Музыка и родина — эти два понятия всегда были для Листа основополагающими. Венгерский музыковед Бенце Сабольчи справедливо утверждает: «Одно достоверно: „мировой стиль“ и „венгерский голос“ Листа всё больше приближались друг к другу, чтобы в последний период его жизни и творчества сливаться в полное, неделимое единство»[682].
Акт пятыйЖИЗНЬ РАДИ БУДУЩЕГО (1874–1886 годы)
Как сложится эта последняя глава моей жизни, я не могу пока еще предугадать.
С началом 1874 года Лист словно вернулся во времена своей юности. Он снова стал давать благотворительные концерты, от которых публика приходила в бурный восторг, снова стал центром музыкальной жизни сразу трех стран: Венгрии, Германии и Италии. Везде его приезда ожидали с нетерпением. «Лист среди нас!» — повторяли как заклинание все, кому посчастливилось хотя бы мельком встретиться с этим необыкновенным человеком.
В январе Лист отправился с благотворительной миссией в Вену (концерт состоялся 11-го числа), а оттуда в Шопрон, где на следующий день дал еще один благотворительный концерт. Его встречали овациями, как и 30, и 50 лет назад.
Как и во времена «виртуозных лет», на Листа стали сыпаться бесконечные предложения выступить или хотя бы поприсутствовать, «освятить» своим посещением различные мероприятия. «Среди других я получил и следующие приглашения, из Цинциннати, дирижировать там в следующем месяце на музыкальном празднике… из Дюссельдорфа, присутствовать при исполнении там 5 мая „Легенды о святой Елизавете“; из Брауншвейга, чтобы я не отказал в своем присутствии на Собрании музыкантов, на котором будет исполнено несколько моих сочинений. Из Вены, Праги, Дрездена и т. д. и т. д. с просьбой, чтобы я своей игрой на фортепьяно украсил их многочисленные благотворительные концерты. Хорошо подумав, я везде отказал»[683], — писал Лист Каролине Витгенштейн.
Он действительно оставался равнодушен к этим проявлениям славы. Всё препятствовавшее его творчеству теперь осознанно отвергалось им. В феврале 1874 года Лист образно написал княгине Витгенштейн, что его единственная честолюбивая мечта — по возможности дальше закинуть копье в мир будущего. К сожалению, княгиня Каролина оказалась права, когда с грустью констатировала: «Пройдут поколения, пока его поймут полностью, ибо он гораздо дальше закинул в будущее свое копье, чем Вагнер»[684]. Это полное понимание не пришло и до сих пор…
Вернувшись в Будапешт, Лист наконец представил публике завершенную еще зимой мелодекламацию «Любовь мертвого поэта», уже в который раз подтверждая неизменность главного принципа своей жизни: «Я обоготворяю нашу родину и наше искусство. Моим единственным желанием является служить им без личных притязаний и тщеславия, либо работой в уединении над моими произведениями… либо в совместном труде с моими друзьями на благо общественных интересов»[685].
Увы, Лист не мог принадлежать только себе. «Совместный труд на благо общественных интересов» и занятия с многочисленными учениками являлись несомненным проявлением величия Листа-человека, но непреодолимым препятствием для Листа-композитора.
В мае Лист покинул Будапешт, но вопреки обычаю отправился не в Веймар, а сразу в Рим — вернее, в Тиволи, на виллу д’Эсте, чтобы отдаться творчеству. Лишь раз в неделю он приезжал в Рим, на свою квартиру, недавно снятую в доме 43 по улице деи Гречи (via dei Greci), где занимался с учениками. Под «сенью покоя виллы д’Эсте» его уже ждали рояль, перо и нотная бумага.
Двадцать второго мая в Варшаве скончалась Мария Калержи. На трагическое известие Лист отреагировал проникновенным, щемящим сердце произведением — «Первой элегией» (Erste Elégie).
За летние месяцы 1874 года Лист также сочинил и посвятил архиепископу Хайнальду очередную легенду «Святая Цецилия» (Die heilige Cäcilia). Кроме того, он продолжал работать над «Легендой о святом Станиславе».
А к осени была завершена оратория «Колокола Страсбургского собора» (Die Glocken des Strassburger Münsters)[686]для солистов, хора и оркестра, состоящая из двух частей: «Прелюдия: Эксельсиор» (Vorspiel: Excelsior) и «Колокола» (Die Glocken). Для сюжета был использован пролог поэмы Лонгфелло «Золотая легенда»: демоны во главе с Люцифером витают вокруг собора, стремясь прекратить ненавистный им колокольный звон, «зычный колокол сорвать и оземь вдребезги разбить». Но звон окропленных святой водой колоколов подавляет и гул непогоды, и вой сатанинских полчищ, вынужденных отступить. «Прелюдия» написана на стихотворение Лонгфелло «Эксельсиор» (Excelsior[687]). Лист посвятил свое произведение Лонгфелло; 22 ноября он написал в посвящении: «Excelsior! — „Еще выше!“ Это девиз поэзии и музыки. Они беспрерывно воспевают хвалу, возносимую душой человека вечности и Небесам, и, следовательно, сопровождают мелодию Sarsum corda („Мужайся“), что ежедневно звучит в церквах и вызванивается их колоколами»[688].
