— Мужчина, а можно вас попросить на минуточку, а то у меня мужа нет…- худенькая, похожая на девочку, женщина, ростом со свою дочь — подростка с надеждой повернулась к родителям Андрюши, ошеломленным результатом нового подхода к педагогике: — Девушка, извините, поделитесь мужем. Мужчина, если надо, я вам даже расписку дам, что это я разрешила отшлепать мою задрыгу…
Прошипев «Мама!», девочка поспешно пошла домой, на всякий случай по большой дуге обходя мужчину, с очень удобным для новой педагогики размером ладоней.
Через несколько минут удивленные дети и их воодушевленные родители покинули ставший опасным двор, где оставался всего десяток мужчин, в большинстве, одетых в разномастный камуфляж, с длинными спортивными сумками в руках, с которыми обычно ходят спортсмены — хоккеисты.
Я не успел спросить отца, который молча стоял на балконе эвакуационной лестницы, до белизны пальцев вцепившись руками в бетонный парапет, когда на дороге показалось несколько пикапов, разукрашенных по бокам какими-то надписями, полных людей, одетых в черные комбинезоны с какими-то знаками различия на погонах и нарукавных шевронах.
Картина подъезжающей колонны смотрелась очень странно — в Сибири, с ее климатом, пикапы не настолько популярны, тем более у государственных структур, а эти люди явно относились к какой-то структуре… а судя по оружию, которое было при них, структура была государственной или окологосударственной, но, видимо у новоприбывших привычка передвигаться на пикапах стала второй натурой.
Из переднего автомобиля, в отличие от остальных в колонне, полноценного джипа, чуть ли не «Шевроле Субурбан», с красно-синими стробоскопами за радиаторной решеткой, вышли пара человек, чьи знаки различия на голову превосходили значки их свиты. С высоты балкона я разглядел шитые золотой нитью пальмы и кривые сабли.
— Я полковник Зияз Поль, представитель сил безопасности! — громко крикнул один из прибывших, держа в руке мегафон. Этот тип изъяснялся с сильным акцентом, но, достаточно понятно: — Я требую немедленно разблокировать дорогу к домам, вернуть изгнанным жителям имущество, похищенное у них и не препятствовать людям свободно пользоваться их жильем.
Так как у защитников двора мегафона не было, из группы «наших» к воротам выдвинулись двое в камуфляже, и дальнейший разговор я видел и слышал уже в записи с нагрудной камеры, которая в тот-же разлетелась по Сети.
— Я председатель Товарищества собственников жилья. — Говорившего на записи видно не было, но голос слышался отчетливо: — Покажите ваши документы и сообщите цель прибытия.
— Да на смотри, смотри, если не боишься…- объектив камеры зафиксировал какую-то карточку с фотографией и синей полосой по диагонали, текст из-за расстояния различить не удалось.
— А чего я должен бояться? — голос человека, назвавшегося председателем ТСЖ, звучал устало и скучающе: — У меня такая-же картонка есть, пропуск в коллективное овощехранилище…
— Шутишь? — оскалил зубы «полковник безопасности»: — Ну пошути, пошути, пока можешь. А как тебе такая шутка?
В руке непрошенного гостя появились несколько листов бумаги, украшенных несколькими печатями, багрово-красного цвета.
— Что это? — в голосе председателя ТСЖ звучало искреннее недоумение: — Ты сложи из этой цидули самолетик и запусти к нам, а мы почитаем, что это за бумага. Да не бойся, почитаем и тебе обратно запустим…
— Ты уже дошутился, сын собаки! — не выдержал «полковник»: — Это решение судьи, что мы вправе разметать всю вашу жалкую баррикаду и силой вселить пострадавших людей в их квартиры, а также перевернуть ваши жилища в поисках похищенного у пострадавших имущества…
— Это ты так тупо шутишь, да, как тебя там — Бюль Бюль Поль, правильно? — процедил председатель ТСЖ: — Мы квартиры в этом доме купили за свои деньги и все, что в квартирах есть куплено нами, за каждую вещь можно сказать, где и когда она куплена. А ваши влезли в пустые квартиры, по ночам, как крысы помоечные, разворовали то, что люди наживали годами, пользуясь тем, что люди уехали, и теперь ты с меня еще что-то требуешь, размахивая какой-то непонятной бумажкой?
— С этой непонятной бумажкой я выкину тебя из этого прекрасного дома…- «полковник» полюбовался документом и от избытка чувств даже чмокнул его пухлыми губами: — А когда мои люд войдут сюда, ты будешь молить своего жалкого божка о том, чтобы остаться живым…
— Разговор окончен, непонятный мужчина в странном маскарадном костюме…- прервал «полковника» председатель: — Вы и люди, толпящиеся вокруг забора, явно больны чем-то опасным и инфекционным. В любом случае, у нас во дворе объявлен карантин в связи с опасностью заболеть менингитом. Кто из посторонних граждан пересечет черту заграждения, может пострадать, вплоть до летального исхода, в пределах предусмотренной законодательством Союзного государства необходимой обороны. Все, разговор закончен. До свидания и желаю вам скорейшего излечения, уж не знаю, чем вы там болеете.
