— О, Альберта Сокровенная! Какая встреча! Почту за честь засвидетельствовать монсьорэнн свое почтение. Позвольте мне…
— Госпожа не расположена к беседам. Прошу вас, сударь, не задерживайтесь здесь.
— Завидная невеста! — горланил щеголь, и приспешники его нестройно хохотнули, гримасничая. — Говорят, она трехгорбая, как тролль. Боже, за один ее поцелуй я отдал бы что угодно. Я знавал многих благородных дам, но такую…
— Сударь, — Адриен взялся за меч, и стража повторила его жест, — извольте принести даме извинения, чтобы вам не пришлось сожалеть о своих словах.
Хмельные дворянчики, сердито загалдев, тоже протянули каждый правую руку к левому бедру. Но из носилок послышался сиплый голосок:
— Сьер Адриен, не затевайте ссоры! Пусть монсьер, который говорил о поцелуе, подойдет.
Щеголь, горделиво смерив взглядом Адриена, приблизился и поклонился:
— Монсьорэнн, Ваше Сиятельство… Я уверен, что все нелепые слухи о вас — ложь от первого до последнего слова. Я буду совершенно счастлив облобыза…
Занавеси носилок взметнулись, из темноты портшеза выбросились тощие руки цвета торфа и рывком втянули щеголя внутрь до пояса; ноги его неистово задрыгались, он завопил, тщетно стараясь вырваться.
— Ну, целуй же меня, ублюдок! Целуй! — визг второго голоса перекрывал его вопли. Что-то смачно хрустнуло, и щеголь выпал из носилок, обливаясь кровью. Носа у него не было.
— А-а-а-а-а-а-а! — катался по земле бывший гордец и насмешник, разом утратив всю удаль и спесь. Заблистали мечи, но дружки изувеченного вожака в растерянности пятились, подхватив его, потому что из щели между занавесей манил заостренный коготь и резкий, скрежещущий голос звал:
— Кто еще?! Смелей!
Когда наглецы отступили, крича, что немедля обратятся в суд капитула Аргимара и предъявят откушенный нос, Альберта тихо, шипуче позвала Адриена:
— Возьми шкатулку с казной, иди в суд и заплати, что следует. И не забудь сказать судье, что этот человек оскорбил меня.
Трехпалая клешня сомкнулась на запястье Адриена, и он ощутил, что рука Бертольфин дрожит.
— Не беспокойтесь, госпожа моя, правда на нашей стороне. Я приведу свидетелей, которые подтвердят, что дело шло о защите чести…
— О, Адриен, — голос в носилках стал стонущим, — Адриен, разве в этом дело?..
Звуки, что послышались затем, не были знакомы Адриену. Не сразу он уразумел, что Бертольфин плачет.
«А если бы я прошла вспять сквозь врата великанов, — мелькнуло у Альберты, — чье бы имя назвала я?..»
Не успела она решить, кто ей мил, как до щелей на ее лице донеслось нечто необычное.
— Запах, — шепнула она. — Адриен, ты слышишь запах?
— Нет, — осмотрелся и он. — Вы что-то чувствуете?
— Это… похоже на…
Запах напоминал ее собственный, по которому она находила свой след в лесу, и потому не боялась заблудиться, когда пешая отрывалась от охоты. Мало уступая в быстроте коням, она порой сама гналась за зверем.
Заметив краем глаза движение у опушки, Адриен быстро обернулся туда и замер. Застыла и Альберта.
Из зарослей на склон холма вышли двое, похожие на Альберту, словно капли воды друг на друга. Столько же ног и рук, такое же телосложение кентавра, но одежд на них не было. Их тела блестели, как вода. Адриен различил на их спинах заплечные сумки с тем же блескучим отливом; головы их были полускрыты шлемами, похожими на чепцы, а в нижних руках они держали что-то, не поддающееся описанию.
Альберта, метнувшись к коню, достала лук и наложила стрелу. Двое ее близнецов, перебирая ногами как жуки, неуклонно приближались к столпам.
— Стойте! — сделав шаг вперед, Адриен вскинул руку. — Вы на земле Ее Сиятельства Альберты. Назовитесь и скажите, что вы делаете здесь и по какому праву.
Они водили головами и поскрипывали, видимо, совещаясь, но шли, не внимая его словам. Альберта натянула тетиву:
— Еще шаг — и один из вас умрет!
Бертольфин старалась держаться сурово, но облик пришельцев вызвал у нее сильнейшее смятение. Она не могла понять, что творится и наяву ли все это.
Двое блестящих остановились. Адриен почуял едва заметный мускусный дух — это был страх Альберты.
— Альберта, — неживым голосом заговорил блестящий. — Мы твои родичи.
В это можно было поверить, но то, что видели глаза, не помещалось в уме.
— Мы пришли за тобой. Ты должна вернуться домой.
— Кто вы такие?!
— Мы твой народ. Ты из нашего клана. Из нашего линьяжа. Мы оставили тебя и нашли.
— Я дочь Бертольфа и Эрменгарды! — Альберта твердо держалась своего.
— Ты не дочь тех, кого называешь.
— Вранье! Чем вы докажете?!
— Твоя внешность. Ты иная, чем все здесь.
— Такова Божья воля, — Бертольфин не ослабляла тетивы; Адриен был готов обнажить меч, но ждал приказа госпожи.
— Нет. Ты такая, какая есть. Всегда была такая, должна быть такой.
— Как же это получилось?
