И он увидел, забившись в тесное пространство пещеры, замурованный камнями, которые приносила и укладывала старая ведьма, однажды он увидел. Бог пришел к нему, улегся рядом, белея во тьме, одноглазый бог крикливых рун; выражение его лица было стерто безумием, на шее затянута диковинная удавка. Луи – тогда его все еще звали Луи – коснулся его кожи, и она оказалась холодной. И хотя бог был мертв, его разум походил на паутину, в которой, как чувствовал Луи, можно запутаться навеки. Он бежал от мертвого бога по тоннелю, вжимался в стены, но, когда открыл глаза, камней, закрывавших вход в пещеру, уже не было, и рядом с ним на камнях лежала только сестра.
Выйдя из пещеры, он разрыдался, но сестра подошла к нему и сказала, что путь магии нелегок.
– Что там было, в темноте? – спросил он, но сестра не отвечала, она просто держала его за руку. А потом вернулась в темноту, и, хотя он любил ее, он не смог последовать за ней.
К нему подошла старая ведьма, присела рядом.
– Он придет сюда, – она постучала по земле ногой, – чтобы умереть от зубов Волка. Тот бог, которого ты видел в темноте, воплотится на земле, чтобы сражаться и погибнуть в бою со своим вечным врагом. Когда он погибнет, ты умрешь, твоя сестра умрет. Много народу умрет.
Он пытался спросить, почему он должен погибнуть, но в голове от усталости царил сумбур. Внутри него зрело что-то, похожее на горе.
Старуха только посмотрела ему в глаза.
– Как я могу этому помешать? – спросил он.
– Служить ему.
– Не понимаю.
– В центре мироздания сидят женщины – Норны, они ткут судьбы под мировым древом Иггдрасилем. Все девять миров держат они в своих руках, и людей, и богов. Этот бог обречен встретить смерть в сумерки богов. Так требуют Норны. Поэтому бог предлагает им множество смертей во множество эпох, репетирует конец, который порадовал бы ткачих судеб и предвосхитил его окончательное уничтожение. И ты попал в этот зловещий круговорот, стал частью ритуала, который повелитель богов предлагает судьбе. И твоя сестра тоже. Ты обречен на гибель.
– Откуда ты знаешь?
Она провела рукой по своему обожженному лицу и налитому кровью глазу.
– Я пожертвовала этим и провела несколько жизней в немоте, чтобы увидеть. Я тоже вовлечена в замыслы богов.
– И как я могу этому помешать?
– Защищай сестру. Пока она жива, богу будет труднее сойти на землю.
– Почему?
– Некоторые вещи, Хугин, надо просто принимать.
Имя вызвало у него в душе отклик, оно обращалось к его сущности. Он отвернулся от старой карги и отправился охотиться в горы. То существо в каменном коридоре пробудило в нем что-то. Зрение стало острее, рука тверже, ноги проворнее. Когда он брал лук и пускал стрелу, он не мог промахнуться – заяц, овца, даже волк падали от его стрел. Он был силен, и когда к нему стали приходить люди, они быстро научились приносить дары и просить об исцелении, вместо того чтобы размахивать топорами и мечами.
Он часто сидел на рассвете, наблюдая, как тьма стекает в долины и кусты утесника вспыхивают золотом под солнцем, и он часто наблюдал вечерами, как приливные волны теней от реки снова затопляют холмы.
Зимой они разводили в пещере костер, укрываясь от горных ветров, жались друг к другу под шкурами и одеялами.
Старая ведьма пела песню на своем родном языке о двух братьях, которых боги обрекли на то, чтобы убить друг друга, и он все понимал. Бог северян пробудил в нем северный язык, связал с тем, кем он был в прежней жизни, когда этот язык был его родным. Братья вынуждены плясать под дудку богов, а боги играют мелодию, которая предвещает их гибель. Судьба братьев заключалась в том, чтобы умереть, как умрут боги в свой последний день, от зубов Волка. Мать спрятала братьев – одного у волков в восточных лесах, другого у крестьян в Долине Песен – в надежде разлучить их. Но одна женщина, в которой жила древняя руна, ненавистная богам, обещала снова свести братьев вместе, и тогда мать отправила одного из сыновей убить эту женщину. Он справился, и, хотя этот поступок опечалил мальчика, его земли и его семья стали процветать.
Тьма пещеры, присутствие бога, голод и холод словно толкали разум Луи на какие-то боковые тропки. Песня казалась такой же реальной, как гора, мороз и туман, реальной, как привязанность сестры к этой кошмарной пещере. Она была о нем самом, он знал.
– Он пробуждается в тебе, – сказала старуха, – здесь… – она коснулась его руки, – и здесь… – она коснулась его глаз, имея в виду зрение, – все его. Твои глаза и руки – это он. Ты ворон, летящий высоко в небе.
– А Изабелла? Что с ней происходит?
– Она изучает то, что несет в себе.
– У нее что, будет ребенок?
– Не ребенок. Руны.
Ему доводилось их видеть – странные знаки, которые светились и извивались в темноте пещеры, руны, которые звенели и пели, давали свет, проливались дождем и пахли спелым зерном в замкнутом пространстве пещеры.
– Я пойду к ней.
Он развернулся, собираясь пойти вглубь пещеры, в коридор в скале, чтобы убрать кучу каменных обломков, которыми он завалил проход, убегая.
