В конструировании феномена ведовства в тот период сыграли свою роль и другие версии антиномической ереси. В 1411 году знаменитый епископ Камбре, Пьер д’Айи, разоблачил действующую там секту под названием «Люди разума»[395]. Движение, возможно, восходит к учению сестры Блумардинн, которая проповедовала свободу духа в Нидерландах в 1330-х годах; в любом случае оно имело тесные связи с движением бегардов и с «Братьями свободного Духа», поскольку «Люди разума» проповедовали доктрину внутреннего духовного просветления. Оба основателя движения – Жиль Кантор, неграмотный мирянин лет шестидесяти, и Уильям из Хилдернисса, кармелит, – признались, что они верили, что в третьей эпохе, эпохе Духа, все люди, включая евреев и язычников, будут спасены, а вместе с ними демоны и сам дьявол. Их движение было определено как секта, и члены ее встречались на «сектантских собраниях». Святой Дух обитал в них и оправдывал каждое их действие. Часто они ходили обнаженными, чтобы показать, что они были так же невинны, как Адам в раю до грехопадения. Они практиковали свободную любовь по велению Духа, считая половой акт религиозным актом, имеющим ценность, равную ценности молитвы. Уильям, отрекшийся от своих взглядов, был выведен за штат и приговорен к трем годам заключения в епископской тюрьме.
В 1421 году группа еретиков, называемых адамитами, была уничтожена в Богемии Яном Жижкой. Хотя эти еретики не имели никакого отношения к адамитам II века, которые осуждали брак, выступали за свободную любовь как средство освобождения плоти и ходили обнаженными, чтобы символически уподобиться Адаму в его райской невинности, название они получили из-за сходства с более ранней группой еретиков. Адамитская ересь была занесена в Богемию бегардами, эмигрировавшими с запада, вероятно, из-за религиозных преследований, подобных тем, что были в Камбре, и основой их учения был духовный антиномизм[396]. Они учили, что нагота необходима для чистоты, поскольку это единственный способ восстановить первозданную невинность. Они проповедовали свободную любовь, и группы мужчин и женщин жили вместе и вступали в интимные отношения. Крестовый поход Жижки против них был местью за нападения, которые они якобы совершили на соседних крестьян, убивая тех, кто не присоединился к ним, но неясно, было ли это зверство изобретением их врагов, использованным для оправдания их истребления, или, если нет, откуда взялись эти зверства. Как ни странно, ни против средневековых еретиков, ни против ведьм обычно не выдвигалось обвинений в том, что они использовали силу, чтобы попытаться обратить своих врагов в свою веру[397].
В 1420-х годах заканчивается многовековой период формирования образа феномена ведьмы. К 1430 году образ ведовства почти окончательно сформировался, и в последующие полвека он положил начало настоящему безумию.
Глава 9. Формирование классического образа феномена ведьм (1427–1486 гг.)
XV век стал свидетелем небывалого распространения литературы о ведьмах и судебных процессов над ведьмами. Отчасти эта геометрическая прогрессия феномена ведьм может быть объяснена упадком тех идей и институтов, которые скрепляли средневековое общество. Лишенные чувства защищенности, люди отвечали паникой, которая в то конкретное время вылилась в страх перед ведовством. Другими словами, ведовство стало реакцией на те аспекты эпохи, которые в целом считались позитивными и в совокупности известны как Возрождение.
Обращение к античности и неоплатонизму в эпоху Возрождения поспособствовало сначала в интеллектуальных кругах, а затем и в целом распространению магического мировоззрения. Это, в свою очередь, значительно повысило интеллектуальную респектабельность веры в колдовство, пока, в конце концов, противостоять ей не стало весьма проблематичным. Тревор-Ропер утверждает, что ведовство и высокая магия сильно отличаются друг от друга: первое происходит от аристотелизма, а второе – от противоположного ему неоплатонизма. В теории он прав. Однако Тревор-Ропер рассуждает с точки зрения современного человека, считая, что инквизиторы XV века были способны точно так же анализировать и видеть разницу между этими двумя понятиями, как он сам. Независимо от того, насколько несвязанными были эти два явления по сути, они были связаны в том отношении, что представляли сходный облик как для народного, так и для церковного сознания. То, что вспышка ведьмовской истерии XV века совпала с возрождением высокой магии, – не случайное совпадение, ведь церковная власть одинаково сурово карала как магов, так и ведьм, считая их всех еретиками.
