Чарующий лес, но и жуткий, бродишь в нем смущенный, подавленный обилием впечатлений. Вот отвратительный кайман сползает в реку, серовато-серебристый ленивец висит на ветке вниз головой, добродушный тапир провожает нас флегматичным взглядом. Над головой кричат разноцветные попугаи. Осиное гнездо мы обходим стороной, не приведи господь растревожить этих летунов. Я хотел сорвать для Юлии причудливую голубую орхидею, но едва притронулся к ветке, как на руку с остервенением набросились огненные муравьи. Не стесняясь девушки, я взвыл от боли и бешено запрыгал. Это какое-то наказание! В другой раз я оступился и, чтобы не упасть, схватился за упругие листья. И опять взвыл от боли. Но это были не муравьи, меня ужалили сами листья. Да пропади она пропадом такая экзотика! Я раздраженно пнул поваленный ствол дерева, а он рассыпался в труху и оттуда выскочили ядовитые сколопендры. Мы с Юлией бросились в разные стороны.
— Не хочу так чувствовать природу! — взревел я.
Юлия смеялась, но лицо ее было опухшим и красным. Она растирала руки и ноги. Осмотрела мою ладонь, пожалела меня и погладила по щеке.
— Ничего, милый, заживет. Мы с удовольствием будем вспоминать об этом.
— Пойдем назад, Юля. Я по опыту знаю, что раз день наперекосяк начался, то обязательно наперекосяк и закончится. Вот увидишь, змея ужалит.
Змея не ужалила. Но невесть откуда налетели злющие комары, будто кто нарочно натравил их на нас. Вот от них-то не было спасения! Как начали кусать, да с таким остервенением, да так безжалостно. Это что-то ужасное. Едва избавились от них, погрузившись с головой в мутную протоку, кишащую пиявками, которые тоже обрадовались нашему появлению.
Совершенно измученные, обессиленные, морщась и кривясь от боли, мы доковыляли до поселка. Бразильцы укоризненно покачивали головами, ведь предупреждали нас, помогли вымыться, смазали мазью, наложили повязки.
Юлия ушла в свою комнату и просила без надобности не беспокоить ее. От ужина она отказалась. Уж теперь-то она не пойдет в лес без защитного костюма. Мазь успокаивала боль, но лицо опухло и горело. Губы разворотило. Правая ладонь вздулась, волдыри посинели. Пришел местный врач и обработал ладонь темной тягучей жидкостью.
Глава 13
Я твердо решил, что ноги моей больше в лесу не будет. Но утром — удивительное дело — меня снова потянуло в лес. Вот не хочу, боюсь, а неведомая сила так и тянет туда. На завтрак, смущенно улыбаясь, вышла Юлия, сама на себя не похожая, лицо опухшее, глаза заплывшие, но все равно, хоть лопни, красивая.
— Опять туда? — кивнул я в сторону леса.
— Обязательно, Саша. Надо пользоваться случаем набраться впечатлений. Разве плохо нам с тобой?
— С тобой мне всегда хорошо. Но пойдем опять без защитных костюмов? — мне показалось, что я не выдержу и заплачу.
— Разумеется, зачем они нам. Только на этот раз мы поплывем по реке.
Но поплавать нам не пришлось: нас срочно вызвали на переговорный пункт и сказали, что приняты и запеленгованы сигналы переместившейся из Атамановки секции, и не желаем ли мы слетать за ней. Мы без колебаний пожелали. Секцию нашли быстро, подцепили ее прямо с плазмолета и на весу доставили в стратопорт. На стенке секции рукой Владимира было написано: «Шура, Юля. Вылетайте. Отдохнули — хватит». Планколет стоял на готове и тихо урчал. Секцию погрузили, и мы распрощались с гостеприимными бразильцами.
В Атамановке нас ждали.
— Какие вы красивые! — удивился Владимир.
Юля стыдливо прикрыла лицо ладонью.
— Комарики искусали.
— Плохо искусали, — нарочно язвительно сказал Вовка. — Надо было бы пошибче да поволдырестее.
— Восьмая по счету, — кивнул Владимир на выгруженную из планколета секцию. — А первые семь, когда не нужно, попали точно на астероид.
Им не терпелось вскрыть секцию и узнать что-то новое. Но приборы совершенно ничего не показали, будто секция совсем не перемещалась. Возникло сомнение, был ли вообще ее выход в межзвездное пространство? Однако по количеству затраченной на перемещение энергии, секция, несомненно, побывала в космосе.
При повторной проверке выяснился любопытный факт: часы на секции отстали от земного времени на три и одну десятую секунды. Часы были исправны, но, тем не менее, три и одна десятая секунды были выброшены из общего хода времени. Сотрудники недоуменно пожимали плечами.
— А что тут гадать, — как бы между прочим заметил Вовка. — Секция побывала в пространстве с обратным ходом времени.
— Это мысль, — оживился Владимир. — Как же я сам до этого не додумался.
— Я знаю, почему, — серьезно сказал Вовка. — Потому что твой мозг против моего намного тяжеловеснее, пока раскачается, да пока сообразит. Ты даже до этого не догадался. Куда уж там до обратного времени.
— Ну обязательно ему подкусить меня надо, — усмехнулся Владимир. — И в кого такой уродился?
— Пожалуй, верно, — сказал Добрыня. — Обратный ход времени просто стер все показания приборов.
