Смысл некоторых из перечисленных действий несколько расплывчат. Порезы и кровопускание могут относиться к идее явного договора, предполагающей, что контракт с Сатаной должен быть подписан кровью. Зажигание факелов, несомненно, является отсылкой к практике проведения празднеств в тайных местах по ночам и оргий, сопровождавших факельные шествия: эти практики ассоциировались с еретиками еще со времен трактата Августина о нравственности манихеев. Обет безбрачия и держание поста ради сил ада, вероятно, является грубой попыткой связать добродетели «совершенных» катаров с любовью к ним Сатаны, а не Иисуса Христа. Скептицизм этих авторов был явно недостаточно силен, чтобы оказать серьезное сопротивление жестким судебным процедурам или воспрепятствовать легковерию более поздних теоретиков.
Второстепенные судебные процессы над ведьмами (1360–1427 гг.)
В истории ведовства есть ряд случаев, когда обвинения были скудными, неточными или просто условными. В деревне Халфеданж в 1372 году мужчина и женщина были осуждены по неуказанным обвинениям[362]; в 1388 году сообщалось, что сэр Роберт Тресилиан использовал дьявольские имена и голову демона в своей магической деятельности[363]. 23 февраля 1399 года ведьмы (их преступления не указаны) были сожжены в Портагруаро во Фриули. Филиппо да Сиена (1339–1442) рассказывает о родителях, отдавших своего ребенка колдунье, которая, в свою очередь, передала его дьяволу, чтобы тот его исцелил. Дьявол временно исцелил ребенка, но через шесть месяцев он таинственным образом умер[364]. В мае 1401 года в Женеве женщина по имени Жаннет предстала перед светским судом (это была область, где епископ обладал светской юрисдикцией) по обвинению в малефициуме и магии. Дьявол, явившийся по ее зову, принял облик мужчины, одетого в тунику из черного бархата[365]. В 1404 году парижский прево объявил парламенту, что тела детей исчезают из могил, а трупы преступников крадут с виселиц с целью использования останков в колдовских деяниях[366]. В 1410 году инквизиция в Каркассоне привлекла к ответственности нотариуса Жеро Кассенди за призывание демона, и в том же году в приходе Тернстоун епархии Херефорда было засвидетельствовано поклонение источнику и камню[367].
Упоминание договора с дьяволом в этих судебных процессах встречается редко, и этот факт достаточно любопытен в свете утверждений историков либеральной традиции о том, что инквизиция активно использовала его, чтобы связать ведовство с ересью. Однако поговаривали, что один плотник, умерший в 1336 году, заключил договор с дьяволом, чтобы преуспеть в своем ремесле[368].
Поклонение демонам или принесение им жертв, по-видимому, считалось более серьезным поступком, чем заключение договора. Пожилая женщина по имени Габрина Альберти из относительно зажиточной семьи в деревне Сан-Просперо в Эмилии предстала перед судом в Реджо в июле 1375 года за то, что научила ряд других женщин приносить жертвы дьяволу. Одна из них утверждала, что Габрина велела ей выйти ночью, снять одежду и встать на колени обнаженной и, глядя на самую большую звезду на небе (очевидно, намек на отождествление Сатаны с Люцифером), крикнуть: «Я люблю тебя, о великий дьявол». Этот случай стал одним из первых конкретно ведовских процессов в Италии. Габрину судила не инквизиция, а светский суд, приговоривший ее к клеймлению и отрезанию языка[369]. Женщина по имени Марта была подвергнута пыткам во Флоренции около 1375 года: утверждалось, что она поставила свечи вокруг блюда, сняла одежду и стояла над блюдом обнаженной, делая руками магические знаки[370]. В деревне Ругомаго близ Сиены в 1383 году крестьяне призывали Сатану и Вельзевула, поклонялись им, приносили им жертвы и поклонялись идолам – по крайней мере, так утверждала инквизиция. «Они призывают всех повелителей тьмы, и посредством их злобы и силы они способны убить человека и совершить другие злодеяния»[371]. Тирольский поэт Ганс Винтлер около 1410 года писал, что были люди, которые поклонялись дьяволу[372]. В 1422 году в Венеции монахи-францисканцы предстали перед инквизицией и светским судом по обвинению в принесении жертв демонам[373].
Другим элементом ведовства, который воспринимался всерьез властями, были ночные поездки с Дианой, которые часто путали с идеями о bonae res. В 1390 году в Милане инквизиция предъявила обвинение женщине за ее слова о том, что она ездит по ночам в обществе Дианы и проникает в дома состоятельных людей, чтобы попировать и обокрасть их. В 1395 году в Вальпуте близ Изера, согласно источникам, каждые три года в деревне отмечался праздник, на котором ribauds («гуляки») собирались вместе, выбирали короля, а затем отправлялись творить зло, – обычай, связанный с Праздником дураков и, возможно, с bonae res. Винтлер сообщал, что, по утверждениям некоторых тирольских женщин, они присутствовали на большом собрании под названием Вар (от varen – «ездить верхом»), где по меньшей мере двадцать человек выезжали вместе в полночь на телятах, козах, коровах, свиньях, табуретках или даже шкафах в компании Иродиады, Дианы или Перхт (Перхты или Берты) с «железным носом». Винтлер был склонен полагать, что эту ночную поездку на самом деле предприняли демоны в облике женщин. В 1423 в Нидер-Хауэнштайне близ Базеля светский суд приговорил женщину к смертной казни за ведовство, потому что она призналась в том, что практиковала малефициум и разъезжала ночью на волках[374].
