ание. Отец птицы, — на самом деле вовсе не птицы, а прекрасной женщины, — подземный король прячется три раза: в яблоко, в форель и в перстень своей дочери. Затем в ответ герой прячется три раза в своего белого коня, которого ему дает щедрая женщина из подземного мира. У короля есть советник — слепой провидец, а у героя таким советником является маленький белый конь.
Архетип состязания в магии и волшебстве можно найти почти в любом сообществе и на разных уровнях цивилизации. В примитивных цивилизациях он воплощается в магическом противоборстве шаманов, большего и меньшего, между собой. Каждый из них устанавливает сферу своего магического воздействия над какой-то частью племени или над соседним племенем, вместе с тем пытаясь устранить своих конкурентов. То же самое происходит в состязании шаманов племен, живущих за полярным кругом: большой и малый шаманы соревнуются в том, кто из них является более совершенным в искусстве владения магией, и каждый старается своим колдовством превзойти другого или противодействовать ему.
Следы этого феномена существуют даже в христианских легендах. Гностик Симон Маг[169] заявил, что он является земным воплощением образа Бога. По его словам, он может соперничать не только с Христом, но и со святым апостолом Петром; Симон Маг и святой Петр встретились в Риме, чтобы помериться силами. Симон хотел показать, что он может летать, и когда, всплеснув руками, он попытался вознестись с холма на небо, Петр использовал против него свою магическую силу, так что Симон упал вниз и разбился насмерть.
Есть и более поздние истории о святых, которые подобным образом боролись с колдунами или ведьмами. Так что тема магического противоборства встречается практически везде. Можно сказать, что это архетип борьбы со злом с помощью хитрости и ума, а также с применением знаний вместо грубой силы. Сегодня мы это называем психологической войной. Знание, будучи связано с состоянием высшего сознания, вероятно, является самым эффективным средством борьбы со злом; будучи отделено от сознания, оно способно только на магическую уловку в отношении другого.
Соперник, познания которого более обширны, глубоки и осознанны, скорее всего возьмет верх над соперником, который просто пользуется традиционными знаниями, не понимая их истинного смысла и по существу не имея с ними связи. В этом смысле все что угодно можно использовать и как черную, и как белую магию. Именно поэтому я старалась не упоминать о черной и белой магии, ибо любой соперник будет утверждать, что он использует белую магию, а противоположная сторона — черную.
Это напоминает мне детский сон одной пациентки, которая была жертвой «плохой» матери. Ее мать работала сиделкой, и у нее, как и у некоторых других сиделок, присутствовал явный суицидальный комплекс. Она была ожесточенной, набожной, властной женщиной со скрытой склонностью к самоубийству. Она вышла замуж, только чтобы получить статус замужней женщины, ничуть не любя, с утра до вечера она жаловалась своим детям, что лучше бы ей остаться одинокой и не иметь детей. Можно себе представить, в какой «благоприятной» атмосфере они росли! Детский сон одной из ее дочерей был следующим. Когда девочке было года четыре, ей приснилось, что она встала с постели с таким чувством, что ее мать в соседней комнате занимается чем-то весьма таинственным. Она заглянула в полутемную комнату, где мать сидела и читала Библию. Вдруг в комнату вошел огромный «черный человек»[170], и тогда мать взяла Библию, у которой на обложке был тисненый золотой крест, и обратила ее к «черному человеку», — тот сразу исчез. Девочка проснулась, плача от ужаса, но не потому, что увидела «черного человека», а потому, что поймала мать на том, что она использовала Библию в магических целях.
В данном случае речь идет явно о черной магии. Мать подавила проблему зла, которая в ее случае воплотилась в фигуре совершенно деструктивного, смертоносного Анимуса. Она отмежевалась от своего пагубного Анимуса, используя Библию как магическое средство. Она использовала Библию не для того, чтобы читать, или медитировать над ней, или как-то иначе использовать ее по прямому назначению. Вместо этого она пользовалась ею чисто технически, как магическую уловку, чтобы избежать конфронтации с «черным человеком». Таким образом, вся проблема зла, которое содержалось в ее Анимусе, легла на плечи ее детей.
Именно поэтому я не употребляю понятия «черная» или «белая» магия, ибо в черной магии можно использовать даже Библию в борьбе против темных сил. Является магия черной или белой, — все зависит от того, как и с какой установкой вы используете свое оружие.
Меня часто поражало то, что даже в Дзен-буддизме, в беседах между просветленными мастерами или в беседе, в которой мастер испытывает другого, неизвестного монаха, чтобы узнать, может ли он принять Дзен, иногда слышится неприятная тональность властной, или магической состязательности. Я указала на это Юнгу. Усмехнувшись, он сказал, что «в состязательность Дзен перетекло много древней шаманской энергии состязательности». Естественно, это не было общим утверждением; оно относилось к конкретным формам и не имело обобщающего смысла, но если оно мелькает где-то на втором плане, это может быть опасно. И не менее важно, что эта состязательность встречается и в психологии, в той форме, в которой аналитики общаются со своими коллегами, а на уровне субъекта — в отношении между Эго и бессознательным.