— Ну, нет, — не согласился Захар. — Принцип причинности и следствия незыблем! Течение времени можно ускорить или замедлить, но чтобы оно шло вспять, сами понимаете, такого быть не может.
— Может! — четко сказала Юлия. И было столько убежденности и силы в одном этом слове, что Владимир не удержался и бросился к девушке:
— Юля, дай я тебя расцелую! Как единомышленника и друга.
Как всегда, разгорелась жаркая дискуссия, пошли в ход незнакомые мне термины. Ничего непонятно! В такие минуты я чувствовал себя неполноценным человеком. А когда дело дошло до формул, то я сразу становился ничтожеством. Оппоненты Владимира и Вовки были по-своему правы, и их аргументы были убедительными. Братья со всеми доводами соглашались, но стояли на своем — там, где побывала секция, время идет вспять, потому оно и стерло все показания приборов. Вовка кричал, что он единственный и первый в мире человек, который абсолютно помолодел на целых три и одну десятую секунды.
Вошедший Тарас прекратил споры и напомнил, что главная их задача — добиться стопроцентного попадания секций на астероид.
Вовка жил у Владимира. Но недолго. Еще в первый вечер они что-то не поделили, и чем дальше, тем чаще ссорились.
— Трудно нам, братьям, ужиться под одной крышей, — сказал мне однажды Вовка и, показав на Владимира, заговорил нарочно громко, чтобы тот услышал его. — Это такой бугай, такой бугай …. Забирай меня к себе, Шурик, пока я его в нокаут не послал.
— Уматывай, — сказал Владимир. — И чем быстрее, тем лучше. Это такой маленький идиотик, такой идиотик…. Сил моих больше нет!
Вовка переселился ко мне. Я перенес его квартиру-ящик с крохотной кроваткой и гардеробом. Два молодцеватых парня в бинокулярных очках сооружали ему спортплощадку, мастерили различный спортинвентарь. Вовка не придирался к ним, только поторапливал и был недоволен тем, что ему не с кем состязаться в беге, прыжках и упражнениями на снарядах. Ему и побороться хочется, и силой померяться. А с кем? Но жили мы с ним мирно. В институт он ходил сам, никакой опеки над собой не терпел, на неудобства не жаловался, правда, иногда привередничал в еде. В лаборатории для него сделали несколько маленьких лифтов и в разных точках оборудовали рабочие уголки. С Владимиром он отлично срабатывался, не ладили они только в быту.
Гипотеза о существовании в центре галактического ядра скопления «черных дыр» и даже праматерии, то есть осколков Большого Взрыва, нуждалась в доработке и экспериментальном подтверждении. Было установлено, что промах секций происходил во время флуктаций в галактическом ядре. Разгадкой этих процессов и занимались физики-планкеонщики, астрофизики, вакуумщики и пространственники. Были извлечены из архивов старые теории о физической сущности течения времени вспять. Где находится это необычное пространство, а точнее антипространство, как оно влияет на галактическое ядро? Тут, по словам Владимира, были «великий хаос и неразбериха». Все-таки общими усилиями нашли все замысловатые закономерности и научились предсказывать точное время флуктаций. Система была десятки раз проверена и перепроверена, пока не убедились в ее правильности и абсолютной надежности. Задача хоть и была решена, но проблема антивремени осталась.
Тогда давно подготовленный отряд специалистов для помощи Потапову и Попову было решено отправить на астероид. Владимир опять сделал попытку попасть в отряд, но туда его не включили. Вовку же приняли без разговоров. Он торжествовал:
— Ого-го! Дождался! Ты уж прости меня, браток, но ты сам меня специально для этого создал. Но поскольку я — это ты, значит и ты, можно сказать, включен в отряд, ты побываешь на астероиде в моем лице — довольствуйся этим. Забудем наши мелкие ссоры и обиды. Предлагаю больше никогда не ссориться.
— С тобой-то? С таким вредным? Ты даже сейчас надо мной издеваешься.
— Володя, это ты вредный, а не я. Мне маленькому и обиженному надо уступать.
— А меня большого и тоже обиженного, надо слушаться.
— На сколько хватает сил, на столько и слушаюсь.
В тот же день спасательно-строительный отряд поэтапно, по три человека, начали перемещать на астероид. Вовка попросился в первую группу и был в ней из-за малой своей массы четвертым. Провожали без цветов, без музыки, без напутственных речей — деловые люди «ехали» на работу, в командировку. Кто взял с собой любимую вещичку, которая бы напоминала о доме, о семье. Кто взял просто горстку земли. А Вовка собрался капитально, прихватил с собой всю квартиру-ящик с мебелью и посудой. Весь шкаф занимала колода карт для Потапова и Попова. Был еще у него специально изготовленный в одном экземпляре маленький скафандр, потому что Вовка не желал оставаться всегда на станции, он тоже хотел наравне со всеми работать в открытом космосе. Хоть он и пыжился перед стартом, и развязно хихикал, но волнения скрыть не мог.
— Прощаться не будем, — сказал он в последнюю минуту. — Мы ненадолго — туда и обратно. До свидания, мой любимый, вредный братан. До свидания все мои добрые друзья! — он протянул руку, и мы по очереди пожали ее пальцами. — До встречи, Шурик. Оставляю тебя Вовику. Будь здоров, Добрынюшка! Не вешай нос, Тока! Не грусти, Юлька! Я вас не подведу!