— Афиногеша, ты уж извини, но в карманах ни копейки. В долг беру, хорошо? А заодно уж… четыре века во рту крошки не было. Перекусить бы?
Впервые мальчишка посмотрел на меня с доверием:
— Ты и впрямь как из старины.
Летняя столовая была неподалеку. Под тонким, фильтрующим солнечный свет навесом прямо на земле, в смысле на траве… короче, это был сад или парк с разбросанными среди зелени и цветов столами, столиками, стульчиками и скамейками. Слышалась успокаивающая музыка. На сферических витринах, вмонтированных то в скалу, то в крону дерева, стояли горячие и холодные супы, всевозможные мясные и рыбные блюда, закуски, выпечка, фрукты. Все! И посуда красивая, каждое блюдо оформлено с выдумкой. Такого изобилия и во сне не увидишь. И что удивительно — никакой очереди, всюду свободные места. Невольно подумалось, что вся эта белково-витаминная вкуснятина не съедается, может даже идет на выброс. Но оказывается (это я узнал позже) блюда находятся в замкнутом пространстве, в котором почти нет времени, поэтому в таком пространстве все химические и физические процессы практически остановлены, значит любые продукты всегда наисвежайшие: помидор только что снят с куста, из вечно горячего бифштекса брызжет сок, напиток шипит и пенится. И нет разницы сколько времени прошло, час, месяц или целый год. Правда, было некоторое неудобство в получении заказа: надо шифр набрать, а потом ждать тридцать шесть секунд, пока блюда не пропутешествуют по разным шлюзам и каналам. Ну это я уже придираюсь, такой общепит, к тому же и бесплатный, меня вполне устраивал. Я взял горяченькие сибирские пельмени, индейку, которую ни разу в жизни не пробовал, и омара для пробы взял, и севрюгу копченую, и еще что-то вкусное на вид. Уже сыт, уже некуда толкать, а все то хочется и грибочков отведать, и арбуза поесть, и землянику вкусить. Афиноген съел порцию мороженого, грыз орехи и все чаще поглядывал на часы. Неужели пришла пора расставаться.
— Где мне жить? — спросил я.
— Не знаю. Ты совсем беспомощный человек. Пойдем к нам, дядя Тока тебе поможет.
Опять небольшое подземное путешествие и мы очутились перед аккуратным домиком, на плоской крыше которого разместилась оранжерея. Рядом обособленно торчало кривое дерево с гнездом аиста. Афиноген пропустил меня вперед. В комнатах не было привычной нам мебели. Интерьер скромный, некое подобие дивана незаметно переходило в нечто деревянное и металлическое, похожее на секретер и опять переходящее через угол во что-то мягкое, утопленное в нише. Между двумя статуэтками непонятная загогулина с мерцающими цифрами. В одной из комнат во всю стену картина Шишкина «Утро в сосновом бору», да как живая, будто и нет стены. И запах лесной. Каждая травинка, каждая иголочка хвои как натуральные, а медвежата просто на мгновение застыли. А внизу, дополняя картину, возились два настоящих забавных хомячка. Людей в доме не было.
— Дядя Тока, наверное, там сидит, — сказал Афиноген и нажал выпуклость на стене. Образовался широкий проем и одновременно послушалась грустная, девичья песня. А за проемом было пространство, синее небо и водная гладь реки. Пахнуло прохладой. Метрах в трех от нас скользила лодка, улыбающийся парень налегал на весла и влюблено смотрел на сидящую перед ним девушку с венком на голове. Девушка пела… Афиноген пошлепал прямо по воде, прошел мимо лодки и, подозрительно быстро дойдя до середины реки, внезапно растворился. Я стоял болван болваном, у ног плескалась вода, лодка разворачивалась ко мне носом. Прямо перед лицом пролетела какая-то птица. Я отшатнулся. И вдруг появилась лошадь, везшая огромный стог свежескошенного сена. Приятный душистый запах так и ударил в нос. Рядом вышагивал бородатый мужик в подпоясанной рубахе. А из сена неожиданно вышел Афиноген и вместе с ним круглолицый мужчина средних лет. Я ошалел, не знаю что и подумать.
— А, — засмеялся Афиноген, — ведь в двадцатом веке были эти ящики, как их… телевизоры. Здесь тоже самое, только большое и объемное, можно смотреть сбоку и сзади, и если хочешь — изнутри. Ну, знакомьтесь, а я побежал.
Тока возбужденно заходил взад-вперед. Невысокого роста, пухленький и весь какой-то кругленький, с топорщившимися на голове короткими волосенками, он был подвижный и упругий, как мячик. Остановившись напротив меня, он недоверчиво спросил:
— Ты серьезно из того убийственного века?
— Представь себе, из того. Но почему убийственного? Это был атомный век, век электроники…
— Но в основном-то вы там дрались. Две мировые войны устроили, а сколько помельче! Ты тоже был солдатом?
— Был.
— Неужели убивал? — Тока посмотрел на мои руки, будто они в крови.
— Нет, я просто служил в армии в мирное время — это почетная обязанность.
— Странная обязанность. Да что я к человеку привязался, если уж такая эпоха была. Прости, друг, — Тока передвинул рычажок на панельке: секретер свернулся, диван раздвоился и образовался уютный уголок:
— Сядь, пожалуйста, я с удовольствием выслушаю тебя.
