Феод? Провинция? Сатрапия какая-нибудь? Фома не знал, и это его беспокоило. Шестой год от западных соседей не поступало никаких известий. Совершенно никаких. Ни от Люкера, ни от Перонелли, ни от Губайдуллина, ни от Анастасиоса Андриадиса. Тем более их не поступало от Мбунумве, чья земля хотя была и недалеко, но с феодом Фомы не граничила. Как будто на западе все вымерло.
Но этого, конечно, никак не могло быть. Удобно расположившись на скале, Фома навел бинокль на владения Перонелли. Бинокль был новый, недавно выспанный, с могучими, еще не заляпанными линзами и двадцатикратным увеличением. На нем даже красовался лейбл «Made in China», хотя Фома не помнил, чтобы вспоминал о Китае на сон грядущий. Что удивительного? Плоскость – или местный бог – работает по принципу экономии усилий. Можно выспать и небывальщину вроде того танка с башней от линкора, но если нужен всего лишь бинокль, или автомат Калашникова, или коробок спичек, то зачем выдумывать уже выдуманное? Проще скопировать то, что реально существует на Земле.
А разве кто-нибудь сомневается в том, что контакты с Землей у Плоскости самые тесные? Каждый, кто угодил сюда, служит наглядным подтверждением данной истины.
В хороший день дымка позволяла разглядеть со Спины Крокодила максимум два оазиса. Сегодня видимость была так себе, ниже средней, стало быть, на дальний оазис, тот, что у Люкера, не стоило и смотреть.
Зато ближний оазис, у Перонелли, как будто нарочно подставлял себя взгляду. Невысокие холмы, обрамлявшие котловину, скрывали часть ячменного поля, но не огороды, не источник воды и не хижину. Несколько чахлых пальм, казалось, печально размышляли, стоит ли им и дальше длить свое существование. Поле тоже не обещало чересчур обильного урожая. Оазис был не из лучших, да и не из крупных.
И тем не менее в нем жило по меньшей мере пять человек. Сейчас Фома видел троих: двух женщин и мужчину. Женщины, согнувшись в три погибели, пропалывали огородные грядки, мужчина таскал в бурдюке воду для полива. Все трое работали безостановочно, как заведенные.
– А можно мне посмотреть? – подал голос Борис, потянувшись к биноклю.
– На, смотри. Ничего там нет интересного…
– А если ничего интересного, на фиг мы сюда ходим? – задал вопрос ученик и прилип к окулярам.
Фома не снизошел до ответа. Зачем да почему – это уже было объяснено один раз, умному достаточно. На границе с Губайдуллиным тоже есть давно облюбованное место для наблюдений, как и на границе с Андриадисом. Что-то неладное произошло у соседей, хотя боеголовка ракеты заведомо не рванула. Вернее всего, взбесившаяся точка выброса все-таки «одумалась» и заработала в прежнем режиме. Впрочем, это еще не факт, а только повод поболтать с Георгием Сергеевичем на теологические темы. Если новоявленное королевство временно отказалось от экспансии на восток, то ничего особенного в нем и не должно было происходить. Да, перенаселение. Но почему хуторяне не идут напропалую через границу в поисках недонаселенных, а то и вовсе пустующих оазисов?
Король запретил? Очень смешно. Поди-ка запрети людям искать лучшую долю, не приставив к каждому человеку охранника с автоматом! Молча выслушают запрет, молча и уйдут…
В теории оно так. А на деле – не уходят почему-то! Хотя с первого взгляда ясно: не очень-то они там благоденствуют. Тощие. И одежда на них – рвань.
Фома видел два способа разрешить загадку. Первый – лично наведавшись во владения соседей, собрать разведданные. Опасно, конечно. Поймают – пощады не жди. Отрежут не только уши. И кто знает, какие сюрпризы приготовил тот же Перонелли на границе?
Безответственному мальчишке пристало бросать своих хуторян с риском не вернуться, а не опытному феодалу! Вот подрастет смена – тогда да, можно будет рискнуть. Но только своей головой.
Второй способ заключался в наблюдениях издали и пока не принес результата. Кое-какие выводы можно было сделать, наблюдая не за прозябающими в оазисе хуторянами, а за визитерами. Кто приходит за оброком? Сколько их? Вооружены ли? Какая часть урожая идет на оброк?
Будут ответы на эти вопросы – появится и ответ на вопрос, что вообще творится в западных землях. Без сомнения, сразу же возникнет еще больше вопросов, но станет ясно главное.
Как жаль, что нельзя наблюдать постоянно! Работа мешает. Можно лишь наведываться сюда периодически. И наблюдателя здесь не оставишь: Спина Крокодила далеко не самое безопасное место. Один раз пришлось трое суток сидеть не верхушке скалы, а вокруг клубился белый туман и все никак не хотел уползать – чуял органику, стервец, тянулся к ней…
Один выход: наведываться почаще. Сейчас явный промах: урожай еще не собран, и сборщикам оброка здесь делать нечего.
Стало быть, в следующий раз…
Вспыхнуло что-то над бровью неярко, как зажигалка, и звук издало: фс-с-с-ст!.. Вроде безопасное не-пойми-что, пугает только, а на деле кто ж его знает. Пихнув Борьку, Фома ссыпался со скалы неизвестной породы, крякнул, облегчил душу немудреным словом. Поубивал бы!
А кого?
Ищи, ищи того, кто все это выдумал. Бегай по лабиринту, белая крыса. Толку-то!.. Злобно плюй в черные провалы, вольтерьянец хренов. Очень ты кому-то нужен!
