[2].
18 марта 1909 г. Ф. Н. Чернышев был избран единогласно Физико-математическим отделением, а 2 мая (также единогласно) Общим собранием Академии наук на кафедру геогнозии (исторической геологии) и палеонтологии, которая была организована сравнительно недавно. Самой ранней геологической кафедрой в Академии наук была минералогическая, позднее стали замещаться должности академиков по геологии, в XIX в. их последовательно занимали Р. И. Мурчисон (1845-1871) и А. П. Карпинский (1886-1936). Первым академиком по геогнозии и палеонтологии был избран Г. П.
Гельмерсен, после него на этой кафедре работал Ф. Б. Шмидт. Эта специальность была учреждена благодаря успешному развитию геологического картирования территории России.
Г. П. Гельмерсен в середине XIX в. был признанным лидером в области региональной геологии России. Уже упоминались составленная им в 1841 г. геологическая карта Европейской части страны и работы по стратиграфии Урала. Г. П. Гельмерсен впервые в научной литературе применил наименование «пермские» отложения, обозначил на карте границы третичных отложений. В области палеонтологии он работал меньше. Значительный вклад в биостратиграфию сделали член-корреспондент Академии наук Э. И. Эйхвальд и академик X. И. Пандер, избранные на кафедру зоологии. Э. И. Эйхвальдом был издан фундаментальный трехтомный труд «Палеонтология России».
А. П. Карпинский
Непосредственным предшественником и наставником Ф. Н. Чернышева в работе на кафедре геогнозии и палеонтологии был академик Ф. Б. Шмидт — специалист по стратиграфии и палеонтологии силура Прибалтики, которым он занимался в течение полувека. Предложенное им расчленение этих отложений до сих пор является образцом стратиграфических исследований. Работы Ф. Б. Шмидта сопровождались составлением монографических описаний трилобитов, послойно собранных автором. Всего им было выделено около 120 новых видов и подвидов этих ископаемых. Именно Ф. Б. Шмидт (а также Э. И. Эйхвальд и Г. В. Абих) стал одним из родоначальников того направления палеонтологии, которое прямо было связано с задачами геологического картирования и получило название стратиграфической палеонтологии. С этой областью науки связал себя и Ф. Н. Чернышев. Его многочисленные монографические описания палеозойской фауны также были тесно сопряжены с задачами стратиграфии и стратиграфической корреляции: «Ф. Н. Чернышев показал, что многие формы, считавшиеся до того времени свойственными только американскому или азиатскому верхнему палеозою, распространены и в Уральско-Тиманском регионе. Он подчеркнул также, что тип позднепалеозойской фауны России распространен повсюду, где сохранились осадки этого возраста, а наблюдаемые отдельные отклонения зависят главным образом от фациальных причин. Монографии Ф. Н. Чернышева по фауне девонских и каменноугольных отложений стали впоследствии общепризнанным справочным пособием при всех исследованиях брахиопод» [3].
Вся творческая жизнь Ф. Н. Чернышева была связана с Ф. Б. Шмидтом и с А. П. Карпинским. Оба выдающихся геолога были учителями Ф. Н. Чернышева в Горном институте, в Геологическом комитете и в Академии наук, и они оказали на Ф. Н. Чернышева глубокое влияние. Историю отношений Ф. Б. Шмидта и Ф. Н. Чернышева характеризуют авторы библиографического указателя: «Совместная работа начинается с момента основания Геологического комитета в 1882 г., Ф. Б. Шмидта как члена Присутствия комитета, Ф. Н. Чернышева как младшего геолога. Представительство обоих на IV и У сессиях Международного геологического конгресса уравнивает их в глазах европейских ученых; на Вашингтонской сессии (1891 г.) оба избираются вице-президентами конгресса. В 1897 г. Ф. Б. Шмидт содействует избранию Ф. Н. Чернышева адъюнктом Академии наук; в 1900 г. он передает ему руководство Геологическим музеем. В 1902 г. Ф. Н. Чернышев организует сбор капитала имени Ф. Б. Шмидта в ознаменование 70-летия со дня его рождения. Цель сбора — создать стипендию для работ по геологическому изучению Сибири и Прибалтийского края — основных областей исследований Шмидта. В 1903 г. к 50- летней годовщине научной деятельности Шмидта Ф. Н. Чернышев (в это время председатель Отделения физической географии в Русском географическом обществе) способствует получению Ф. Б. Шмидтом высшей почетной награды Географического общества — Константиновской медали. В 1904—1906 гг. Ф. Н. Чернышев помогает осуществлению заветной мечты Ф. Б. Шмидта — организации экспедиции в неисследованные области Северной Сибири (Хатангская экспедиция И. П. Толмачева). В 1908 г. Ф. Н. Чернышев вместе с А. П. Карпинским входит в состав комиссии по распоряжению капиталом имени ЧФ. Б. Шмидта и в этом же году наследует ставшую вакантной после смерти Ф. Б. Шмидта кафедру геогнозии и палеонтологии в качестве ординарного академика» [4].
Деятельность Ф. Н. Чернышева в Академии наук протекала на рубеже XIX и XX вв. Этот период развития основного научного учреждения России характеризуется ростом социальных противоречий в стране, развитием революционного движения, что наложило свой отпечаток на становление русской культуры и науки. В этот период наметилась тенденция к сближению науки с экономическими потребностями страны.