Я подробно рассказал о своем загадочном появлении. Тока задумчиво теребил пальцами подбородок:
— Да-а. Такого в истории еще не было, не считая, конечно, паландриков. Но они спят не больше двухсот лет и все на учете. А само собой перенестись через четыреста лет без подготовки, без техники… затрудняюсь сказать. Никто не поверит.
— А ученые?
— Им факты нужны.
— Так я сам факт. Живой, притом.
— Ты-то факт, но подтверждающих фактов нет.
Узнав, что я слесарь-газовик, Тока нахмурился и сказал, что специальности у меня вообще нет, поэтому с жильем будет туго. Естественно, у меня к Токе было много вопросов. Мы долго сидели, и я все спрашивал и спрашивал. Ну, об этом отдельный рассказ. Скажу лишь о главном, что порадовало: разоружение хоть и со скрипом, но все-таки состоялось, начали с малых ядерных зарядов и добрались до межконтинентальных ракет — все уничтожили. Постепенно взялись и за обычное вооружение, пока на планете ни одного танка, ни одной пушки не осталось. А потом и автоматы с пистолетами переплавили. И прекрасно обходились без армий. Случались, конечно, крупные международные конфликты, да много ли кулаками навоюешь. И еще, не менее главное — природу уберегли. Земной шар окутывает чистая атмосфера.
Нашу беседу прервал Афиноген. Он откуда-то притащил огромную, в свой рост, куклу, в точности похожую на него и в такой же одежде, пожелал нам приятной беседы и вместе с куклой пошел спать. А мы все сидели, говорили, живали хариусов домашнего копчения и запивали солоноватым зеленым чаем. была поздняя ночь, а на улице достаточно светло. Я поинтересовался: почему не темнеет?
— Это Лунета, — сладко зевнул Тока. — Система зеркал в космосе. Давай спать Александр. Я нарушаю режим. Какой ты воздух любишь? Морской, горный, степной?
— Люблю запах хвои.
Я вошел в свою спальню. Сразу запахло хвоей. Очень хотелось спать, но заснуть долго не мог, уж очень в необычном положении оказался. И почему именно я? Есть какая-то причина. И я чувствовал, что откроется и свершится нечто потрясающее, такое, что даже для фантастики будет невероятным. А пока нужно было думать о своем месте в новой жизни.
Утром Тока и Афиноген старательно и добросовестно делали гимнастику, и было видно, что они получают от этого удовольствие. Я сроду гимнастикой не занимался, а тут без лишних слов присоединился к ним. После зарядки плавали наперегонки в домашнем бассейне, и я всегда был на последнем месте. Вкусно позавтракали. Афиноген сразу, кряхтя от натуги, куда-то потащился со своей куклой. Мне почему-то стало смешно. Тока хотел остановить мальчишку, но со словами: «А, пусть», безнадежно махнул рукой и стал мне показывать свой микровольер, где уживались и кролик, и белка, и суслик, не говоря уж о кошке и собаке. Тока называл каждое животное по имени и улыбался. Потом не на шутку встревожился долгим отсутствием аиста. Приятный и забавный человек, я бы с радостью согласился жить у него. Похоже, что он неженат, и я набрался наглости спросить его об этом.
— Я семейный, — ответил он, и взгляд его потускнел. — Меня считают неполноценным человеком. Они вида не подают, но я-то вижу. Моя Серафима все свободное время проводит на работе. А вчера уехала в Шанхай выращивать птерозавра — вымершего летающего ящера. Я не обижаюсь, это ее работа, ее увлечение. А сын наш сейчас в Австралии, это по школьной программе путешествие. Ты посмотри на моего племянничка Афиногена. Шалопай. Его класс на экскурсии на подводный вулкан в Атлантике, а он сбежал, пользуясь тем, что папка с мамкой легли на полторы недели в радиоку — тоже захотели видеть мир в радиоволнах. Мода такая пошла. Я считаю это лишним, довольствуйся теми чувствами, которые получил от природы. И на старинные имена давно уже мода. Жену мою Серафимой зовут, ее сестру — Ярославной. А я — Харлампий, но отзываюсь на Току, это по первым словам фамилии Токарев. Вот такие дети мы и есть.
Я думал, что люди будущего будут разговаривать таким заумным языком, употреблять такие заковыристые обороты речи, что сразу их и не поймешь. А в действительности, язык их чрезвычайно прост и понятен. Приятно слушать. И притом я, как дитя своего времени, рассказываю по-своему, рассказываю так, как все воспринимал.
Тока привел меня в яйцеобразное желтое здание без окон, в моем понимании — домоуправление. Без людей. И велел вслух сказать основное о себе и о том районе, где бы я хотел жить. Я, наверное, лепетал не то что надо, но невидимый администратор все лишнее отбросил и выдал адрес.
Это был старинный двенадцатиэтажный дом из силикатного кирпича. Помню, их только начали строить при мне с так называемой улучшенной планировкой. Всякий стремился попасть туда, но устраивалось в основном начальство. Трехкомнатная квартира, лоджия, балкон. Тока по-хозяйски прошелся по комнатам, заглянул в туалет, потоптался на балконе и вышел оттуда с виноватым видом:
— Я предупреждал тебя, что с жильем будет туго. Так что не обижайся, но холостым неспециалистам дают только такие паршивые квартирки. В «горах» и «на лугу» тут не поспишь. Даже сокопровода нет, зато вода — родниковая.