[1267], ряд доказательств, почерпнутых из статутов и кутюмов Франции, что женщины всегда устранялись от управления государства, послужили основаниями отвергать у Екатерины Медичи право на ту роль, которую она играла в событиях, и отдать принадлежавшую ей власть в руки знати и принцев.
Таковы были те цели, к достижению которых стремилась гугенотская партия. Она добивалась теперь открыто восстановления старого порядка вещей и начала на юге решительную борьбу с властью, имея ввиду именно достижение этих заветных своих мечтаний. Она не поколебалась сделать ряд уступок среднему сословию и благодаря его поддержке и крайней слабости правительства образовала на юге силу, которая с каждым днем грозила увеличиваться все более и более. У союза, образовавшегося на юге, были все средства вести войну: у него были деньги, довольно значительное войско, лучшие крепости, сочувствие гугенотского населения. Блестящая перспектива открывалась перед ним: Виллар был уничтожен, Данвиль колебался и постоянно стремился дать отдых протестантам, заключая с ним перемирия. И в это время, при таких благоприятных условиях, гугенотам даю эдикт, который содержит в себе меньше гарантий, чем тот, который они получили в 1570 г., после того, как их жестоко разбили в двух сражениях, и власть имела все шансы в руках уничтожить их совсем. Могли ли они принять его? Могли ли удовлетвориться жалкими гарантиями и правами, которые он давал им?
В самом деле, что давал гугенотам этот новый эдикт? Какие гарантии безопасности и свободы представлял он им? — В силу постановлений этого эдикта право богослужения было предоставлено лишь трем городам: Рошели, Ниму и Монтобану, да и то не в публичных местах, а также и всем дворянам hauts-justiciers и их друзьям, если их соберется в замке не более 10 человек[1268], всем дворянам (basse-justice) была гарантирована свобода совести, — свободы же богослужения их лишили. А между тем по эдикту, данному в 1570 г. в Сен-Жермене, после того, как гугеноты были разбиты наголову в двух сражениях при Монконтуре и Жарнаке, право свободного богослужения предоставлялось всем дворянам, обладающим haute-justice, без всякого ограничения числа лиц, присутствующих при богослужении, потом мелким дворянам с правом совершать его при всем семействе и еще десяти лицах, и кроме того, значительному числу городов во всех провинциях Франции. Таким образом, несмотря на все те успехи, которых достигли гугеноты в последнюю войну, несмотря на то, что ни разу королевские войска не одержали сколько-нибудь решительной победы и что, напротив, повсюду сопровождали гугенотские отряды, кальвинисты должны были в силу нового эдикта лишиться большей части тех прав, которые они приобрели прежде. Понятно, что они в большинстве не могли отнестись сочувственно к новому эдикту. Да к тому же и тот способ, каким был заключен мир, прямо противоречил постановлению Реальмонского собрания, по которому мир мог быть заключен лишь с согласия всей партии. Рошель вовсе не получила полномочий вести от имени всей партии переговоры о мире. Те монтобанские послы, которые явились к этому времени в Рошель, не получили никаких инструкций на этот счет от жителей юга, и их просто уговорили принять участие в переговорах, хотя это было прямым превышением их власти. Мир был заключен, таким образом, от имени всех протестантов в то время, когда большинство даже и не знало, что идут переговоры[1269]. Их не удовлетворил новый мир, и они протестовали[1270] против этого нового мира, который в их глазах являлся «тираниею над совестью»[1271], новым обманом, западнею с целью вновь заманить их и уничтожить…[1272]
Между тем энергическая деятельность знати убедила большинство горожан, что королевские войска далеко не так сильны, что борьба, даже победа над ними возможна; и они решились продолжать борьбу, несмотря на отступничество Рошели, на которую они привыкли смотреть как на пример для подражания, но которая так жестоко обманула их и так вероломно поступила с ними.
Пока они отложили продолжение военных действий: перемирие с Данвилем в восточном Лангедоке, эдикт Булонский, принятый на время в западном, прекратили их на время. Лишь в некоторых местах продолжались они, но здесь носили характер грабежа или частной войны.
Такое решение гугенотов на юге обусловливалось далеко еще несовершенною организациею их сил. Правда, в двух собраниях своих, в Андюзе, а потом в Реальмоне, попытались они, как мы видели, произвести порядок в своих силах. Но этот порядок был крайне плох, и введенная организация не была в состоянии поддержать их на случай более сильной и энергической борьбы с властью. Она не достигала главной и существенной своей цели — не объединяла вполне, не централизовала гугенотских сил. Каждый губернатор действовал самостоятельно, отдельно от других, составлял сам план действий и вел войну почти исключительно одними своими силами. С другой стороны, внутренняя организация представляла большие несовершенства, вследствие уже того одного, что она существенно различалась в том виде, как существовала она в восточном Лангедоке, от того, какой имела в западном.
