[770]. И это в то время, когда Данвиль обладал уже армиею в 10 000 пехоты, значительною кавалериею и имел в своем распоряжении 8 больших орудий и 6 малых (couleverines)[771]. А между тем осада длилась около двух месяцев, часто производились атаки, но всегда с уроном. Только 9 апреля, и то вследствие недостатка в боевых снарядах, Гермиан сдал крепость, нона самых выгодных условиях. Гарнизону дозволено было с оружием выйти из города и направиться куда угодно[772]. Данвиль потерял тысячу человек убитыми и ранеными[773], и, главное, потерял лучшее время на осаду ничтожного городка. Испуганные вначале громадностью королевского войска, гугеноты, — говорит современник, — стали потом укрепляться и заботиться о своих делах лучше, чем когда-либо, и мало-помалу овладели всею страною почти без выстрела[774].
Взятие Соммиера не дало в результате никаких особенных выгод для правительства. Данвиль вел дело по-прежнему крайне вяло. Он овладел еще двумя или тремя замками[775], но гарнизон их был отпускаем на тех же условиях, как и гарнизон Сомимиера. Силы гугенотов не были ослабляемы, тогда как, напротив, силы власти, ее армия претерпевали сильный урон. Значительное число убитых и раненых, развивавшиеся болезни, выводившие из строя около половины армии, вынудили Данвиля принять перемирие на месяц и распустить свою армию[776].
16 мая начата была новая кампания против гугенотов, но она длилась недолго и была еще менее успешна, чем первая. Гугеноты завладели многими городами и в Лангедоке, и в Виваре[777], а Данвиль, обложивший только теперь Ним, ограничился лишь стоянием подле города[778], и в конце мая заключил с гугенотами новое перемирие до 15 августа[779].
Таким образом и здесь, благодаря прочности союза, заключенного с буржуазиею, и недобросовестное поведение Данвиля, аристократия успела оказать значительные успехи. Вся Севеннская область, большая часть Виварэ и собственно Лангедока очутились к маю 1573 г. в руках гугенотов, и силы и смелость их стали так велики, что они единодушно отвергли тот мир, который Рошель заключила с правительством, мир, гарантии которого уже не были в состоянии удовлетворить и половину тех требований, которые они ставили условием прекращения войны.
Восстание не ограничилось лишь теми областями, которые лежат к югу от Луары и к западу от Роны. Едва только оно успело обнять собою эти области, как тотчас же перешло на противоположный, восточный берег Роны, и в Дофинэ нашло богатую почву.
Здесь оно носило на себе характер чисто аристократического движения. Города, которыми прежде владели здесь гугеноты, были потеряны ими, и восстание могло найти поддержку лишь в одних замках. А это была сильная поддержка. Может быть, ни в одной области кальвинизм не нашел такой массы последователей среди аристократии, как здесь. Большая часть аристократических родов, возводивших свою генеалогию к самым отдаленным временам, приняла кальвинизм. Таковы были, например, аристократические роды Арбалетье[780], Аргу[781], баронов де Валуз[782], Монбренов[783], Ледигьеров[784] и многих других. Их энергия и храбрость были известны: они успели заявить их еще в первые религиозные войны. Но теперь, лишенные важнейшей поддержки, которою обладали дворяне Лангедока, лишенные помощи от городов, они до января 1573 г. не начинали враждебных действий. Между гугенотами ходил слух о том, будто они охладели[785], будто Монбрен заперся в своем замке и упал духом под тяжестью несчастий[786]. Но то был далеко не верный слух. Аристократия не могла и здесь одна, лишь собственными силами вести борьбу с властью. Она ждала лишь удобного случая, ждала нравственной поддержки со стороны гугенотов, живших в по ту сторону Роны. Поэтому лишь только восстание началось в восточном Лангедоке, как в январе 1573 г. и в Дофинэ открылись враждебные действия против власти.
