ь тесное помещение с бетонными стенами, по углам которого была свалена всякая всячина от связок старых газет до коробок с болтами и ржавым инструментом.
Металлическую дверь взрывать не пришлось. Замок ее поддался колдовской силе Евхаристия, и надежда Дмитрия, что пройти внутрь им не удастся, погасла.
Его задвинули в угол лифта, прижав лицом к колючему ковру иголок, приставили к спине ствол пистолета.
— Спокойно, Дмитрий Олегович, немного осталось ждать. Убедимся, что вы привели нас куда надо, и отпустим.
— Вы пожалеете об этом, — глухо обронил Дмитрий.
— Возможно, — легко согласился Евхаристий, — а может быть, и нет. Все в руках божьих.
— Смотря о чьих руках речь.
— Разумеется, речь идет о моем боге. Насколько я знаю, человек вы крещеный, но тоже верите в какого-то своего бога, однако он не приходит на помощь своей пастве. Так что не надейтесь ни на кого.
Дмитрий промолчал. Его крестили в детстве родители, когда он ничего не понимал. С тех пор миновали годы и годы, со временем пришло знание традиций Рода, и предками Храброва стали древние русские боги во главе со Сварогом. Но доказывать это правнуку крестителя Чернаги не стоило.
— Как включается эта машина?
— Не знаю.
Удар между лопаток! Дмитрий ткнулся лбом в колючки, стиснул зубы.
— Если мы через десять секунд не поедем, вы нам будете не нужны, господин Храбров. Вместе со своей подружкой. Смекаете?
— Я действительно не знаю, как включать лифт. Нас везли…
— Подумайте хорошенько, вспоминайте. Другого шанса у вас не будет. Я не остановлюсь на полпути. «Это магическое движение, — вспомнил Дмитрий слова капитана Коряцкого. — Ничего общего с полетом или движением по рельсам». Как же он управлял лифтом? Что говорил? Какие кнопки нажимал?
— Дайте мне повернуться.
Секунда, другая…
Ствол пистолета перестал упираться в спину.
— Только не пытайтесь демонстрировать нам приемы рукопашного боя. — Евхаристий раздвинул губы в кривой улыбке. — Мы вас просто пристрелим.
Дмитрий покосился на пистолеты в руках кожаных мальчиков, равнодушных ко всему на свете, кроме удовлетворения потребностей организма. Начни он внезапную атаку, вряд ли они успели бы отреагировать должным образом. Но кроме кожаных в кабине лифта находился еще и их вожак — быстрый и мощный боец, которого трудно застать врасплох, поэтому надо делать вид, что Дмитрий сломлен, и ждать удобного момента.
Он пошарил глазами по стенкам лифта.
— Никаких кнопок и рукояток нет, — понял его жест Евхаристий.
— Отойди, — толкнул в плечо одного из кожаных Дмитрий.
Капитан Коряцкий в прошлый раз не просто вошел в лифт, а встал в центре кабины определенным образом — лицом к двери. Что он сделал потом?
Кожаный качок посмотрел на босса.
— Подвинься, — кивнул тот.
Дмитрий расположился посредине кабины, повернулся лицом к двери, закрыл глаза, сосредоточился. Вспомнился жест Коряцкого — ладонь вверх, пальцы на лоб. Особый знак? Мантра? Пароль?
Он повторил жест, страстно желая, чтобы включился механизм лифта, проговорил: «Поехали» — и почти не удивился, когда дверной проем превратился в колючую стенку, а в теле возникло ощущение полета.
— Святой креститель! — прошептал Евхаристий сдавленным голосом. — Заработала!
Ощущение полета усилилось, к нему добавилось чувство невесомости, будто лифт начал падать в глубокую шахту. Но вскоре невесомость прошла, некоторое время лифт мчался стрелой (это ощущение сохранилось) сквозь пространство, затем дважды содрогнулся, замедлил скорость и остановился.
— Внимание! — скрипуче-жестким голосом проговорил Евхаристий. — Стреляйте в любого, кто появится, без промедления! Кифа, будь готов к проявлению!
— Я готов, владыка, — кивнул молодой монах, стискивая рукоять посоха.
— Выходим!
Дверь растаяла.
— Ты обещал… — начал Дмитрий.
Его толкнули в спину, и он вынужден был выйти вместе со всеми в знакомый коридорчик с грубо обработанными каменными стенами, освещенный рассеянным светом невидимых светильников.
— Где вход в хранилище? — прошипел Евхаристий.
— В тупике, — помедлив, указал на дальнюю стену коридора Дмитрий. — Только вряд ли вас туда впустят.
— Это наша забота. Иди вперед!
Отряд приблизился к бугристой и слоистой стене, кажущейся твердой и монолитной.
— Что дальше?
— Вход открылся сам, мы ничего не делали.
— Ладно, проверим. — Евхаристий посмотрел на молодого спутника: — Кифа, открывай.
Монах поднял посох, загундосил что-то под нос, уколол стену острием палки.
Зашипело. Суковатая палка задымилась и вспыхнула зеленым огнем. Монах выронил ее с воплем, отскочил.
В то же мгновение стена потеряла плотность, стала зыбкой, как слой тумана, растаяла, являя взору еще один коридорчик, и навстречу взломщикам вышла тонкая высокая фигура в белой длинной рубахе, перепоясанной красным кушаком с кистями, в полосатых штанах и белых сапожках. Седой старец с посохом в руке.
Дмитрий сглотнул горькую слюну.
Перед ними стоял Хранитель мечей.