На вилле д’Эсте Лист начал также работать над новым циклом «Рождественская елка» (Weihnachtsbaum. Arbe de Noél). Цикл, завершенный в 1876 году, состоит из двенадцати миниатюр: «Старая рождественская песня» (Psalite. Altes Weihnachtslied), «Святая ночь!» (О, heilige Nacht!), «Пастухи у яслей» (Die Hirten an der Krippe), «Поклонение волхвов» (Adeste Fideles), «Скерцозо. Зажигают елку» (Scherzoso. Man zündet die Kerzen des Baumes ап), «Колокольный перезвон» (Carillon), «Колыбельная песня» (Schlummerlied), «Старая провансальская рождественская песня» (Altes Provencalisches Weihnachtslied), «Вечерний звон» (Abendglocken), «В старину» (Ehemals), «Венгерский марш» (Ungarisch), «Полонез» (Polnisch).
К сожалению, этот листовский цикл не получил такой известности, как, например, «Венгерские рапсодии» или «Этюды трансцендентного исполнения», и очень редко исполняется пианистами. Между тем, по мнению Б. Сабольчи, «теперь Лист развивает по-новому живописные начинания молодости… Лист — путешественник давно уже открыл сверкающие красоты ландшафтов. Лист — мировой странник давно уже познал тайную печаль времен года; Лист — поэт и мыслитель показывает теперь скрытые, но тем более глубокие и правдивые взаимосвязи между природой и человеческой душой. Для этого ему необходима новая красочно-звуковая палитра, более воздушные, оттененные, ярче вибрирующие рефлексы, эффекты пятен, полутени и сумерек, дотоле неизвестные в истории музыки. Кому было суждено когда-либо так подслушать и передать в музыке вечерний звон колоколов Рима, полуденную тишину лесов Франции, полет облаков по венгерскому небу, рубиноизумрудные отблески вечерних фонтанов Тиволи? После предчувствий Шопена здесь, на этих страницах, рождается музыкальный импрессионизм»[689].
Лист уже начал отмерять дальнюю дистанцию для «забрасывания копья в мир будущего». Но вскоре творчески продуктивное пребывание на вилле д’Эсте пришлось прервать.
В это время на горизонте вновь появился заново обретенный Листом «роковой друг». В ноябре 1874 года начались переговоры между Гансом Рихтером и Вагнером об организации гастролей последнего в Будапеште. Гастрольные туры Вагнера в 1870-е годы имели одну цель — собрать средства на продолжение строительства театра в Байройте. Он поставил перед дирекцией Национального театра условие: ему необходим чистый доход в пять тысяч форинтов. Такой сбор театр гарантировать не решился. Тогда было принято «соломоново решение»: в одной части концерта будут исполнены произведения Вагнера, а во второй — Листа, что гарантировало финансовый успех.
Ради друга Листу нужно было как можно скорее приехать в Венгрию. 5 декабря, еще находясь на вилле д’Эсте, Лист писал Корнелю Абраньи: «10 февраля я вновь буду в Пеште, куда вскоре вслед за мной должен приехать Вагнер. Десять лет назад мы с ним вместе дирижировали в одном концерте в Сен-Галлене[690]; такой же совместный концерт, если Вы поможете перевести стихотворение Лонгфелло („Колокола Страсбургского собора“) на венгерский язык, можно устроить и в Пеште. Исполнение этого произведения на концерте Вагнера я считаю совершенно уместным… Что же касается Музыкальной академии, то во время моего пребывания в Пеште переговоры можно продолжить, пока же я занимаю пассивную позицию»[691].
Как и обещал, Лист прибыл в Будапешт 11 февраля. Он одновременно занимался делами Музыкальной академии и принимал участие в подготовке к совместному с Вагнером концерту. Лист был готов пожертвовать важной для него премьерой «Колоколов Страсбургского собора». Он писал Каролине Витгенштейн: «Мне кажется, что он (Вагнер. — М. З.) больше не настаивает на обеспечении ему 5000 форинтов чистого дохода, что было первоначальным условием его здешнего концерта. Но вообще-то вероятно, что если исключить из программы хоры, то доход достигнет этой суммы… Что касается меня, то я очень охотно откажусь от исполнения „Колоколов“ в этом концерте. В противовес очень дружеской и тактичной идее Вагнера я хочу предложить заменить этот номер другим, более выгодным в денежном отношении: своими десятью старческими пальцами я снова сыграю концерт