Время с 1427 года, когда начала публиковаться литература о ведовстве, и до 1486 года, даты выхода в свет зловещего «Молота ведьм», было периодом, когда образ ведьм оформился окончательно. Разрозненные прежде идеи теперь слились в единое целое. Малефициум иногда все еще рассматривали обособленно, иногда в сочетании с ведовством, но именно в ведовстве еретическое полностью слилось с фольклорными элементами, такими как дикая охота, поэтому уже было затруднительно отличить судебные процессы над ведьмами, в которых ересь преобладала над другими элементами. Степень влияния суеверий из альпийских регионов на веру в ведьм была преувеличена[398]. Распространение классического еретического ведовства началось с равнинных территорий Европы, где ересь имела большое влияние, и только затем распространилось на более отдаленные регионы, такие как Альпы[399].
Репрессии против ведьм
Число судебных преследований и казней ведьм чрезвычайно возросло на протяжении XV века[400]. Каноническое право еще четко не установило процедуры преследования ведьм, но позволяло как епископальным судам, так и инквизиции либо совместно, либо по отдельности возбуждать дела против ведьм. Епископальные суды больше занимались процессами по делам о ереси, чем любой другой институт власти, и их участие в процессах над ведьмами до тех пор было преобладающим. Однако в XV веке деятельность инквизиции в преследовании ведьм возросла настолько, что число дел, рассматриваемых епископскими судами и синодами, стало гораздо меньше, пусть и не в абсолютном выражении, а относительно[401]. Светские суды находились в необычном для них положении. Они всегда обладали юрисдикцией над малефициумом, но их права на ведения дел о ведовстве были под вопросом, поскольку малефициум считался разновидностью ереси. Большинство светских судов продолжало преследовать ведовство без привязки к ереси, но некоторые последовали примеру церковных судов, приравняв эти явления друг к другу[402]. На континенте светские суды часто применяли пытки, и приговоры, которые они выносили, были такими же суровыми, как и приговоры инквизиции. В Англии, хотя пытки иногда применялись в обход закона, они так и не стали стандартной процедурой[403].
Инквизиция, находящаяся под защитой канонического права и папства, доминировала в судебных процессах XV века в такой степени, какой не было раньше. Именно потому, что в каноническом праве не было четких положений о судопроизводстве в отношении ведьм, инквизиция расширяла свою деятельность так быстро, как только ей удавалось преодолеть или обойти сопротивление местных властей, епископальных или светских судов[404]. Подобное расширение полномочий было бы невозможным без поддержки папства. Деятельность пап XV века по поддержке инквизиции окончательно закрепила ведовство как преступление в каноническом праве, исключив его из сферы суеверий и магии и поместив в гораздо более серьезную категорию ереси.
В ряде булл папа Евгений IV (1431–1447) приказал инквизиции действовать против магов и прорицателей, чьи преступления он определил в терминах классического ведовства: жертвоприношение демонам, молитвы им и воздание почестей, осквернение креста, заключение договоров с дьяволом[405]. Буллы Евгения были самыми недвусмысленными из всех, что издавали папы в XV веке, хотя и его преемник Николай V (1447–1455) ясно дал понять, что инквизиция может преследовать колдунов и ведьм, даже если их связь с ересью сомнительна[406].
Еще одну лепту в феномен ведовства со стороны папства внес Иннокентий VIII (1484–1492), великий покровитель искусств и литературы эпохи Возрождения, который опубликовал свою печально известную буллу Summis desiderantes affectibus 5 декабря 1484 года.[407] Булла была опубликована в ответ на жалобы Генриха Крамера и Якоба Шпренгера, будущих авторов «Молота ведьм», которым нужна была поддержка Святого Престола для противодействия местным властям в Альпах. Важность Summis desiderantes всегда принималась историками; булла была включена в качестве апологетического предисловия в «Молот ведьм» и раз и навсегда установила, что инквизиционное преследование ведьм получало полное одобрение папства, и тем самым поспособствовала кровавым бойням следующего столетия. Тем не менее эта булла внесла меньший вклад в формирование самого феномена ведьм, чем «Молот ведьм» или булла папы Евгения IV. Помимо инкубов, заклинаний и малефициума, в булле не много классических проявлений феномена ведьм, включая шабаш и сопутствующие ему элементы. В других своих посланиях Иннокентий дал определение ведовству как ереси, но нигде не определял ведовство, используя основные его элементы[408]