Интересно, что в этой отчужденной области находится и церковь. Даже этот аспект христианской религиозной установки, церковь как фемининный контейнер, где совершается религиозное поклонение, отчуждена на этот остров вместе с колодцем, который символизирует психическую структуру, позволяющую соединиться с бессознательным. Колодец представляет собой скважину, откуда поступает вода из глубины. В этом смысле колодец воплощает структуру человеческой психики, позволяющую человеку безопасно вступать в контакт с глубинными уровнями бессознательного. Если мы соединим вместе церковь и колодец, то получится следующее: все содержание, которое подавляется в аспекте церкви, должно было быть животворной функцией подлинной церкви.
В первые века христианизации северных стран церковь создавала для людей возможность испытать мистическое религиозное переживание. В последние века она стала более подвержена социальному формализму. После обращения в христианство народов Севера первое время церковь позволяла получить истинное религиозное переживание и достичь некоего развития сознания. Это продолжалось до тех пор, пока церковь не стала побуждать их к религиозным войнам. Это видно из древних летописей. Но когда истинно психический аспект христианства снова угас, от него остался только конвенциональный крест — социальная функция, не имеющая глубинного религиозного смысла. Истинно религиозная функция психики вернулась к язычеству, но так как само язычество осталось далеко позади, то, с одной стороны, церковь имеет с ним связь, а с другой стороны, ее не имеет.
В колодце плавает утка, а в утке — яйцо. Значит, утка, что довольно странно, особенно для сказок, связанных с проблемой зла, становится спасительным фактором. И, по крайней мере в европейских странах, оказывается, утка, с одной стороны, связана со злом, а с другой стороны — с освобождением от зла. Во время заката солнце плывет по озеру, как золотая утка, на запад и наутро снова возвращается с востока.
В странах Европы утки и гуси имеют определенную связь с чертями и ведьмами, которые часто имеют утиные или гусиные лапки. Существует много народных преданий, в которых всевозможные красотки, да и не только они, бывают весьма успешными в жизни, но стоит посмотреть вниз, и вы увидите у них утиные или гусиные лапы; тогда вы понимаете, что имеете дело с каким-то воплощением бесовщины, зла и нечистой силы.
Утка — это замечательная птица. Она может ходить по земле, плавать в воде и летать по воздуху. По земле она перемещается меньше, чем по воде, но все равно делает это лучше, чем тяжелые лебеди и другие совершенно беспомощные на суше водоплавающие птицы, поэтому она воплощает сущность, которая ощущает себя как дома в любой природной среде и часто служит символом Самости. Утка может преодолеть любую природную преграду, которую не может преодолеть человек. Человек не может летать, а чтобы плавать, ему нужны разные технические средства. Следовательно, она воплощает то, что мы в юнгианской психологии можем назвать трансцендентной функцией — странной способностью психики трансформировать человека и выводить его из тупика, в котором он оказался. Когда человеческая жизнь заходит в тупик и упирается в стену, которая не позволяет ей дальше развиваться, трансцендентная функция приносит исцеляющие сновидения и фантазии, которые на символическом уровне формируют некое представление о новом пути в жизни, который затем принимает конкретное очертание и приводит человека к новой жизненной ситуации.
В утке яйцо, в котором, по словам великана, находится его сердце. Яйцо означает зародыш чего-то нового, зарождение новой жизни. Именно поэтому на Пасху и в другие весенние праздники яйца служат символом обновления и возможности возродиться вновь. Если взять многочисленные космогонические мифы, в которых яйцо лежит в основе сотворения мира, то этот символ обретает космический масштаб. Это начало начал, нечто, способное породить целую вселенную. Согласно всем мифам о сотворении мира, мир появился из распавшегося надвое яйца: так происходит в индийских, греческих, орфических и многих других мифах о сотворении мира.
Исключительную важность имеет символ яйца в алхимии. Оно приравнивается к философскому камню, ибо, как говорили алхимики, в нем содержится все, без исключения, кроме небольшого количества тепла, необходимого для развития жизни, или даже нужной температуры. Будучи самодостаточным для того, чтобы породить жизнь, оно символизирует самую сокровенную внутреннюю сущность человека, Самость, к которой ничего нельзя добавить и от которой ничего нельзя отнять. Если мы постоянно будем уделять ей внимание, она может развиться из самой себя. Эта поразительная последовательность религиозных символов, фемининных по своей сути, — именно в ней сосредоточена тайна или душа Великана.
Главный сказочный герой находит утку с яйцом в колодце церкви, стоящей на острове. Держа яйцо в руке, он угрожает великану смертью и обещает оставить его в живых, если тот возвратит к жизни его братьев и их невест. Когда великан выполняет все требования принца, наступает момент истины: быть ли герою честным, выполнить обещанное и отпустить великана, ибо тот исправил зло, которое совершил, — или же?.. Здесь вмешивается волк и велит принцу раздавить яйцо. Принц повинуется, и великан умирает.