– Нет. – Старуха замотала головой. – Бог бродит рядом с ней. Ты ничем не сможешь ей помочь. Теперь она будет направлять тебя. Когда потеплеет, я уйду.
– Куда?
– Прочь. Мне предстоит сделать кое-что еще, чтобы спасти вас от гибели. Я оставлю вам подарок.
– Какой подарок?
– Нечто такое, чего боится даже Волк. Когда бог будет мертв, это убьет Волка. Обращайтесь с моим даром осторожно – он отравлен кошмарами ведьм.
Больше она ничего не сказала, только сидела, глядя в пустоту сквозь огонь и горный туман. Он заснул, а утром старухи уже не было. На ее месте лежал меч – полоска изящно изогнутой стали в черных ножнах. Он вынул меч и посмотрел, как лезвие сияет в лучах утреннего солнца. Его прежня жизнь вернулась к нему отголоском. Он подумал, что, продав такой меч, мог бы безбедно жить многие годы, жить в комфорте, если только сумеет найти город или селение, где можно тратить деньги, не привлекая внимания знати. Может быть, ему сделаться купцом? Он видел, как через Ломбардию проходят торговые караваны, направляясь в королевство франков. Они были свободные люди, эти купцы, не привязанные ни к каким графам или маркграфам.
Но потом сестра, вся перепачканная, вышла из пещеры и села у огня. Он приготовил ей похлебку, накормил поджаренными кореньями, которые удалось насобирать, он хотел, чтобы она отдохнула, но она посидела совсем немного, только чтобы снова собраться с силами. А потом ушла в пещеру.
Он не мог допустить, чтобы она один на один встречалась с тем, что ждет ее в темноте, поэтому пошел с ней, а когда вышел, что-то в нем изменилось.
Он оставил Луи спать в темноте. Теперь он был Хугин, зоркий и сильный, привязанный к богу, который явился ему в могильной тьме пещеры. Ритуал и самоотвержение сделались основой его жизни. Он был нежен с сестрой, искал для нее грибы и коренья, необходимые для вхождения в транс, он охотился, кормил ее, а сам становился все сильнее. Он как будто научился понимать, что говорят ему горные травы: знал, какая из них пригодится для лечения, а какая отправит прямиком в мир богов и чудовищ. Мунин делилась с ним магией, которую добывала из темноты, позволяя богам касаться и благословлять брата. В черном пространстве, где воздух был влажен, а камни холодны, Хугин чувствовал, как мертвый бог обнимает его и шепчет свое имя: «Один». Хугин знал, что это означает. Его превратили в слугу смерти.
И у него тоже бывали видения. Пещера как будто расширялась, и в ней начинали мерцать огоньки свечей. Он стоял перед гигантским Волком, закрывая сестру от его зубов своим телом. Он видел воина-великана, одноглазого и неистового, который вонзал в Волка копье в последний день мира. Он знал, что это скоро случится, – Волка, которому предстоит убить бога, привлекает сюда жуткая руна. Он видел, как она извивается прямо в воздухе перед ним, он знал, что руна живет внутри человека, как другие руны живут в его сестре. Эта особая руна угрожающе шипела, как шипели кобры, которых купцы привозили в монастырь, чтобы позабавить монахов.
Они провели в горах четыре года, и однажды сестра вышла из пещеры и указала глазами на долину внизу. Его связь с сестрой была настолько тесна, что слов уже не требовалось. Ему было достаточно тронуть ее руку, чтобы ощутить, что она чувствует, и увидеть, что она видит.
– Она просыпается в ней, – сказала сестра, – руна, которая влечет убийцу бога. – Ворон знал, что она говорит о Волке и той девушке, которая поведет его навстречу судьбе.
– В таком случае она должна умереть, – сказал Хугин, не только вслух, но и мысленно.
– Да.
Мунин поднялась. Тело ее было слабым, волосы висели нечесаными космами, но она сразу направилась прямо в долину. Хугин последовал за ней с большой опаской. У него был меч, у него были лук и копье, которое он сделал сам и обжег на костре, однако он с самого детства не спускался с гор. Они прошли вниз через сосны и ели, добрались до берез и ясеней, где задержались до конца лета; сестра призывала к себе птиц, чтобы через боль получить озарение. Хугин начал бояться вечеров, когда в летнем небе хлопали черные крылья, а потом клювы принимались терзать ее плоть. По окрестностям уже бродили северяне, убивая людей и сжигая дома, но, когда натолкнулись в лесу на Хугина с сестрой, они склонились перед ними и попросили благословить их. А потом они остались, чтобы их защищать, и смотрели, как птицы слетают на тела чародеев.
Хугин сделал ей из дощечки и веревки щиток для глаз, однако она никак не могла отыскать ту женщину, в которой живет воющая руна – руна, призывающая Волка. Он умолял сестру не делать того, что, как он знал, она задумала. Он занимал ее место, страдая и крича от боли под клювами воронов, но толку не было. Мертвый бог хотел еще больше, и тогда Мунин отдала глаза и нашла девушку. Девушка будет в Париже, когда город охватит огонь. Они отправились в путь, чтобы сообщить Зигфриду о его судьбе: ему предстоит осадить город на Сене. И король счел за благо поверить им.