Хотя планы такие, судя по всему, имелись. Руководство ордена прежде всего было заинтересовано в покорении местных язычников. Одной военной силы для этого было недостаточно. Необходимо было выстраивать отношения с конкурирующими центрами в регионе. Прежде всего с Новгородской землей. Житие Александра Невского рассказывает о визите одного из руководителей ордена в Новгород: «И сего ради некто силенъ от Западныя страны, иже нарицаются слугы Божия, от тех прииде, хотя видети дивный възрастъ его, яко же древле царица Южичьская приходи к Соломону, хотящи слышати премудрости его. Тако и сей, именемъ Андреяшь, видевъ князя Александра и, възвратився къ своимъ, рече: „Прошед страны, языкъ, не видех таковаго ни въ царехъ царя, ни въ князехъ князя“». Из влиятельных лиц, имевших имя Андрей или Андрияш, на роль вельможного визитера подходит Андреас фон Вельвен, который был ландмейстером Ливонского ордена в этот период. В западных источниках визит не описан, но он был вполне вероятен. Как было показано выше, отношения русских с немцами в Балтийском регионе были многоаспектными и не сводились лишь к вражде.
В целом политическая обстановка в начале XIII в. в Восточной Европе может быть охарактеризована как сложная. Появление монголов и усиление католической экспансии создавали целый комплекс трудноразрешимых проблем, над решением которых пришлось всю жизнь трудиться герою нашей книги.
Глава 4Начало самостоятельного правления князя Александра Ярославича
Самостоятельное княжение началось в 1236 г. Отец, князь Ярослав, ушел княжить в Киев. И не просто оставил сына в Новгороде, как бывало раньше, а именно «посадил», то есть сделал князем уже вполне официально[113].
Безвестный автор «Жития Александра Невского» рисует нам князя красивым человеком, громогласным, сильным и смелым: «Но и взоръ его паче инех человекъ, и глас его – акы труба в народе, лице же его – акы лице Иосифа, иже бе поставилъ его египетьскый царь втораго царя въ Египте, сила же бе его – часть от силы Самсоня, и далъ бе ему Богъ премудрость Соломоню, храборъство же его – акы царя римскаго Еуспесиана, иже бе пленилъ всю землю Иудейскую»[114]. Нужно, однако, понимать, что это не «словесный портрет», а скорее «словесная икона», призванная показать князя личностью библейского масштаба.
На настоящих иконах князя принято было изображать либо в виде схимонаха (князь перед смертью принял схиму под именем Алексий), либо в виде сидящего на коне воина. Вот как описывают внешность князя иконописные «подлинники» (то есть словесные инструкции для иконописцев) XVI–XVII вв.: «Брада аки Козмина, в схиме, кудерцы видеть маленько из-под схимы, риза преподобническая, испод дымчат, в руке свиток сжат, сам телом плечист»[115]. Там же, где Александр изображался в виде князя-воина, писать его следовало так: «Преподобный Александр Невский аки Георгий: риза – киноварь, испод – лазорь»[116].
Начиная с эпохи петровских реформ преобладающим стал тип иконы, на котором князь изображается «в княжеской одежде или в горностаевой мантии, в броне, с лентой своего ордена через плечо, в царской короне или в шапке из горностая, с крестом и нимбом над головой, с мечом в левой руке и на коне»[117]. Увы, изображения на иконах не могут дать нам представление о реальной внешности князя, а лишь о том образе, который закрепился за ним в культуре. Восстановление внешности князя по методике М.М. Герасимова также проблематично, хотя его мощи сохранились. О характере этих проблем будет сказано далее.
В 1239 г. князь Александр женится. Невестой его стала дочь полоцкого князя Брячислава Васильковича. Однако на этом достоверная информация о женах Александра заканчивается. В.Н. Татищев называет дочь полоцкого князя Параскевой. Откуда взял это имя «последний летописец», не ясно[118], сам он не указывает источник своей информации. Н.И. Карамзин отмечает, что в Успенском княгинином монастыре во Владимире «стоят три гроба: первый (как означено в надписях) Великой княгини Александры, супруги благоверного князя Александра Невского, второй дщери его, княжны Евдокии; а третий (на левой стороне), благоверной княгини Вассы, второй супруги Александра Невского»[119]. Свидетельство Карамзина выглядит более надежным. Могилы эти можно было наблюдать еще и в начале XX в.[120] Однако монастырский храм, в котором рассматривал гробницы Карамзин, построен в XV в. на месте прежнего, разоренного в годы монголо-татарского нашествия. Велика ли вероятность, что могилы могли уцелеть? В советское время Успенский храм эксплуатировался сначала в качестве зернохранилища, потом как музей. Монастырское кладбище уничтожено[121]. Поэтому даже тот интерьер, который наблюдал Карамзин, не сохранился да наших дней[122]. Пролить свет на этот вопрос могло бы археологическое исследование подземелий храма.
