Естественная магия, как выразился сэр Уолтер Рэли, один из ее защитников, «выявляет сокровенные добродетели и извлекает их из скрытых недр Природы для использования людьми: Virtutes in centro centri latentes (Добродетели, скрытые в центре мироздания)». Противостоящая такому подходу «точка зрения Святого Фомы была изложена в строго аристотелевских терминах, то есть в терминах, которые предполагали контактное действие в качестве эффективной причинно-следственной связи, исключали действие на расстоянии посредством симпатии-антипатии и мировой души и были с трудом совместимы с понятием чудесных эффектов, производимых при помощи “естественных” средств. Другими словами, точка зрения св. Фомы вытекала из того, что экстраординарное использование “естественных” законов для создания экстраординарных природных эффектов было возможно только благодаря вмешательству демонов»[260]. Аристотелизм схоластов был строго рациональной системой, так что иррациональные события рассматривались как сверхъестественные и часто как демонические. Это противоречило более гибкой мистической неоплатонической системе, которая была шире в своем принятии того, что считать естественным. Схоластический аристотелизм, соответственно, должен был еще усилить тенденцию, уже наметившуюся в рамках августиновской традиции, к смещению магии в сторону ведовства.
Именно идея договора с дьяволом объединила магию и ведовство. Хотя схоласты были в первую очередь последователями Аристотеля, некоторые из них готовы были признать, что естественная магия существует. Тем не менее они верили, что для большинства магических действий требуется помощь демонов. Но если кто-то призывает демонов, чтобы они помогли ему совершить магию, он должен предложить демонам что-то взамен, поэтому с ними нужно заключить негласный договор. Различие между гласным и негласным договором четко определил Альберт Великий: в гласном договоре человек буквально заключает договор с дьяволом лицом к лицу а-ля Фауст; в договоре негласном человек совершает действие, которое не могло быть выполнено без демонической помощи и, следовательно, без того, чтобы оказать демонам ответную услугу. Гильом Овернский утверждал, что вся магия основывается на негласном договоре, а Фома Аквинский расширил этот аргумент, включив в него даже астрологию. Демоны – это зло; магия предполагает негласный договор с ними, следовательно, любая магия – это зло. По этой причине средневековое и современное христианство никогда не признавало различий между «белой» и «черной» магией и объявляло всю магию демонической.
Под влиянием народных представлений схоластический взгляд на договор с дьяволом в этот период начал претерпевать важные изменения. Раньше люди заключали сделки с демонами на относительно равных условиях. Старые идеи сохранились в фаустовской традиции заключения договоров, а также в рассказах о попытках людей перехитрить меньших демонов. Но в своих отношениях с дьяволом, с самим Сатаной, человек как сторона договора рассматривался не как равный участник сделки, а как подданный, совершающий оммаж своему господину. Это поспособствовало дальнейшему развитию идеи о взаимосвязи поклонения Сатане и классического ведовства.
Другим элементом, на который схоластическая мысль оказала влияние, но практически не добавила к ней ничего нового, была сексуальная связь между людьми и демонами. Хансен преувеличивал, когда утверждал, что нет никаких свидетельств плотских сношений между ведьмами и демонами до XIII века[261]. Однако в действительности случилось так, что идея такого сексуального союза приобрела новую окраску. Идеи о том, что демоны под видом инкубов и суккубов вступали в половую связь с людьми, а также о том, что еретики или ведьмы устраивали оргии во время своих ночных встреч, восходят к XI веку. Но идея о том, что ведьмы совершают ритуальное совокупление с дьяволом в своей синагоге, была новой. Однако, как и все новые идеи колдовства, эта брала начало в народной легенде, и схоласты по большей части не выходили за рамки ранней идеи об инкубах, обсуждая только вопрос о том, облекают ли демоны свои воздушные тела материей для плотского соития или они крадут человеческую сперму, превратившись в суккуба, и испускают ее в качестве инкуба.
Эти новые аспекты ритуального сношения значительно повлияли на феномен ведовства. Хотя демоны могли действовать по своему желанию как инкубы или суккубы, ритуальное совокупление обычно приписывалось женщинам, а не мужчинам. Это потому, что человеческое воображение сделало дьявола, как и Бога, мужчиной, несмотря на то что христианская религиозная мысль считала демонов и ангелов бесполыми, а также потому, что давняя традиция, заложенная апостолом Павлом, считала женский пол слабее мужского физически, умственно и морально. Гильом Овернский утверждал, что именно женщины, а не мужчины, обманывают себя, полагая, что они могут совершать полеты по ночам, так как их разум слабее и более подвержен иллюзиям[262]. Абеляр обвинял Элоизу в том, что она привела его к гибели через плотское искушение, как Ева привела к гибели Адама и как женщины всегда поступают с мужчинами. «Молот ведьм», опубликованный в XV веке, считал женщин особенно восприимчивыми к демоническому искушению из-за их многочисленных слабостей. Именно по этой причине обвинения в ведовстве предъявлялись именно женщинам.
Любопытно, что эта точка зрения развивалась одновременно с идеями о куртуазной любви, которые показывали женщин существами более возвышенными и духовными, более утонченными и менее грубыми, чем мужчины. Двойственность представлений о женщинах сохранилась и в XX веке. Не так давно иррациональность обоих взглядов была наконец признана: к женщинам следует относиться не лучше и не хуже, чем к мужчинам. Если бы не было преувеличенного презрения к женской морали и, возможно, преувеличенного уважения к ее магическим способностям, то бремя обвинения в ведовстве, возможно, не пало бы на женский пол.
К оборотничеству и ночным полетам схоласты подходили так же традиционно, как и к ритуальному соитию. Демоны могут использовать природные силы, чтобы вызвать определенные чудесные процессы, или они могут вводить в заблуждение людей, совершая перед их глазами мнимые чудеса, но на самом деле они не могут менять облик. Демоны могут перемещать людей по воздуху, но очень редко и только по велению Бога. Самым значительным библейским обоснованием этой веры была история о том, как дьявол поднял Иисуса на высокую гору во время искушения в пустыне. Однако, как утверждает Хопкинс, нет никакой реальной связи между идеей восхи́щения[263] и полетом ведьм. Схоласты вовсе не были новаторами в этом вопросе: все они, включая Александра Гэльского, Фому Аквинского и Иоанна Фрайбургского, придерживались Canon Episcopi и утверждали, что ночные полеты с Дианой – иллюзия[264].
Двумя схоластами, оказавшими наибольшее влияние на развитие феномена ведовства, были Фома Аквинский и Гильом Овернский – Фома Аквинский из-за своего авторитета, а Гильом потому, что он больше остальных занимался этими проблемами[265]. Ночные полеты реальны, утверждал Гильом, но они совершаются не людьми, а демонами. Их называют «повелительницами ночи» или «геллекинами», и возглавляет их Абунданция или Сатия. Они летают по воздуху, проникают в погреба, где едят и пьют приготовленные для них угощения, а взамен приносят процветание в дом. Другим демонам Бог попускает убивать детей, чтобы наказать их родителей. Эти стриги или ламии едят детей, которых они похищают; но они тоже демоны, а не женщины, как полагают некоторые люди. Есть те, кто прибегает к помощи демонов, совершая магические ритуалы, и, следовательно, они виновны в заключении договора с этими демонами и поклонении им. В худшем случае ритуалы проводятся в пещерах, где они поклоняются Люциферу, принявшему облик черной кошки или жабы. В знак поклонения они целуют зад кошки или рот жабы[266].
Как и у большинства схоластов, взгляды Фомы Аквинского на магию, ересь и демонологию во многом следовали августиновской традиции и совершенно не затрагивали представлений о ведовстве, содержащихся в народной литературе. Те, кто пытается возложить на Фому ответственность за охоту на ведьм, игнорируют этот факт и не учитывают, что его влияние при жизни и в течение почти двух следующих веков было ограниченным. В середине XV века он наконец стал авторитетной фигурой, но к тому времени одержимость ведьмами была в самом разгаре. Католические охотники на ведьм XV и более поздних веков действительно черпали обоснование своей деятельности в трудах Фомы, но это было естественно, учитывая тот факт, что они использовали в своих интересах все, что только могли найти у почитаемых богословов, и подливали масло в огонь.
Фома Аквинский придерживался традиционной точки зрения, согласно которой демоны действуют исключительно по велению Божьему. Люди, практиковавшие магию, действительно заключали, по мнению Фомы, негласный договор с Сатаной, но он скептически относился к идее о том, что кто-либо когда-либо заключал гласный договор. Как и все остальные, он верил в реальность малефициума, но ни в коей мере не отступал от скептицизма Canon Episcopi и настаивал на том, что ночной полет был иллюзией. Он верил в инкубов: демонов он считал разумными субстанциями, обитающими в воздухе, и им было позволено Богом принимать телесные формы и совершать половые акты. Однако это не имеет ничего общего с описаниями оргий еретиков и тем более с ритуальными совокуплениями на шабаше. По этим четырем важнейшим пунктам – пакту, полетам, малефициуму и ритуальным сношениям – великого схоласта ни в коей мере нельзя считать ответственным за формирование элементов, которые впоследствии составят классический образ ведьмы. Фому Аквинского можно было бы обвинить только в том, что аристотелевская система, которой он придерживался, способствовала без