Часто люди подходят к бессознательному с внутренне утилитарной или властной установкой; они хотят использовать бессознательное, чтобы расширить и укрепить свою власть, чтобы доминировать над своим окружением или научиться самим управлять ходом событий. Или же они подходят к бессознательному со скрытым амбициозным намерением стать мана-личностью. В особенности эта болезнь присуща ученикам. Если кто-то, работая над собой в одиночку, достиг чего-то большего, другой тоже хочет овладеть тем же умением. Если он умен, он подумает: «Хорошо, воспользуюсь тем же способом и буду делать в точности то же самое, что делает мастер, и получу такой же результат». Такой человек не замечает, как обманывает сам себя. Его подход к бессознательному неискренен, в нем кроется уловка или утилитарная установка. Бессознательное в чем-то похоже на чудесный лес, в котором он гонится за волшебным зверем, чтобы посадить его в клетку, или поле, которым он хочет завладеть.
Если бессознательное предполагает такую установку, оно тоже становится хитроумным и похожим на трикстера. Сновидения становятся противоречивыми, они говорят то да то нет, петляя то налево, то направо, и тогда чувствуется, что в феномене бессознательного доминирует трикстер, бог Меркурий, уводя Эго тысячью разными способами от пути в райский сад. Иногда такие люди, после многолетних самых честных и отчаянных попыток вступить в контакт со своим бессознательным, в конце концов опускают руки и говорят: «Да, бессознательное — это безнадежная пропасть, дорога, ведущая в никуда, которая никогда не кончается, ибо сновидения говорят все что угодно».
Такие люди не осознают, что этот архетип трикстера констеллируется у них в бессознательном вследствие их эго-установки трикстера, то есть благодаря их собственной установке по отношению к бессознательному. Они хотят обмануть и использовать бессознательное в своих целях, хотят положить его к себе в карман, с легким, незаметным стремлением к власти, и бессознательное отвечает им зеркальной реакцией. Есть даже такие люди, которые, читая Юнга, пытаются таким образом развивать процесс индивидуации. Они думают приблизительно так: «Если я буду поступать так, как поступал Юнг, записывать каждый сон, работать с активным воображением и т.д., то я добьюсь ЭТОГО». Они включают побудительную, настойчивую эго-установку в проект, который обманывает их с самого начала и доставляет им бесконечные неприятности. Это современная вариация древнего архетипического мотива состязания в магии или магического соперничества.
И в русской, и в ирландской сказке герой-победитель может получить дочь мага-волшебника-колдуна. Именно фемининный элемент решает проблему или же вмешивается в процесс и принимает ту или другую сторону. В русской сказке герою удается, превратившись в сокола, влететь через окно в покои дочери царя-колдуна и предаться с ней там любовным утехам. В ирландской сказке герой получает помощь подземной материнской фигуры и ее конька и с помощью фемининного начала побеждает подземного короля. Эту помощь следует рассматривать как компенсаторный фактор, ибо, когда сознание теряется в состязании в волшебстве, это значит, что оно незаметно для себя оказалось захваченным властной установкой. Принцесса воплощает противоположное начало по отношению к власти: любовь и Эрос — против стремления к доминированию. Следовательно, соперник, который привлек на свою сторону Эрос, а не властную установку, побеждает своего противника.
В русской сказке это ясно показано. На пиру царь-чернокнижник обещает победителю в наследство свое царство. Вполне понятно, что он находится в плену властной установки. Первые двое юношей, которые вызываются с ним соперничать и говорят: «Я готов это сделать», тоже попадают в ловушку властной установки, так как принимают ее; и она действует безотказно — они оба лишаются головы. Если бы они просто нерешительно пожали плечами, то увидели бы, что царь-чернокнижник несет чепуху.
Третий юноша, главный герой сказки, наоборот, знает подход к фемининному началу, которое находится в плену у царя-чернокнижника. Он побеждает царя-чернокнижника благодаря связи с царевной и птицей Маговей, птицей-самкой, которая сидит в гнезде на яйцах. Трижды он получал помощь от фемининности: от царской дочери, от птицы Маговей и от служанки, которая взяла кремень из камина и случайно бросила его через левое плечо, тем самым дав герою возможность снова принять человеческий облик. Благодаря своей связи с фемининным началом герой трижды спасается от смерти: так же, как в ирландской сказке, в которой благодаря связи с фемининностью герой также спасается от опасности. Почему-то царю-чернокнижнику не удается следовать за скрытой женской ментальностью. Тот, кто имеет властную установку, не может понять установку любви и Эроса. Он всегда будет ошибочно ее понимать, попадаясь на какую-то тайную уловку, и идти по ложному пути.