Крупные судебные процессы над ведьмами, не связанные с другими ересями
В 1384–1390 годах два дела рассматривались подеста, светским судом Милана, а затем были переданы инквизиции[375]. В основном подсудимых обвиняли в малефициуме, но в обвинениях также можно обнаружить связь не только с некоторыми старыми ведовскими традициями, такими как дикая охота, но и с ритуалами бенанданти, обнаруженными Карлом Гинзбургом в Италии в XVI веке. Первый из этих процессов начался 30 апреля 1384 года над женщиной по имени Сибиллия, обвиненной в ереси. Говорили, что Сибиллия каждый четверг вечером встречалась с «синьорой Ориенте» и ее свитой (società) и воздавала ей почести. В рассказе об этих почестях мы можем видеть соединение идей дикой охоты и ведовства, поскольку это стало первым упоминанием о почестях, оказанных предводителю дикой охоты. Ориента учила своих последователей, как предсказывать будущее. На собраниях они употребляли в пищу мясо животных, за исключением мяса осла, который был исключен из меню по причине его ассоциации с Иисусом: его привезли на осле в Египет, и он с триумфом въехал на осле в Иерусалим. Затем Ориенте воскрешала всех съеденных животных. Заявление Сибиллии о том, что эти обряды не были греховными, отвергли, и она была приговорена носить два красных креста в качестве епитимьи. Шесть лет спустя, 26 мая 1390 года, Сибиллию снова судили как рецидивистку, и она с готовностью признала, что с момента ее предыдущего осуждения она дважды была на встречах с Ориенте. Далее она призналась, что ее причастность к игрищам Дианы и Иродиады уходит корнями в детство. Также она вновь признала, что воздавала почести Диане. Она продолжала утверждать, что совершенное не было грехом, хотя и признала, что члены общества не осмеливались использовать имя Бога из страха оскорбить Ориенте.
На первом суде, за исключением эпизода с поклонением Ориенте, не было обвинений в дьяволопоклонничестве. Хотя животные здесь и упоминаются, это именно настоящие животные, а не колдуны, принявшие облик зверей. Нет никаких упоминаний о полете на животных и никаких оргий: просто воспроизводится старая фольклорная традиция дикой охоты. На втором процессе инквизиторы более умело вписали эту традицию в свою концепцию колдовства, отождествив Ориенте с Дианой и Иродиадой (скорее всего, их стараниями Сибиллия и назвала эти имена, поскольку изначально она никогда не называла Ориенте другим именем) и внушили обвиняемой идею о том, что имя Бога было оскорбительным для Ориенте. В материалах первого процесса говорится, что осел не был съеден, однако запрет на его поедание можно понять тремя способами. Конечно, это могло означать, что животное, любимое Христом, было противно Ориенте, но также это могло значить, что общество почитало Христа и воздерживалось от употребления ослиного мяса из-за любви к нему. Совершенно противоположное объяснение заключалось в том, что осел или ослица также часто считались священными животными Сатаны. Сибиллия, несомненно, была вовлечена в странные, даже еретические практики. Но инквизиция явно навязывала свои собственные представления о ведовстве людям, которые, вероятно, сами не считали себя поклонниками Сатаны.
Вторым случаем было дело Пьерины де Бугатис, которое тоже первоначально рассматривалось подеста, но с самого начала в нем было куда больше ведовских стереотипов. Впервые Пьерина дала подеста признательные показания в 1390 году. Она описала почти те же действия, что и Сибиллия, хотя в ее рассказе о животных, присутствовавших на собрании, не упоминался не только осел, но и волк; также она добавила, что если хотя бы одного животного, за исключением двух упомянутых, не было бы на собрании, то наступил бы конец света. Собрания посещали как живые, так и мертвецы, но не те, кто был повешен или обезглавлен, поскольку они не могли поклониться Ориенте из-за сломанной шеи. После того как животные были съедены, члены общества складывали их кости на шкуры и Ориенте воскрешала их прикосновением своей волшебной палочки. Вероятнее всего, это поверье произошло от древнего культа плодородия. Ассоциация дикой охоты с bonae mulieres строится именно на этом основании. В материалах процесса связь эта раскрывается в конкретных деталях. Пьерина призналась, что члены общества проникали по ночам в дома богачей, из которых они воровали еду и питье, а дома бедняков благословляли