[1350]. В донесении барона Фуркево[1351] высказываются еще более горькие истины. «Между наших всех сословий очень мало связи и согласия; каждый сделался холоден, как лед, каждый думает лишь о себе, и все потеряли храбрость и не стыдятся объявлять, что они или оставлены на произвол судьбы его величеством, или что от него скрывают их бедствия и страдания». Народ отягощен страшно, а гугеноты пользуются этим и обещают освободить от налогов и тягостей всякого, кто пристанет к ним. Волнение охватило всю страну от мала до велика; все вооружены; всеми обуян военный дух, и можно опасаться революции или всеобщего восстания, «Дела, — пишет он, — ухудшаются с каждым днем, с каждым часом. Нет солдата с нашей стороны, который не пристал бы к гугенотам, видя, что нет надежды на получение жалованья, и даже те города и села, которые теперь оказывают повиновение его величеству, присоединятся к гугенотам, особенно, когда увидят, что их труд будет обезопасен».
Эти донесения ни мало не преувеличивали дурного состояния дел. Зло, на которое они указывали, существовало давно, но теперь, благодаря постоянным войнам и дурному устройству и администрации, и юстиции, оно обнаружилось с полною силою. Вся тяжесть налогов лежала на одном народе, и он был доведен до того, что ему не из чего было платить. Недоимки увеличивались, и приходилось разве продавать все, что было у крестьянина, чтобы покрыть эти недоимки. А земель, лежащих впусте, без обработки, оставленных крестьянами ввиду полной невозможности обрабатывать их, ввиду недостатка орудий обработки, было и без того много. Правительство сознавало опасность подобного положения дел: начиная с 1560 г. оно постоянно в своих указах и декларациях объявляло, что все почти деревни оставлены жителями, что в стране совершенно почти прекратился труд, что народ обеднел, доведен до крайнего разорения[1352]. Но оно не создавало средств, чтобы прекратить зло, и прибегало к паллиативам. Еще в 1571 г. оно, ввиду бедственного положения крестьян, обремененных долгами, издало два закона, один от 8, другой от 13 октября[1353], в которых старалось облегчить их участь, но тут же рядом делало предписания, в корень уничтожающие все то, чего можно было достигнуть этими законами. «Прошедшие смуты и войны, — писал король, — чрезвычайно как уменьшили число людей, лошадей, волов, и всякого рода скота, отчего пропасть земли остается без обработки, а другие плохо обрабатываются, так как и средства малы и людей мало. Вследствие этого мы постановляем и приказываем, чтобы с этого времени (т. е. 8 октября) впредь до 31 декабря 1574 г. никто из тех, кто обрабатывает землю сам, с своею семьею и слугами, не был подвергаем взысканию ни за долги, ни за что либо другое ни лично, ни в своем имуществе, как то в постелях, лошадях, мулах, ослах, быках, повозках и т. п., ни вообще во всем, что относится до земледелия». Закон давал крестьянам действительное облегчение, но вторая статья совершенно уничтожала первую. По второй исключалось из этого изъятия все то, что относилось «к нашим деньгам и делам». А это был существенный вопрос, так как главная причина разорения лежала в финансовом устройстве.
Финансы[1354] страны находились в страшно расстроенном состоянии; народ был разорен, казна пустела, наполняя лишь карманы разных сборщиков, откупщиков, фермеров, и у королевской власти были отняты, таким образом, и те последние силы, на которые она могла опираться в крайнюю минуту. Несомненно, правительство являлось жертвою прежних мер, которые были употреблены в дело еще в правление дел: оно не изменяло прежнего пути и, нагромождая одну ошибку на другую, довело и себя, и народ до крайней степени бессилия и разорения.
Расстройство финансов сделалось хроническою болезнью Франции уже со времен Франциска I, и при Генрихе II, как мы видели, оно достигло сильной степени развития. Доходы поступали в казну неправильно, значительная же часть и вовсе не доходила по назначению; грабеж казны сделался обыденным явлением. А между тем все более и более увеличивавшаяся потребность в деньгах, вследствие расходов по ведению войн, требовало серьезного внимания правительства на свое финансовое положение. Ввиду расстроенного состояния казны, ввиду недоборов и недоимок, оно решилось принять энергические меры, с целью обозначить правильное поступление доходов, и обратилось к созданию новых чиновников, к назначению целой массы контролеров, как к лучшему обеспечению казны. Ряд указов был издан с этою целью: в 1554 г. к каждому генеральному сборщику был приставлен особый контролер, обязанность которого состояла в надзоре и проверке всех его операций[1355], и в то же время создана целая масса других чиновников, для надзора за лесами и королевскими доменами, оценщиков и т. п. Затем назначены были по два чиновника для контроля расходов и доходов по разным отраслям в високосные года, другой в остальные, и оба контролировать друг друга. Власть думала достигнуть этим, — говорит Байльи[1356], — того, чтобы контролеры не имели предлога оттягивать отчетности и уплачивали недостающее пред вступлением в должность, а это показывало бессилие администрации и бесполезность тех контролеров, которые были созданы прежде.