Как бы ни звали жену князя, по древнерусским представлениям, женитьба означала полное совершеннолетие и начало самостоятельной взрослой жизни, в которую юный князь тут же и включился.
Глава 5Невская битва
Рассказ о следующем 6748 (1240) г. в Новгородской первой летописи начинается с описания грандиозного нашествия: «Придоша Свеи в силе велице, и Мурмане, и Сумь и Емь в кораблихъ множество много зело»[123]. Случившаяся затем Невская битва обросла в отечественной культуре огромным шлейфом текстов, которые сами по себе являются интересным материалом для изучения.
Очевидно, наиболее простым и до известной степени непосредственным повествованием о Невской битве является сообщение Новгородской первой летописи (НIЛ) старшего извода, составленное современником «по горячим следам».
Узнав о грозящей угрозе, молодой князь немедля с отрядом новгородцев и ладожан «приде на ня, и победи я силою святыя Софья и молитвами владычица нашея богородица и присно-девица Мария, месяца июля въ 15»[124]. Разумеется, даже самый «непосредственный» рассказ не может считаться прямым «отражением» произошедшего события. Повествование летописца носит следы весьма распространенного во все времена желания изобразить воинский подвиг своих сограждан более весомым, значительным. Поэтому потери сил противника в сравнении с потерями новгородцев выглядят неправдоподобно большими: шведы загрузили мертвыми телами «вятшихъ» мужей два корабля, а остальных «бещета» зарыли в выкопанную яму. Новгородцев же вместе с ладожанами пострадало двадцать человек. Вряд ли летописный нарратив (как и любой другой) даст возможность ближе подойти к реальным обстоятельствам битвы. Но само это наивное стремление самыми простыми средствами приукрасить битву является свидетельством близости автора сообщения произошедшим событиям.
В дальнейшей литературной традиции повествование развивалось, накапливая дополнительные подробности как событийного, так и религиозно-символического характера. Произошла «канонизация» Невской битвы изначально в контексте церковного, православного дискурса, а затем и в контексте дискурса светского, ученого и школьного. На определенном этапе развития текстов, повествующих о Невской битве, у многих исследователей и исторических писателей возникло желание провести «деконструкцию нарратива» и ниспровергнуть заученные со школы штампы.
Весьма популярной стала точка зрения, что Невская битва – и не битва вовсе, а «мелкое столкновение», «не имевшее большого значения». Эта идея стала особенно популярна среди западных специалистов по средневековой русской истории. Именно так трактует события британский историк Джон Феннел в своей книге «Кризис средневековой Руси 1200–1304», вышедшей в 1983 г. в Лондоне: «„Великая сеча“ была не более чем очередным столкновением между шведскими отрядами и новгородскими оборонительными силами из происходивших время от времени в XIII и XIV веках»[125]. Ему вторит Джанет Мартин, профессор университета Маями, в книге «Medieval Russia, 980—1584», впервые увидевшей свет в 1986 г.: «The Swedish attack on the Neva Riverin July 1240 was one of along series of hostile encounter sover the seissues, not, asis sometime sasserted, a full-scale campaign timed to take advantage of theRussians’ adversity and aimed at conquering the entire Novgorodian realm. Nevertheless, Alexander’s victory there was celebrated and became the basis for his epithet Nevsky»[126]. Выводы Дж. Феннела и Дж. Мартин выглядят весьма оригинально. Однако нужно заметить, что на их рассуждения, судя по всему, часто оказывают весьма серьезное воздействие трудности с прочтением древнерусских текстов. Чтение оригинального древнерусского текста превращается в самодовлеющую задачу, которая лишает исследователей возможности адекватно оценивать контекст. Иначе сложно объяснить то, что и Феннел и Мартин упустили из виду, что следующее обострение конфликтов со шведами началось только в 90-х гг. XIII в., то есть полвека спустя после Невской битвы. До этого летопись не содержит сведений о столкновениях шведов с Русью, в которых шведы бы выступали активной стороной. Вновь устроить военный поход на Русь решились даже не дети, а внуки тех шведов, которые были разгромлены в 1240 г. То есть если и выстраивалась «серия», то весьма редкая. С тем же успехом «серией» можно назвать мировые войны, между которыми прошел вдвое меньший срок. Если бы исследователи прочитали летопись целиком, такого недоразумения можно было бы избежать.