою артерию, так что никакие дворники помочь мне не успеют. Внука вообще я не ощущал. Вряд ли сейчас он демонстрировал образец мужества, наверное, пребывал в благословенном беспамятстве.
— Затащите его туда и накройте носилками — Саид с силой оттолкнула мою голову от себя, и она с деревянным стуком встретилась с асфальтом. Уплывая в тревожную мглу, я думал, что если останусь жив, то любителей резать баранов я помножу на ноль.
Открыв глаза я тут же захотел закрыть их обратно. Голова разрывалась изнутри жуткой болью, как будто какой-то добрый человек засунул мне в череп кирпич. Невыносимая вонь усиливала мои разногласия с этим миром, утренняя каша неудержимо попросилась наружу, и меня вывернуло куда то в бок, добавив страданий от жутких спазмов, сотрясающих тело.
— Вот видите, господа студенты, на лице пациента типичная картина сотрясения мозга в тяжелой степени — громкий и жизнерадостный голос над ухом раскаленной иглой ввинчивался в мой мозг: — ушиб головного мозга под вопросам, ясно будет завтра. Подозрение на перелом основания черепа мы сняли. Что с вами случилось, молодой человек?
Судя по деликатному прикосновению к плечу, вопрос был обращен ко мне.
— Не знаю, доктор — раздался чужой, хриплый голос: — шел домой, вошел в арку, очнулся уже здесь.
— Вот, господа, имеет место кратковременная потеря сознания и частичная амнезия. Сейчас порез на лбу почистим, заштопаем и в палату. Кстати! — голос усилился до совсем нестерпимого уровня шума: — Эй, лейтенант, тут еще один пострадавший, опрашивать будешь.
Надо мной склонилась голова в форменной кепке с кокардой, чтобы через секунду исчезнуть из зоны видимости.
— Откуда пацана привезли?
Кто- то назвал адрес моего дома.
— А, наша территория.
Голова с кокардой появилась вновь:
— Что случилось, молодой человек? Я участковый, лейтенант такой-то.
— Вы можете так не орать, голова разламывается!
— Да я вроде нормально разговариваю — фуражка закрутилась из стороны в сторону, ища поддержки от окружающих. Медперсоналу было откровенно по фигу до нашей беседы, поэтому голова с кокардой заговорила чуть тише.
— Что с вами случилось?
— Я не помню, вошел в арку дома и потерял сознание.
— Кто-то ударил? Что-то пропало?
— Да нет, вроде все на месте. Никого рядом не видел.
— То есть, можно предположить, что вы запнулись и упали с высоты собственного роста — голос полицейского приободрился.
Я, моргнув глазами, подтвердил, что предположить это я могу.
— Сейчас я объяснение накатаю, а вы подпишите, чтобы больше вас никто не беспокоил.
Очевидно, что на такие документы лейтенант набил руку, так как буквально через три минуты мне деликатно сунули в руку авторучку и поднесли к лицу бланк с куцым, трудноразличимым текстом. Я попытался разобрать, что там написано, но не смог.
— Прочитайте пожалуйста, что вы написали.
Полицейский, не чинясь, скороговоркой пробубнил написанное. С трудом пробившись сквозь пустую трескотню канцелярских оборотов, я уяснил, что я шел, упал, получил травму, в произошедшем никого не виню, впредь по данному вопросу прошу меня не беспокоить. Я ткнул ручкой в точку, куда упирался палец участкового, выслушал искренние пожелания поскорей выздоравливать и без сил откинулся на каталку.
Когда я с криком вынырнул из омута сна, за окном стояли летние сумерки. Воздух с всхлипом вырывался из груди, сердце колотило как молот, а простыни были мокрые и вонючие от пота. Секунду назад, в моем сне Саид все-таки перерезал мне горло на удивление тупым ножом. Он пилил его очень долго, а я не мог ничего сделать. Папа Саида — Рувим ака, как стальными обручами, прижимал мои руки к туловищу, с довольной улыбкой вглядываясь мне в лицо, откуда-то сзади- сбоку. Почувствовав, что во рту сухо, как в пустыне Кара-Кум, я сел на кровати. На удивление я чувствовал себя удовлетворительно, голова почти не кружилась, тошнота тоже прошла. Саднил только лоб со свежими стежками швов, но это было такими пустяками по сравнению со скрипом лезвия по горлу. Я уже хотел пойти в туалет, когда услышал шаги в коридоре. Я упал на подушку и замер. Раздался сдавленный женский шёпот: