умному увлечению ведьмами.
Репрессии и инквизиция
Начиная с XI и до середины XIII века самым сильным побудительным мотивом для преследования ведьм стала народная истерия, которая выражалась как во влиянии на законы, так и в насилии, творимом за рамками закона. Ненависть к инакомыслящим и неверным, которая привела к крестовым походам и погромам, привела также к линчеванию предполагаемых ведьм, и нет никаких свидетельств, что в Средние века народ противился линчеваниям или судебным процессам над ведьмами[267].
Под давлением народа и в связи с возрождением римского права судебные разбирательства против еретиков, колдунов и ведьм становились все более суровыми. Эта суровость и непреклонность, в свою очередь, еще прочнее закрепила общий образ ведьмы, так что ужесточение законов и массовая истерия подпитывали друг друга. До XIII века умеренность в судебном преследовании инакомыслящих была правилом, поэтому в 1080 году папа Григорий VII мог написать королю Дании Харальду, чтобы тот остерегался обвинять несчастных женщин в болезнях, морозах и других неблагоприятных явлениях[268].
В XI и в большей степени в XII веке наказания и судебные процессы со стороны как светских, так и религиозных судов стали более жестокими. С богословской точки зрения позиция инакомыслящих была шаткой. По мнению большинства средневековых богословов, никакого незаконного насилия над евреями, неверными и еретиками, преданными мечу по приказу Церкви, не совершалось: у этих людей не было никаких прав, которые можно было бы нарушить. Хотя богословы признавали, что все люди созданы по образу Божьему и даже что Иисус умер за всех людей, неверные в силу своего преднамеренного выбора отсекали себя от рода человеческого. Святой Августин считал, что человек не имеет права на инакомыслие. Он и его последователи настаивали на том, что заблудшие не имеют прав и что незнание закона Божьего не является оправданием[269]. Святой Фома Аквинский в какой-то момент склонялся в сторону права человека поступать по совести, но затем все же продолжил утверждать, что ересь есть грех, потому что такая степень невежества должна быть результатом преступной небрежности. Настойчивость Абеляра в отношении абсолютного права человека на свободу совести была почти уникальной в средневековой моральной философии.
Наиболее распространенным оправданием применения Церковью силы, особенно близким духу Средневековья, был аргумент о том, что законно принуждать к спасению тех, кто в противном случае отверг бы его. Отрывок из Евангелия от Луки 14:17–24 – «…и убеди придти[270], чтобы наполнился дом мой» – часто цитировался как подтверждение идеи о том, что пытки или угроза смерти могут привести к спасительному покаянию. Если все остальное не удавалось и обвиняемый должен был быть казнен, оставалась надежда, что в свои последние минуты он сможет покаяться и примириться с Богом. Другим распространенным аргументом было то, что ересь приравнивалась к государственной измене. Оскорбление величества (лат. crimen laesae majestatis) было преступлением, караемым смертной казнью в Римской империи, и христианские императоры и их законодатели приравняли религиозное преступление против Христа к политическому преступлению против императора. Кодекс Феодосия (IX, XIV, 3) и Свод Юстиниана (IX, VIII, 5), которые сами были основаны на предыдущих законах римских императоров, утверждали, что ересь была оскорблением величества Христа и, следовательно, была столь же достойна смерти, как и измена императору, потому что могущество Христа было во много раз сильнее, чем у любого земного владыки[271].
Возрождение римского права в конце XI и в XII веке привело к ужесточению наказаний за преступления, и ведовство не стало исключением. Treuga Henrici, указ Генриха VII от 1224 года, предписывал сжигать всех колдунов и злостных еретиков в империи[272]. По примеру «Саксонского зерцала» (1225) и «Швабского зерцала» (ок. 1275) в некоторых городах (например, в Гамбурге в 1220 г., Бремене в 1303 г. и Любеке в 1400 г.) были приняты законы, согласно которым нужно было отправлять на костер за подозрение в колдовстве, включая призвание дьявола. С конца XIII века королевские дворы, особенно во Франции времен Филиппа IV, очень активно использовали обвинения в ведовстве и суды над ведьмами в политических целях. Утверждение Ли и Хансена о том, что светские суды никого не преследовали за ведовство до 1400 года, абсолютно ошибочно; если их утверждение принять на веру, то можно сказать, что феномена ведовства и вовсе не существовало до указанного года[273].