Один из участников семинара, материалы которого легли в основу этой книги, попытался интерпретировать конец этой сказки. Он посчитал, что существуют две возможные интерпретации. Первая — с точки зрения женщины: если образ принцессы воплощает человека, то великан представляет собой бессердечную, жесткую фигуру Анимуса; ночью она выведывает у него тайну, его уязвимое место, и передает ее принцу, который служит воплощением ее позитивного Анимуса. (Я передаю лишь суть этой идеи.) Сентиментальные чувства и жалость, которые она испытывает к своему бывшему господину, представляют угрозу всему, чего она добилась, поэтому ее бывший жестокий господин должен умереть, тем самым освободив ей путь к ее настоящей жизни. Вторая интерпретация, с точки зрения мужчины, такова: яйцо представляет собой великую цель и оправдание всей жизни. Яйцо, находящееся в утке, относится к тому уровню его бессознательного, который никогда не был осознанным (его символизирует великан), представляет собой истинную цель внутреннего развития. То, что он нашел яйцо и соединился с прекраснейшей принцессой, свидетельствует о том, что под его психической «окаменелостью» имеются величайшие возможности, которые ранее рассматривались с точки зрения великана. Принцесса, как его Анима, опосредует его связь с миром бессознательного, ведет его прямо к цели — то есть к его собственной живой душе. В данном случае нахождение сердца великана представляет собой открытие для самого великана. Тогда его жизнь исчерпала себя и наступает самое время умереть, ибо, будучи каменным великаном с сердцем из камня, он не может продолжать жить.
В этом я несколько сомневаюсь, ибо вообще кажется, что такое завершение сказки происходит с точки зрения великана, а не с точки зрения принца. С точки зрения каменного великана это конец его жизни. Он сыграл свою роль, ибо теперь он стал ближе к символу церкви-утки-яйца; поэтому ему пришло время умереть. Но если взять великана как некую часть языческой, племенной души, как сущность, не являющуюся целостной, то, на мой взгляд, все оказывается значительно сложнее. Кроме того, я чувствую незавершенность, ибо вовсе не представляю, как это можно свести воедино с психологией принца, ибо в сказке его образ должен служить воплощением мужчины.
Чтобы увидеть еще более сложные моменты в этой ситуации, прежде чем обсудить ее подробно, мне бы хотелось познакомить вас с совершенно иной сказкой, противоположной по смыслу. Это литовская волшебная сказка.
Однажды в лесу дровосек рубил дрова и вдруг увидел куницу. Он сразу выронил топор, но, пытаясь ее догнать, только потерял дорогу и совсем заблудился. Когда стемнело, он забрался на дерево, чтобы переночевать. Утром он услышал, что внизу происходит ужасная драка. Посмотрев вниз, он увидел льва, гончую собаку, кошку, орла, муравья, петуха, воробья и муху [восемь животных], которые ссорились над телом мертвого лося, потому что каждый из них хотел спеть прощальную песню. Так они бранились и дрались целый день, пока, наконец, кто-то из них не заметил дровосека и не сказал, что прощальную песню споет тот, кого выберет дровосек. Спустившись вниз, дровосек немного подумал и сказал, что петь должен он сам, иначе лося так никогда и не похоронят. Все очень этому обрадовались и сказали, что за такое мудрое решение они его наградят: они подарят ему возможность превращаться в любого из этих животных, стоит ему только о нем подумать.
Итак, дровосек запел такую прощальную песню, что ему вторил весь лес. Затем он превратился в льва и скрылся в другой части леса. Там ему встретился свинопас, который горько плакал, потому что в ближайшее время Дьявол собрался съесть всех его свиней. Свинопас рассказал, что во всем виноват король, который несколько дней назад заблудился в лесу. Вдруг, откуда ни возьмись, появился странный человечек, который пообещал показать ему, как выйти из леса, при условии, что каждый день тот будет отдавать ему свинью. Когда больше не останется свиней, король должен будет отдать ему собственную дочь, принцессу.
Тогда король пообещал отдать свою дочь в жены тому, кто убьет Дьявола. «Это значит, — подумал дровосек, — что нужно поймать этого пожирателя свиней, и тогда я стану королевским зятем». Поэтому он решил сам стать свинопасом; ближе к вечеру появился Дьявол, схватил одну свинью и скрылся в лесу. Дровосек быстро погнал остальных свиней домой, сам превратился в гончую и последовал за Дьяволом. Он рассказал Дьяволу, что чуть дальше, на опушке восьмого леса, один человек хочет повеситься, но ему не хватает смелости это сделать; Дьявол заторопился получить его душу, оставил в живых свинью и бросился дальше.