Ледигьер первый начал борьбу. Война, боевые подвиги составляли для него цель жизни. Назначенный родными к юридическому поприщу, получивший даже воспитание в этом смысле, он тотчас же по смерти своего опекуна бросил занятие правом и поступил в армию Горда. Кальвинизм произвел на него сильное впечатление, и он оказался одним из первых и самых ревностных его последователей. В первую же религиозную войну он оказал чудеса храбрости, и с этого времени партия возлагала на него все свои надежды. «Если он будет жить, то заставит многих говорить о себе», — так отозвался о нем один из ветеранов, сражавшихся с гугенотами против католиков[787].
Король отлично понимал все то значение и влияние, каким пользовался Ледигьер между дворянством Дофинэ. Поэтому, едва только начались волнения на юге, Горд, губернатор Дофинэ, употреблял все усилия для привлечения Ледигьера на сторону власти. Но блестящие предложения не произвели на Ледигьера ожидаемого действия[788], и он наотрез отказался бросить дело гугенотов. К январю он успел собрать небольшой отряд, состоявший из дворян, известных своей храбростью и преданных ему[789], и с ними начал войну и захватил соседний замок Амбель. Укрепивши его и оставивши в нем губернатором Бастьена, он с остальным войском направился в город Ман (Mens) и здесь основал главную квартиру[790]. Слух о его подвигах привлек к нему новую массу дворян, и теперь для него открылась возможность предпринять более смелые подвиги. Он был враг всякого покоя, враг выжидательной политики в войне. Его энергия и решимость не останавливались ни пред какими препятствиями. С небольшим отрядом он перелетал из одной области в другую, и везде победа была его верным спутником. Города Карп взят с первого же приступа[791]. Оттуда — поход на Гренобль, и армии королевской как не бывало. Лишь три или четыре человека спаслись от смерти[792]. В это время жители небольшого городка, Фрейссиньер, посылают к нему просьбу спасти их от католиков, обложивших крепость. В несколько переходов Ледигьер добрался до города, прогнал католиков, освободил город и разбил милицию города Гап (Gap), явившуюся на помощь осаждавшим[793].
Между тем другие аристократы, в том числе Сен-Обан[794] и Брагар[795], соединились с Монбрэном, личностью не менее энергическою, чем Ледигьер, и пользовавшеюся большим авторитетом среди дворян. То был истый феодал, тип дворянина прежнего, средневекового строя. Член одной из самых знаменитых фамилий Дофинэ, он сильнее, чем кто-либо другой в его время, сохранил любовь к старому порядку и те нравы, которыми отличались феодальные дворяне. Как и Ледигьер, он любил войну для нее самой, но, ведя ее с властью, он считал себя вправе открыто заявлять, что он не признает ее существования. Король написал ему письмо, «смелое, надменное и достойное короля». Он был не доволен, что Монбрэн осмелился ограбить королевский багаж. «Как, — воскликнул Монбрэн, — король пишет мне как король и в такой форме, как будто я обязан признавать его власть! Пусть он знает, что я готов признать его королем во время мира, но во время войны — все товарищи»[796]. Во всех религиозных войнах он был главным деятелем, и католикам не было от него пощады, как не было пощады и католическому культу. Гугеноты смотрели на него с величайшим уважением. «Храбрый» было единственным именем, под которым он слыл между ними[797]. Зато правительство ненавидело и боялось его больше даже, чем Ледигьера. Как и по отношению к этому последнему, оно употребляло все усилия, чтобы изолировать Монбрэна, отклонить его от войны[798], но потерпело и здесь неудачу. Никакие просьбы не могли спасти его, и он был повешен[799].
Его смелость и уверенность в себе были так велики, что, собравши всего 200 человек пехоты и 18 человек конницы, он начал военные действия. Он составил план войны и склонил жителей Виварэ присоединиться к нему, с целью захватить важнейшие города Дофинэ. Но план был открыт, и ему пришлось переменить образ действий. Оставивши в стороне города Валенс и Монтейль, он направил свои удары на Ориньер, Серрес и другие города и успел с небольшими усилиями захватить их в свои руки[800].
Теперь для двух гугенотских армий, действовавших в Дофинэ, открылась возможность развить все свои силы. В апреле Аедигьер соединился с Монбрэном, и города один за другим попадали в их руки. Провансальская армия была разбита, и благодаря этой победе города: Кондорэ, Нион, Менебр и другие вынуждены были подчиниться власти гугенотов