Однако судебное преследование ведьм основывалось на процессах над еретиками, а не над колдунами, и с начала XI века сожжение все чаще использовалось в качестве наказания для злостных еретиков сначала светскими судами, а затем церковными. Выбор огня в качестве предпочтительного средства для искоренения инакомыслия объясняется древним очистительным смыслом огня, который приписывается ему мифологией, а в христианстве выбор был подкреплен аналогией с адом и многочисленными примерами очистительного огня в Ветхом и Новом Заветах[274]. Евреи, греки, германцы и римляне использовали сожжение в качестве наказания за некоторые серьезные преступления, а римляне-язычники создали по крайней мере один прецедент сожжения инакомыслящих, когда своим эдиктом от 297 года Диоклетиан постановил предавать огню предводителей манихеев.
Однако существовала более явная причина принятия сожжения в качестве наказания в Средние века: костер воспринимался как замена ордалии, испытания огнем, которая постепенно выходила из употребления на протяжении XII столетия. Ордалия практиковалась почти всеми индоевропейскими народами, включая германцев и греков: идея заключалась в том, что огонь есть проявление божественной силы, и именно эта сила не позволяет огню причинить вред невинным. Испытание огнем было широко распространено в раннесредневековых судах, и как Флавий Руфин, так и Григорий Турский свидетельствовали, что оно использовалось для доказательства неправоты еретиков или неверных: если они уклонялись от него или получали ожоги, то Бог был не на их стороне. Ордалия была окончательно запрещена Четвертым Латеранским собором в 1215 году: римское право, чей авторитет рос, относилось к ордалии скептически. В некоторых странах стали использовать альтернативные процедуры, такие как система присяжных; канонисты и богословы все чаще утверждали, что испытание было суеверием и нарушением заповеди Второзакония 6:16: «Не искушайте Господа, Бога вашего». Подобные подозрения в суеверии не касались казни на костре, которая была не искушением Бога, а прямой передачей нечестивых в Его руки[275].
Первое сожжение за ересь в Средние века упоминается в связи с казнью Вильгарда из Равенны (ок. 1000), но первый достоверно засвидетельствованный инцидент произошел в Орлеане в 1022 году, а затем в Монфорти в 1028 году. На протяжении XI и большей части XII века сожжение на костре по-прежнему оставалось редким видом казни, не предусмотренным законодательством, – упущение, которое исправили в конце XII столетия. Педро II Арагонский в 1197 году приказал сжигать еретиков, которые вернулись в страну после изгнания, а Иннокентий III в 1198 году призвал казнить еретиков всякий раз, когда страх отлучения от Церкви оказывался неэффективным. Под давлением растущей популярности катаров на юге Франции Иннокентий в 1198 году, используя в качестве обвинения формулировку «измена Христу», призвал к изгнанию инакомыслящих и конфискации их имущества в качестве справедливого наказания. Решительные меры Фридриха II против еретиков в 1224, 1231, 1238 и 1239 годах были одобрены Церковью. Еще в 1184 году Луций III намекал на возможность сжигать еретиков, ссылаясь на отрывок из Евангелия от Иоанна 15:6: «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают». Гонорий III (1227), Тулузский собор (1229) и Григорий IX (1231) одобрили политику Фридриха, и это одобрение стало элементом канонического права, когда было опубликовано как часть Декреталий Григория IX в 1234 году. Традиция сожжения еретиков была естественным образом обращена против ведьм, поскольку ведовство было приравнено к ереси. Начиная с XV века с ведьмами обращались еще жестче, чем с еретиками: их сжигали после первого вынесения приговора, а не после повторного.
Повсеместное применение силы, включающее в себя крестовые походы как против еретиков, так и против неверных, погромы против евреев, а также казни еретиков и ведьм по решению суда, также проявлялось в растущем применении пыток как светскими, так и церковными судами. Пытки – использование принуждения для получения признания или доноса на других людей – сыграли огромную роль в развитии феномена ведовства начиная с XIII века. Мы знаем о том, как сегодня действуют «суды справедливости» в некоторых странах и как невинные люди признаются в чудовищных преступлениях, как только их сломят длительными пытками. В Средние века люди были не более выносливыми. После нескольких дней безжалостных мучений в сочетании с отчаянием от осознания того, как мало людей избежали смерти, настаивая на своей невиновности, редкий обвиняемый мог продолжать сопротивляться[276].
Вопреки мнению теоретиков прогресса, пытки появились не по причине «первобытного варварства темных веков», а из-за рецепции законов Римской империи. От пыток как метода дознания отказывались на протяжении XVII века, однако в XX веке к ним обратились вновь. Не случайно ведовская истерия достигла своего апогея именно в тот период, когда пытки были наиболее распространены. Пытки не породили ведовство, поскольку оно уже существовало, но такой метод дознания раздувал народную истерию, приведшую к массовому уничтожению людей в XVI–XVII веках.