— Ты дурак, если считаешь, что тут все еще, какое-то там, союзное государство. Его давно отдали за золото, потому что вы, свиньи, слишком дорого обходитесь вашему правительству. Я прощу тебе твои слова, потому, что ты глуп и несведущ. У вас, всех, кто сейчас дрожит от страха в этих трех домах, только один путь спасения — за пятнадцать минут, пока я сдерживаю своих людей, бежать отсюда. Просить прощения, на коленях и склонив головы, у тех, кого вы обижали и унижали долгие годы, и бежать, бежать бросив все! Тогда я могу обещать, что отсюда вы уберетесь живыми…
— Зияз Поль. — в разговор вмешался второй человек, что до этого молча стоял рядом с председателем ТСЖ, и я с удивлением узнал голос нашего преподавателя ОБЖ Орлова Виталия Ефимовича, хромого ветерана, а по совместительству очень опасного человека, что недавно заселился в наш дом, в пустующую квартиру: — Скажи, а награду в пятьсот тысяч долларов за твою голову американцы еще обещают или ты уже успел облизать им подошвы ботинок, и они тебя, в очередной раз, простили? И еще напомни — это ты, три года назад, обещал жителям одного маленького поселка, которые размазали половину твоей банды, что отпустишь их живыми и без ущерба, если они бросят свои укрепленные дома и уйдут, а потом, через час, вы догнали их караван на дороге и убили всех, кроме молодых девочек и мальчиков, которых потом продавали на базаре, как скот? Ты же и тогда слово давал, а Зияз Поль? А ведь те люди тоже верили в Небесного отца…
Буркнув, что у тех, кто хочет остаться живым, осталось всего тринадцать минут, «полковник» и его пристяжной развернулись и двинулись к своему шикарному джипу, который приняв их в свое кондиционированное нутро, посверкивая «мигалками», медленно сдал назад, отъехав от ворот на безопасную дистанцию.
Сорок минут спустя.
Через пятнадцать минут ничего не произошло, а вот через двадцать вдалеке раздалось, приближающееся, металлическое лязганье.
Моей первой мыслью было, что через пару минут перед нашими глазами появится пара танков. Но, танки не появились — толпа у ворот раздалась в стороны, и мы увидели, медленно ползущий, ржавый гусеничный бульдозер, который грозно приподняв отшлифованный до блеска щит, неумолимо приближался в воротам, оставляя за собой два глубоких следа в асфальтовом покрытии дороги.
— Суки, кабину обварили металлическими листами…- прошептал отец и я после его слов разглядел эту странность — на двери и окна кабины были наварены толстые листы железа, очевидно, на случай обстрела. Лишь пара узких смотровых щелей спереди, оставались механику-водителю для обзора. Топливный бак позади кабины тоже был защищен здоровенным металлическим ларем, что делало эту машину практически неуязвимой для огня охотничьего оружия, которым располагали защитники наших домов.
— Иди домой! — тоном, не терпящим возражений, лязгнул отец и подтянул к себе охотничью «вертикалку», что стояла, прислонённая к стене: — И не вздумайте никто к окнам подходить. И не бойтесь, ничего плохого с нами не случится.
— Хорошо. — я покорно кивнул, сделал несколько шумных шагов по эвакуационной лестнице, скрипнул дверью на лестничную площадку нашего этажа, после чего на цыпочках поднялся на следующий балкончик, и осторожно выглянул за парапет.
Бронебульдозер, тем временем, уже дополз до нашей баррикады и бесхитростно пытался ее продавить, сминая торчащие наружу прутья арматуры. Понимая, что сейчас ситуация пойдет вразнос, я отправил маме сообщение «Отец сказал, чтобы вы не подходили к окнам» и побежал наверх, на технический этаж, где, в коробе вентиляции у меня, с недавнего времени, хранились две «сайги» с запасом патронов, перенесенные из тайника, оборудованного в капитальном гараже.
Чему нас поговорка учит? «Хвастайся ножнами, если меч лежит на расстоянии вытянутой руки». Зачем мне все это, навороченное оружие в надежном, но далеком тайнике, если за нашими жизнями пришли сюда и сейчас?
Когда я спустился на облюбованный мной балкон, мне стало стыдно — ниже меня на один этаж сидит отец со старой двустволкой, а я тут, как последний гад, прячусь с двумя почти автоматами в одно рыло.
— Папа! — я осторожно спустился по лестнице: — Папа, это я…
— Я тебе что сказал! — отец сидел на корточках за бетонным парапетом, изредка поглядывая через небольшое декоративное отверстие на улицу. Услышав мой голос, он разозлился, обернулся и крайне изумился.
— Это у тебя откуда?
— Папа, на. — я протянул родителю полноразмерную нарезную «сайгу»: — Она под автоматный патрон… Запасной магазин, правда всего один, но он на двадцать патронов.
— Второй давай и марш домой. — отец принял у меня первый «ствол» и требовательно протянул руку за вторым.
— Я тебе его не дам, это мое. — я спрятал за спину полюбившийся мне карабин под пистолетный патрон от «Люгера», боеприпасов к которому у меня было в достатке. Дядя Вова Новицкий, старший детектив из полиции, с которым меня связывало несколько, не самых законных, дел, на мой осторожный вопрос посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, после чего несколько раз приносил по горсти патрон, каждый раз в разном исполнении. Как оказалось, полиция, устав ждать нормального пистолета от отечественных оружейников, закупила большую партию «Глоков» в Евросоюзе, передав их полиции, после чего наладила производство боеприпасов к этим пистолетам в стране.