Споткнулся, поднимаясь, сунулся носом в песок. Корни эти… Кусты корявые. Прорва флоры наросла, а хоть бы один листик проклюнулся на безобразных ветвях. Скелеты доисторические. Годны на топливо, больше ни на что. Да и горят так себе.
Только дрянь и лезет из песка. А сколько всего уходит в песок, и не сосчитать. Годы – в песок. Мордой – опять же в песок. Жизнь ради существования, и ни шиша толком не сделано. И чего хотел alter ego, монарх новоявленный, до сих пор непонятно.
Может, хотел сделать хоть что-нибудь? Ужаснулся такому вот бытию и, понятно, накуролесил?
Пять лет назад было ясно: дерьмо и сукин сын. Фома и сейчас так думал. Если хочешь, презирай себя, букашку на Плоскости, подопытную крысу в лабиринте. Людей презирать не смей. Хочешь возвыситься над ними – ладно, черт с тобой, возвышайся, но лезь вверх сам, а не опускай остальных ниже своего уровня. Казалось бы, так ясно!
Было ясно, а стало туманно. Нет, придется, точно придется сделать вылазку на запад! Не сейчас, конечно, а через год-два. Когда Борька подрастет и подучится настолько, чтобы заменить феодала не на время, а навсегда…
Мало ли что.
– Отвечай: что главное в любом действии?
– Его успех. – Борис жизнерадостно хохотнул. – Что, нет?
– Я не о том. Что необходимо любому действию, чтобы оно стало успешным? Решительность?
– А? Ну да. Верно.
– Вы тупы, юнкер. Главное – своевременность, понятно? Повтори.
– Своевременность, – недовольно пробубнил Борис. – Опять экзамен начинается, да?
– Ты еще умерших от жажды, считай, не видел, – едко сказал Фома. – А знаешь, почему? Потому что мы своевременно обходим все точки выброса. С чего ты взял, что мы можем позволить себе пропустить хоть одну?
– Да с того, что она давно скисла, вот с чего! Она за пять лет ни одного новичка не выбросила!
– За шесть, – поправил Фома. – Ну и что? Это аргумент?
– Да!
– Нет. Можешь идти прямо к Джорджу, а я сделаю крюк и посмотрю. До встречи.
Борис нагнал его не слишком скоро, но все-таки нагнал. Сначала угрюмо молчал, потом успокоился и начал поглядывать на наставника снисходительно. Ладно, мол, будь по-твоему, семь верст не крюк, ноги не отвалятся, но знаешь, кто ты, если честно, без церемоний? Косный тип, перестраховщик и начинающий параноик.
Путь был давно знаком. Как всегда, понемногу дрейфовали известные ловушки, и шагать бездумно отнюдь не стоило. Дрожащая лужа жидкой земли уменьшилась с прошлого раза вдвое, зато невесть откуда возник новый черный провал. Видели противно копошащийся клубок живого волоса. Борис порезался о летающую нить, сосал палец и сплевывал. А узкий проход меж двух участков зыбучего песка ничуть не изменился.
– Ну что? – Ученик выглядел победителем. – Я же говорил: пусто.
Да, эта точка выброса опять никого не выбросила. Выцветшая надпись на камне по-прежнему предписывала вновь прибывшим сидеть на месте, дожидаясь помощи. Вода в оставленной возле камня пластиковой бутылке наверняка протухла. Ее некому было выпить.
Теперь Фома не знал, что педагогичнее: поощрить ученика согласием с его мнением или упрямо стоять на своем. Решено: придется выспать для этой точки выброса какое-нибудь сигнальное устройство – например, фейерверк, коробку такую… Пожалуй, она продержится года два-три. И спички. И угольный фильтр для воды, и, конечно, принести саму воду. И еще написать на двух языках подробную записку. Кто-нибудь в ближних оазисах, хотя бы Джордж или Автандил, почти наверняка заметит вспышки в небе. Нужно только не забывать расспрашивать их для очистки совести и больше сюда не ходить. Маленькое, но облегчение.
Было шесть точек выброса, осталось пять… Или все-таки шесть? Теория вероятностей штука коварная, ей обмануть человека – одно удовольствие. Если все точки срабатывают с равной вероятностью, то… Фома не помнил формул, забыв их немедленно по сдаче экзамена, но было и так ясно: вероятность того, что одна из точек «замолчит» на шесть лет, совершенно ничтожна.
Но о какой вероятности можно рассуждать там, где действует чья-то прихоть?
Светло было без солнца, и тошно без рвотного, и пьяно без водки. «Ну же, сволочь, – неслышно шевелил губами феодал, обращаясь к пустому месту, – сглотни меня. Верни назад. Я хочу домой, слышишь?»
Только бы на Землю. Хоть куда-нибудь, пусть в самое гиблое из амазонских болот. В пустыню. Согласен на благодатный Магадан. В зону за проволоку. Готов попытаться всплыть со дна выгребной ямы.
Но молчала Плоскость, и ничего, кроме выцветшей надписи для новичков да зеленой от плесени бутылки, не указывало на положение точки выброса, то ли исчерпавшей себя, то ли надолго задумавшейся. Да ведь выброса же, елки зеленые, а не вброса! Фома знал, что требует невозможного. Да если было бы возможно вернуться назад, любой хуторянин сию минуту бросил бы ковыряться в земле! Толпами побежали бы. Все до единого, даже те, кто уверяет, будто наладил жизнь, успокоился и всем доволен. Вот вам он доволен!.. И Юсуф побежал бы. Вприпрыжку. И Автандил. Скажи им: «Один шанс из ста, что вернешься на Землю, а девяносто девять за то, что сдохнешь, как собака» – все равно побегут. На авось.