Несмотря на ускорение темпов экономического развития в эпоху империализма, царская Россия оставалась экономически отсталой страной. Русские ученые болезненно переживали этот факт и мечтали об освобождении творческих сил народа. Характерной чертой развития науки в России было то, что «русские естествоиспытатели того времени не связывали свою деятельность непосредственно с капиталистическими предприятиями. Среди русской прогрессивной интеллигенции был традиционно сильным дух теоретических поисков истины не ради меркантильных соображений, а во имя самого познания и вместе о тем ради содействия экономическому развитию своей страны. Это было связано с желанием ученых отдать свои силы служению народу, его просвещению, повышению общей культуры» [5].
Экономическая и политическая отсталость России неблагоприятно сказывалась на условиях развития самой науки, хотя по многим направлениям русские ученые находились в авангарде мировой науки. Так, на сессии МГК в Петербурге в 1897 г. отмечалось, что русская геологическая наука поднялась вровень с наукой Западной Европы и Америки. Однако высокие творческие потенции отечественной науки тормозились устаревшей политической организацией общества. Как писал В. И. Вернадский, русские ученые «совершали свою научную работу вопреки государственной организации, при отсутствии самых элементарных условий общественной безопасности. Они стали при этом рядом, как равные по силе, со своими товарищами Запада и за океаном, которые совершали эту работу или при помощи государства, или при государственной организации, обеспечивающей им возможность спокойной научной работы» [6].
Царское правительство всячески сдерживало процессы демократизации науки. Вузы продолжали жить по устаревшим уставам, связанным с реакционной реформой образования графа Д. А. Толстого. Академия наук также руководствовалась уставом 1836 г., и все попытки заменить его в 90-х годах прошлого века ни к чему не привели. Царская администрация, сознавая необходимость большего использования научных достижений, пошла по линии насаждения науки в государственных учреждениях: в ряде министерств и ведомств были созданы ученые комитеты, например в Горном департаменте, членом которого был Ф. Н. Чернышев. Значительной заслугой Академии наук в конце прошлого века было то, что ее члены, учитывая эту тенденцию, приняли в свои ряды таких двух лидеров геологической науки, как А. П. Карпинский и Ф. Н. Чернышев.
В год вступления Ф. Н. Чернышева в Академию наук произошел ряд положительных изменений. Со смертью министра народного просвещения и одновременно президента Академии наук Д. А. Толстого сменилось все ее руководство и произошли изменения в личном составе Академии в сторону омоложения. За короткий срок из нее по разным причинам выбыло около 40 академиков и свыше 68 было избрано вновь. Наряду с Ф. Н. Чернышевым в 90-е годы были избраны академиками ботаник С. И. Коржинский, геофизик Б. Б. Голицын, филолог А. А. Шахматов, историк А. С. Лапно-Данилевский, ориенталист С. Ф. Ольденбург и др. Эта группа молодых ученых, завоевавших своими трудами известность в России и за рубежом, характеризовалась высокими гражданскими и патриотическими чувствами, что позволило им осуществить ряд демократических реформ в русской науке.
1905 год — год всеобщего возмущения расстрелом рабочих 9 января и резко возросшей политической активности самых различных слоев народа — многое значил и для Академии наук. К 150-летнему юбилею Московского университета (юбилей в тогдашней политической обстановке был отменен) было подготовлено программное заявление ученых «Записка о нуждах просвещения», опубликованная 19 января 1905 г. в газете «Наши дни». Ее подписали 342 крупнейших ученых и деятелей просвещения и культуры, в том числе и члены Академии наук — Ф. Ф. Бейльштейн, Η. Н. Бекетов, И. П. Бородин, В. А. Беклемишев, А. Н. Веселовский, В. В. Заленский, К. И. Залеман, В. О. Ключевский, А. М. Ляпунов, А. С. Лаппо-Данилевский, A. А. Марков, С. Ф. Ольденбург, И. П. Павлов, B. В. Радлов, А. С. Фаминцын, Ф. Н. Чернышев, А. А. Шахматов, И. И. Янжул, а также многие крупные геологи — Н. И. Андрусов, Д. С. Белянкин, К. И. Богданович, В. И. Бауман, Л. С. Берг, А. П. Герасимов, Л. И. Лутугин, Ф. Ю. Левинсон-Лессинг, Η. Ф. Погребов, Η. Н. Яковлев и др.
Академический жилой дом на Васильевском острове, где с 1904 по 1914 г. жил Ф. Н. Чернышев
Содержание и значение этого документа многократно освещалось в научной литературе[7], в том числе в книге В. Р. Лейкиной-Свирской: «Записка содержала критику всей правительственной политики просвещения как тормоза в развитии народа: средние школы «убивают любовь к знанию и уменье мыслить»; высшие учебные заведения находятся в состоянии полного разложения, начала академической автономии совершенно подавлены; студенческие волнения, «вызываются всей совокупностью условий нашей государственной жизни»; преподаватели высших школ низводятся на степень чиновников, «долженствующих слепо исполнять приказания начальства» и т. д. «Академическая свобода несовместима с современным государственным строем России», необходимо «полное и коренное его преобразование», заявляли ученые, присоединяясь к конституционной программе. В тогдашней обстановке эта записка была смелым обличением политики царизма со стороны наиболее авторитетной группы интеллигенции»