Я приоткрыл дверь на улицы, осторожно осмотрел окрестности, послушал дыхание осеннего вечера — вроде бы ничего подозрительного в воздухе не ощущается. Можете считать меня трусом, но я живой трус, а кое-кто, кто пытался показать мне свою смелость, уже не живой.
От подъезда, где жил Новицкий, до моего дома мне было необходимо пройти мимо еще одного многоэтажного дома. Вроде бы совсем немного, но была одна проблема — наш дом был «местный». Когда началась программа переселения беженцев в наш, пограничный с Сибирской республикой, город, наш двор, силами зажиточных жильцов, был существенно укреплен. Ворота и забор были срочным образом отремонтированы, после чего густо перемотаны армированной колючей проволокой, с опасно топорщащимися во все стороны, острыми металлическими лезвиями. Общим собранием жильцов дома, под руководством еще другого председателя, были приняты и заверены в жилищной инспекции муниципалитета правила пользования общим имуществом многоквартирного дома, в которых какой-то хитроумный юрист вплел несколько пунктов, делающих практически невозможным продажу квартир в доме без согласия общего собрания. Те же нормы касались и сдачи недвижимости в аренду или по иным основаниям.
В результате окрестные дома постепенно заполнялись новыми жильцами, рожденными совсем под другим небом, которые, либо покупали квартиры у горожан, желающих срочно покинуть, ставший неуютным, Город, либо просто занимали пустующие квартиры и не только пустующие. В социальных сетях и мессенджерах пару раз выносили на суд публики истории, когда горожанам, вернувшимся вечером домой после работы, двери открывали уже новые жильцы.
В нашем же доме таких историй не было. Председатель жилищного товарищества не подписывал бывшим соседям, желающим продать квартиры справку о полном погашении коммунальных платежей, а без этой справки договора купли-продажи просто не принимали на регистрацию. Группы посторонних молодых людей, несколько раз пытавшихся проникнуть на территорию двора, заранее замечал дежурный у ворот, который просто блокировал электрические замки. В конце –концов, от нашего двора отстали — вокруг было множество более интересных объектов, не требующих особых усилий для овладения ими, достаточно было только наклонится и подобрать. Правда, последний события вокруг нашего дома вызывали у меня и небольшой группы симпатичных мне людей, нешуточную тревогу. Три дня назад председатель жилищного товарищества нашего дома, старший прапорщик десантных войск в отставке, кавалер двух боевых орденов, грубый и громкий, любитель выпить и знаток русского мата, жесткий и решительный Михаил Павлович Бобков ушел утром на работу и больше не вернулся. Конечно, оставалась слабая надежда, но предчувствия были нехорошие. Вчерашнее собрание жильцов, закончившееся ничем, провел заместитель Палыча, малодушно пообещавший выполнить все требования странного полицейского и сборщика нового, религиозного налога.
— Вот такие-то деля, малята. — пробормотал я, подходя к, грозно выглядевшим, опутанным «колючкой», воротам нашего двора. С тех пор, как я обнаружил в своей голове иную сущность, которая убедила, что является разумом моего прадеда, Александра, сгинувшего при странных обстоятельствах на одной из необъявленных войн, что вел, еще могучий, идущий неправильным путем, Советский Союз, я приобрел привычку разговаривать сам с собой и это было, наверное, единственное неудобство, доставшееся мне от этого вторжения.
Если не вспоминать первые дни, когда я, на полном серьезе, собирался добровольно сдаться в психиатрическую больницу, в комнату без углов и мягкими стенами. Позднее я узнал, что такие комфортабельные палаты для психов встречаются только в фантастических фильмах, реальная действительность же намного грустнее. Да и свыкся я с дедом, который, приложа руку к сердцу, спас мою жизнь столько раз, что я даже бился со счета. Правда, запредельная… жесткость предка, с которой он решал возникшие вопросы, а особенно его методы преодоления проблем, были неприемлемы для нашего времени.
А потом прадед показал мне картинки из его воспоминаний, яркие, с иллюзией полного присутствия, с пять D эффектом о еще одной войне, которая шла до середины тридцатых годов в Советской Средней Азии, и я понял, что другого пути просто нет. Доброта, цивилизованность, призывы к совести и разуму тут не работают.
Я встал в световое пятно яркого прожектора и посмотрел в объектив видеокамеры, висевшей на высоком столбе за забором, после чего раздался щелчок дистанционного замка и я, потянув калитку сбоку от ворот, оказался на территории двора, в относительной безопасности. Заграждения делали умные и знающие люди, без специального оборудования в наш двор не проникнешь, но я боюсь, что все это бесполезно, самые неприступные ворота откроют перед врагом изнутри, и тут не будет даже ишака, груженного золотом. Людей, что занимались своими повседневными хлопотами в красивом, новом доме, светящимся своими многочисленными огнями передо мной, предадут за небрежные обещания не трогать родню предателя, за небрежное и снисходительное похлопывание по щеке, за обещание называться братом и другом…
— Привет, Саша. — мама, открывшая мне дверь, клюнула меня в щеку коротким поцелуем: — Мой руки, иди кушать, мы с папой только что сели.