Подобное же увеличение числа чиновников последовало и во всех других отраслях финансового управления[1357]: увеличено было число таможенных чиновников, назначены были особые контролеры для исполнения приказаний короля, по одному на каждый округ, и им даны были обширные полномочия как в делах, касающихся публичных работ, так и в надзоре за распределением и взиманием налогов[1358]. Их существование делало ненужным существование казначеев, обязанности которых были те же, но эти последние были оставлены, а число контролеров стали увеличивать, и уже при Генрихе III число их дошло до пяти на каждый округ[1359]. Увеличение числа контролеров не приводило к цели, расстройство финансовое продолжало усиливаться, а между тем все короли, следующие за Генрихом II, держались политики отца и нагромождали одного контролера на другого. Продажа должностей вела к тому же результату, и число чиновников более чем удесятерилось в период времени от Генриха II до Генриха III. Всем этим чиновникам увеличено жалованье[1360], все они были освобождены от уплаты налогов: правительство думало, что они будут тщательно смотреть за равномерностью в распределении налогов[1361], и таким образом взывало к равенству, чтобы создать неравенство.
Это привело к результату, которого менее всего ожидало правительство. Число лиц, освобождавшихся от уплаты податей, умножалось, а все более и более увеличивающиеся потребности казны приходилось добывать с народа, который должен был платить не только за себя, но и за свободных от налогов лиц, который уплачивал и увеличившееся жалованье чиновникам, и должен был покрыть увеличившиеся расходы казны. Платежные силы его ослаблялись, а беспорядки в управлении финансами государства, грабежи и вымогательства чиновников, грабежи солдат, громадное число повинностей, которые нес народ и в пользу дворянина, и в пользу священника, и в пользу государства доводили его до полнейшего разорения, до невозможности правильно и исправно вносить подати в казну.
Финансовое управление[1362] и системы отчетности и контроля составляли вторую причины жалкого состояния казны. В управлении не было никакого единства, никакого порядка; сохранялось все, созданное прежде, и к этому присоединялось по мере надобности новое, плохо прилаживавшееся к старому, или же просто заменявшее, но не устранявшее его. И сбор доходов, и расходование их находилось в руках множества лиц, и самые мелкие оттенки в характере доходов и расходов имели особых представителей: существовали чрезвычайные военные казначеи, существовали и обыкновенные; артиллерия имела своих казначеев, морское дело своих, двор своих, король своих. Да и это еще подразделялось на более мелкие части. Одни казначеи выдавали, например, деньги на покупку столового белья, другие на приобретение платья, третьи заведовали расходами по охоте и королевским соколам, и все они получали громадное жалованье. Это касалось расходов. Поступление доходов было подчинено подобным же разделениям. Одни доходы собирались сборщиками, другие доставляли фермеры, третьи откупщики, концессионеры и т. п. Присутственные места, ведавшие дела о финансах, были также разнообразны, поглощали громадные суммы на свое содержание. Существовали: Chambre des comptes (счетная палата), которая имела целью контроль над расходами и окончательный голос в вопросе о счетах; кроме того, она должна была преследовать тех, кто окажется недобросовестным в ведении счетов, собирать пени и т. п.; Cour des aides (палата питейных сборов), которая создана была для надзора за взиманием налогов с питей и съестных припасов и которой подведомственны были такие учреждения, как greniers de sel и др.; королевский совет (conseil du Roy), занимавшийся вопросами о составлении сметы расходов, о мерах к получению денег из trésor d'espargne, куда все генеральные сборщики отдавали деньги, а также и о мерах пополнения дефицита, на случай превышения расходами доходов; сюда каждые три месяца обязаны были доставлять казначеи отчеты, которые представлялись также и в счетную палату. Затем каждый казначей имел свое особое управление. Все эти управления не были строго разграничены, области их ведения часто были одни и те же