Теперь представлялся благоприятный случай ввести правильную организацию в свою среду. Мир был заключен, королем дан был эдикт, и они могли оставить собрание с целью обсудить условия мира. С другой стороны, правительство понесло страшный урон в своих силах, его войска были сильно ослаблены долговременною осадою Рошели и постоянными стычками с гугенотами юга, и оно увидело себя вынужденным оказывать полное удовлетворение требованиям гугенотов.
Едва только был опубликован эдикт, как гугеноты юга отправили послов к герцогу Анжуйскому, находившемуся в Гиени, с просьбою исходатайствовать им разрешение составить общее собрание всех гугенотов. Они выставляли как предлог для составления его, на вид того, что необходимо общее соглашение насчет происшедших событий и параграфов нового эдикта[1273]. Разрешение было дано беспрепятственно, и местом собрания назначен был город Мило в Руэрге. Правительство относилось крайне снисходительно к гугенотам: польские послы находились в пределах Франции, и всякое действие не в пользу гугенотов могло вызвать затруднения в деле Генриха Анжу[1274]. А с другой стороны, оно надеялось покончить со смутами, успевшими истощить все силы власти. Достижение надежды было близко: Рошель покорилась, депутаты южных провинций показывали все признаки полного повиновения[1275].
Ожидания власти не сбылись. Собрание, созванное в Мило, перешло в Монтобан, и здесь и принятые им меры, и та просьба, которую они отправили к королю ясно показали, как жестоко ошибалось правительство, и как решительно стали преследовать гугеноты свои цели.
Заседание собрания происходили в августе, и члены его обратились прежде всего не к рассмотрению параграфов эдикта, а к вопросу об организации страны.
Местность, в которой укрепились гугеноты, была слишком обширна, а владения гугенотов чересполосны: во многих местах разделяли гугенотские владения католические крепости и замки. Это было важным препятствием для правильности административного надзора и управления. Собрание решило, поэтому, разделить все владения гугенотов на два округа (généralités): 1) верхний Лангедок, заключавший в себе собственно Лангедок, Гиень и Кверси с главным городом Монтобаном, и 2) нижний, — Севенны, Виваре, Руэрг и другие соседние провинции, с Нимом во главе. Во главе каждой из новообразованых областей был поставлен губернатор, заправлявший всеми делами вверенного ему округа. В верхний Лангедок был единогласно избран губернатором Полей, в нижний — Сен-Ромен. Оба они происходили из знати, и было постановлено назначать губернаторов из этого сословия. Им вручена была верховная власть, и от них, их усмотрения, зависело как разделение вверенного им округа на части, так и назначение в каждую из них особого губернатора. Это значительно увеличивало централизацию гугенотских сил и вместе прежнего чисто случайного повиновения одному из пяти вождей, призывавшему других к себе на помощь, вводило обязательное повиновение одному общему главе.
Власть губернаторов была определена в самом собрании. Их обязанность заключалась главным образом в управлении военными делами, в начальствовании над войсками во все то время, пока будет продолжаться гражданская война. Финансовое управление было изъято из их прямого и непосредственного ведения и передано Штатам (états).
Эти Штаты, устроенные по старым галльским обычаям[1276], должны были существовать в обоих округах, и их главное назначение заключалось в контролировании действий обоих губернаторов. Члены Штатов составлялись из нотаблей, т. е. лиц, пользовавшихся уважением в стране, известных своими подвигами в пользу «дела», по выбору в каждой области округа. Они должны были сообщать свои мнения губернатору, который не имел права предпринимать что-либо, не посоветовавшись с собранием, назначали ему жалованье, определяли бюджет, распределяли сумму налогов, падающую на каждую область округа.
В свою очередь каждая из областей, на которые был разделен округ, не была предоставлена распоряжению назначенного в нее губернатора. В ее центральном пункте должен был существовать, как то было и прежде, особый совет (conseil). Эти советы выбирали лиц, назначенных в члены Штатов, и в ограниченном размере заведывали теми же делами, как и Штаты. Мнениями советов должны были руководиться губернаторы, но постановления советов, как и сами они, находились в строгой зависимости от Штатов