На столе, перед моим стулом стояла миска с какой-то кашей, то ли «ячкой», то ли «Полтавкой». Я в сортах и видах круп разбираюсь, они для меня все на одно, неаппетитное лицо. Я хотел, по многолетней привычке, скорчить недовольную мордочку, но в последний момент остановился — прадедушка, засевший в моей голове, в самом начале нашего знакомство, когда я попытался покапризничать перед мамой, что не желаю есть эту дрянь, коварно перехватил мое горло каким-то спазмом, да так, что я, полностью беспомощный, успел попрощаться с жизнью. А потом, когда все закончилось, и я, в страхе ожидая нового спазма, торопливо поедал сладкую, со сливочным маслом кашу, прадедушка показал мне картинки из своего голодного послереволюционного детства и, чуть менее голодной, предвоенной молодости. От вида кулинарных «изысков» того времени меня чуть не вывернуло, только что съеденной, кашей.
— Спасибо, мамочка. — я почти искренне улыбнулся, беря в руку ложку. В последнее время продовольственное, да и любое другое, снабжение жителей Города, стало заметно белее скудным. Сетевые магазины закрывались один за другим, так как торговые сети не могли обеспечить ни снабжение торговых точек достаточным количеством товаров, ни их охрану. А не сетевых магазинов просто не было — пару лет назад под натиском «сетевого ритейла» закрылись последние мелкие лавки и магазинчики. Зато расцвели базары, рынки и микрорынки, куда, по слухам и уходило содержимое, перехваченных неизвестными лицами, сетевых фур. И казалось, какие проблемы с приобретением продуктов, дефицит которых, по слухам, закончился тридцать лет назад, со сменой государственной идеологии и началом сближения с Евросоюзом, тем более, что рубль стоял, как жертва «Виагры», твердо держась курса с евро, как десять к одному?
Но проблема была и ее уже успел почувствовать на себе каждый абориген Города. С рынков и базаров, как метлой, были сметены продавцы со славянскими лицами, сменившись новыми персонажами, у которых на все товары было две цены — одна, разумная, для приверженцев учения Небесного отца, и вторая — в полтора –два раза выше — для всех остальных. Результативно поторговаться можно было только вечером, перед самым закрытием этих, необремененных холодильниками, весами и прочим торговым оборудованием, торговых точек.
Саша быстро съел кашу, с благодарностью принял из рук мамы большую керамическую чашку с горячим чаем.
— Что, ходил к Новицкому? — оторвавшись от своей чашки, спросил отец: — Что Владимир Алексеевич сказал?
Господин полицейский сказал «Без комментариев», но обещал, что если будут убивать, приехать очень быстро… — пошутил Саша и понял, что шутка вышла откровенно страшненькой.
— Извини, папа. — потупился сын: — Дядя Вова обещал поискать Михаила Павловича и нам сообщить. И еще пообещал постараться приехать к нам, если я сообщу, когда приедет этот милиционер.
— В домовой чат завтра постоянно поглядывай, дежурный туда сообщение выложит сразу, если кто-то заявится. — чуть успокоился отец Саши: — Ты завтра к первому уроку в школу идешь?
Следующее утро.
Колонна автомашин, на которых родители привозили детей в школу начиналась метров за четыреста от ворот в учебное заведение. Колонна продвигалась медленно и часть ребят, не дождавшись окончания поездки, выскакивали из салонов автомобилей, и бежали в школу, ведь на входе нас всех ждала еще одна очередь, на этот раз у рамки металлодетектора, где два, хоть и пожилых, но бойких пенсионера осуществляли проверку сумок и рюкзаков учащихся. Любые подозрительные предметы, могущие нанести опасное ранение в драке, изымалось и выбрасывалось в большой контейнер, стоящий рядом. Никто не возмущался и не возражал, так как знали, что это бесполезно.
Устав, после очередной кровавой бойни в школе, закручивать гайки в правилах хранения и покупки оружия всякими охотникам и прочими любителями пострелушек, государство решило проявить волю. Сначала из Верховного совета выгнали известного адвоката, который несколько лет проталкивал все новые и новые ограничения по обороту гражданского оружия, крича из каждого утюга, что это единственный способ вернуть безопасность в школы. Адвоката засняли на видеокамеру во время обеда в ресторане с заместителем министра внутренних дел, курировавшего, помимо прочего, разрешительную систему, а жандармерия допустила утечку записи этого разговора, где собеседники обсуждали новые меры по ограничению оборота оружия в стране, целью которых было не усиление общественной безопасности, а появления новых коррупционных схем при выдаче и продлении разрешений. Сразу после этого государство просто выделило деньги на охрану, а Верховный суд вернул на пересмотр в областной суд дело, по одному из последних случаев стрельбы в школе, по которому были осуждены тетка –охранница и завуч, отвечавшая за охрану. Руководствуясь указаниями Верховного суда, областной суд выпустил из-под ареста упомянутых выше «стрелочниц», зачтя им срок заключения в тюрьме, как отбытое наказание и вынес представление начальнику городской полиции и прокурору о том, что к уголовной ответственности по данному делу не были привлечены директора школы и охранной фирмы, причем высший суд страны