Блестящие переглянулись.
— Это бедствие. Здесь были наши… лазутчики. Разведывали животных, образ жизни. Произошло бедствие. Твой зародыш вынули из матери, которая погибла. Зародыш нельзя увезти по небу, слишком невыносимые тяготы для него. Зародыш не может жить долго снаружи от тела. Тебя поместили во взрослое тело, чтобы спасти.
— Ах вот что… — Альберта даже опустила лук. — Так это вы… вы напали на мою мать?!
— Не мать. Она только вынашивала зародыш. Твоя жизнь… любая наша жизнь очень дорога.
— Это были вы, я спрашиваю?!
— Не мы. Другой отряд. Мы посланы вывезти тебя.
— Моя мать сошла с ума от вашего насилия, — со скрежетом выговорила Альберта. — Она лишилась прав, которые имела в браке с герцогом, а я росла без матери. Это что, по-вашему, благодеяние?
— Вынашивающий заместитель не имеет значения. Важно только сохранение наших жизней.
— Да будьте вы прокляты! Вы что, не могли найти бабу среди вилланов?!
— Мы изучали общественную жизнь животных здесь. Заместитель должен иметь большое преимущество среди себе подобных, чтобы его потомство сохранялось при любых обстоятельствах.
— Тебе надо идти с нами, — произнес второй блестящий. — Ты вернешься домой.
— Убирайтесь, — прошипела Альберта, — чтоб и духа вашего не было. И если летучие тени еще раз вторгнутся в мои владения, я никого не помилую. А вы — проваливайте и благодарите Бога, что обычай не велит нам убивать послов. Выметайтесь в свою Магонию.
— Эзерикра, — сказал второй. — Имя твоей земли — Эзерикра. Мы возьмем тебя, хочешь ты или нет. Мы сильней.
Он поднял сросток сосулек, что держал нижними руками, и молния из тонкого острия с треском ударила в столп; Адриен увидел, что в камне появилась порядочная выбоина, даже, скорей, выжженная дыра.
— То же я могу проделать с твоим слугой и вашими животными. Чтобы этого не случилось, иди с нами.
— Ты не пожалеешь о возвращении, — заметил первый. — Там тебе будет гораздо лучше. Здесь глубокий холод половину года, плохая пища, опасности и нет правильной лекарской помощи. Тебя все чуждаются. Ты не можешь жить здесь, как должна.
— Через время, когда ты шесть раз вдохнешь воздух, я сделаю то, чем угрожал, — напомнил второй. — Не раздумывай долго.
— У тебя будут друзья, семья, — первый не уставал уговаривать. — У тебя будут дети. Здесь этого никогда не будет.
— Осталось три вдоха.
Острие серой вещи в лапах второго зарделось, потрескивая маленькими молниями. Адриену стало очень неуютно, но он сохранял выдержку.
Бертольфин испытала почти отчаяние от своего бессилия. Обменыш… вот кто она. Не человек, а тролль, зародыш, тайными чарами подмененный в утробе матери. А теперь тролли явились за ней.
Она положила лук к ногам.
— Но при одном условии, — Альберта показала на Адриена. — Вы не убьете его и коней.
— Договоренность достигнута.
— Адриен… — Бертольфин коснулась его рукава. — Ты видишь, меня принуждают. Я ничему не верю, но пойду, чтобы спасти тебя. Самой мне уже не спастись.
— Чем я могу помочь, Ваше Сиятельство? — с ненавистью поглядев на блестящих, Адриен осторожно накрыл костлявые пальцы госпожи ладонью. — Скажите, я в вашем распоряжении.
— Ничем, Адриен, ничем. Просто… когда я оглянусь, вспомни… как мы развлекались с сосновой колодой.
— Да, Ваше Сиятельство.
Попрощавшись, Бертольфин, как во сне, пошла к неподвижным блестящим.
— Как вы нашли меня?
— Сигнальный огонь. Его оставили рядом с носившей зародыш. Мы собирали мысли местных жителей. Улавливали запах.
— А-а, теперь ясно. — Альберта подергала головой и, стремительно выхватив нижней рукой охотничий кинжал, со всей силой ударила блестящего между шлемом и шейным кольцом, промолвив: — За Эрменгарду! — И, оглянувшись, выкрикнула: — Адриен, бей!!!
Он метнул свой кинжал от пояса, как метал прежде ножи в сосновую колоду вместе с госпожой, и кинулся вперед, вырывая меч из ножен. Он видел, как блестящий, обещавший ему, Резвому и Каурому расправу, падает на сгибы ног, закинув голову и выронив оружие, а первый, обольщавший Бертольфин, увернувшись от брошенного кинжала, верхними руками удерживает руку Альберты с клинком, а госпожа старается отнять у него арбалет, выбрасывающий молнии, и вот-вот оплетет врага ногами, будто кабана; челюсти ее лязгнули у самого лица блестящего.
Гуго, побочный сын некоего барона (так нынче величают байстрюков, поступающих в обитель с отцовским приданым в виде коров, свинок и курей), так заслушался, разинув в страхе и восторге рот, что пролил пиво мимо кружки.
— Что мимо рта — все Богу, — благочестиво, но слегка насмешливо заметил послушнику крепкий седобородый монах со страховидным грубым шрамом, пересекавшим лицо и нисходившим до жилистой шеи. Как следует причастившись пивком, инок стал напевать, не обращая внимания на жаждущего Гуго:
Голова моя седа,