Старец посмотрел на всех прозрачно-голубыми глазами, перевел взгляд на Храброва:
— Витязь? Зачем ты привел сюда этих людей?
Дмитрий облизнул пересохшие губы.
— Они похитили мою невесту… простите, Хранитель…
— К дьяволу! — Евхаристий оттолкнул путешественника, шагнул вперед. — Отдай Чернобой, старик, и мы тебя не тронем!
Хранитель приподнял седую бровь.
— Евхаристий, сын Бориса-схимника, внук Аскольда-предателя, правнук Камилла-гонителя, потомок Чернаги-крестителя… Ты так и не успокоился, лелея мечту стать господином мира.
— Я уже господин! — оскалился Евхаристий. — Но буду Владыкой! Даже если придется…
— …уничтожить полмира?
— А хотя бы и так!
— Ты — тварь, раб, сотворенный твоим трусливым черным божком! Ты не сможешь управлять миром, даже если тебе достанется черный меч. Это под силу только богорожденным. Вот ему, — кивнул старик на Дмитрия, — его друзьям. Но не тебе.
— Это мне решать, а не ему! Отдай меч по-хорошему. Иначе я все равно возьму его, но уже по-плохому!
— Попробуй.
Хранитель поднял свой отполированный до янтарного блеска посох. Евхаристий тоже рванул вверх свой. С острых концов палок сорвались молнии — огненно-золотистая и сине-фиолетовая, столкнулись в воздухе. Раздался шипящий визг, вспыхнул клубок радужного пламени, резанувший по глазам.
Евхаристий с криком отбросил задымившийся посох, обернулся к телохранителям:
— Огонь!
Трое кожаных, придя в себя, открыли стрельбу из пистолетов, четвертый навел на Хранителя неизвестно откуда взявшийся новейший многозарядный гранатомет «Каракурт».
— Ложись!
Все попадали на пол.
Дмитрий рванулся к стрелку, но споткнулся о тело молодого монаха и упал.
Ширхнула огненная дуга, за ней другая и третья. В проеме двери лопнули три гранаты, с визгом разлетелись осколки.
Фигура Хранителя заколебалась, исчезла.
На полу, там, где он стоял, расцвели несколько капель крови.
— Нет! — выдохнул Дмитрий, приподнимаясь на руках.
— Вперед, за ним! — рявкнул Евхаристий.
Дмитрия схватили за шкирку, поставили на ноги, больно пихнули в спину.
— Бегом!
Проскочили коридорчик и остановились, ошеломленные представшей перед глазами картиной. Дмитрий тоже застыл. Пещеру с десятками, если не сотнями, столбиков, из которых торчали рукояти мечей, ему довелось видеть всего один раз, но зрелище было столь необычное, что замирало сердце.
Евхаристий опомнился первым.
— Где Чернобой?!
— В другом зале, — пробормотал Дмитрий.
— Веди!
Путешественник направился в дальний конец зала, разглядывая мечи. Захотелось вытащить один из них и в несколько ударов покончить с бандитской компанией.
У стены мелькнул светлый силуэт.
Подчиненные Евхаристия отреагировали на это стрельбой, возбужденные то ли боем, то ли атмосферой зала. Их блестящие от пота лица выражали угрюмую готовность убивать, в глазах — ни проблеска мысли, ни капли интереса. По сути, это были не люди, а биороботы, запрограммированные служителем церкви Второго Пришествия на беспрекословное подчинение и выполнение его приказов.
Светлый силуэт мелькнул в другом конце зала.
Снова началась пальба.
Силуэт пропал.
Дмитрий надеялся, что Хранитель приведет в действие какую-нибудь магическую систему защиты Обители мечей, вызовет охрану или применит свою колдовскую силу, но этого не произошло. То ли он был серьезно ранен и уже не мог контролировать ситуацию, то ли чего-то ждал.
Открылся проход в соседний зал, более темный, низкий и мрачный. Здесь было душно и жарко, зал был пропитан древней злобой, содержащейся в мечах. Эта злобная энергия пропитывала все пространство пещеры и заставляла оглядываться и сжимать кулаки.
— Святой креститель! — выговорил Евхаристий, глядя на рукояти мечей разных размеров и форм, торчащие из низких столбиков; Хранитель называл их ортами. — Как долго я ждал этого момента!
Он сделал несколько быстрых шагов — по залу метнулось цокающее эхо, остановился у коричнево-багрового столба, протянул руку к рукояти меча.
— Иезек! Ты ждешь меня, друг мой!
У стены снова возник знакомый светлый силуэт.
— Не трогай, несчастный, — гулко заговорил Хранитель. — Ты обрекаешь себя на вечные муки!
— Убейте его! — прошипел монах, вздрогнув.
Кожаные парни открыли огонь, одна за другой взорвались две гранаты, породив ощутимо поколебавшую воздух вибрацию стен и пола. Хранитель исчез.
Евхаристий дотронулся посохом до столба. С кончика посоха сорвалась фиолетовая молния, растворилась в столбе, отчего он засиял, как раскаленная глыба стекла, задымился, потрескался, погас.
С отчетливым скрипом меч выдвинулся из камня вверх на два десятка сантиметров. Евхаристий схватил его за рукоять рукой в черной перчатке, вскрикнул, когда по рукояти пробежала сеточка зеленых молний, перешла на руку и разошлась по всему телу. Затем одним рывком вытащил меч из орта, поднял над собой. По блестящему дымящемуся лезвию скользнул кровавый блик.