Джордж ОруэллФерма животных(повесть-притча)
Глава первая
Владелец Мэнора мистер Джонс позапирал на ночь курятники, но о цыплячьих лазах спьяну забыл. Пошатываясь и рисуя на земле петли лучом света от фонарика, он пересек двор, скинул сапоги у заднего крыльца, нацедил себе еще одну кружку пива из бочонка в буфетной при кухне и завалился на кровать, в которой уже похрапывала миссис Джонс.
Лишь только свет в спальне погас, вся усадьба пришла в движение. Еще днем по ферме пронесся слух, будто прошлой ночью старый Майор, премированный хряк средней белой породы, видел поразительный сон и желает поведать о нем другим животным. Договорились собраться на большом гумне, как только мистер Джонс благополучно выйдет из строя. Старый Майор, которого Майором называли все, хотя выставлялся он под кличкой «Краса Виллингдона», — пользовался огромным уважением на ферме, и, чтобы его послушать, всякий был готов оторвать ото сна часок-другой.
Майор уже восседал на груде соломы, на помосте, устроенном в глубине большого гумна, под лампой, которая свисала с балки. Ему было уже двенадцать лет, и в последнее время его порядком разнесло, но он все еще выглядел великолепно и производил впечатление очень благоразумного животного, несмотря на торчавшие неподпиленные клыки. Постепенно на гумне стали собираться и остальные животные, располагаясь поудобнее, каждое на свой лад. Первыми прибежали три собаки: Блюбель, Джесси и Пинчер, а потом свиньи, которые разлеглись на соломе сразу перед помостом. Куры примостились на подоконниках, голуби расселись на стропилах, овцы и коровы улеглись позади свиней и занялись своей жвачкой. Две ломовые лошади Боксер и Кловер вошли вместе и передвигались с величайшей осторожностью, расставляя свои огромные мохнатые ноги медленно и внимательно, чтобы не дай бог не задеть какую-нибудь не заметную в соломе мелюзгу. Кловер, полная кобыла средних лет, была по-матерински добра со всеми. После четвертого по счету жеребенка она уже не восстановила своей фигуры. Боксер, здоровенный конь чуть не двухметрового роста, был вынослив, как две обыкновенные лошади вместе взятые. Белая черта под носом придавала Боксеру несколько глуповатый вид, и он в самом деле не был чересчур умен, но пользовался всеобщим уважением за твердый характер и огромную работоспособность. За лошадьми появились белая коза Мюриель и осел Бенджамин. Бенджамин был старше всех на ферме и славился отвратительным характером. Говорил он очень мало, а если и открывал рот, то только ради того, чтобы ляпнуть какую-нибудь непристойность. Однажды, например, он сказал: «Бог дал мне этот хвост, чтобы я гонял им мух. Лучше б он избавил меня и от того, и от другого». В отличие от других обитателей фермы он никогда не смеялся. Если его спрашивали, почему, он отвечал, что не видит вокруг ничего смешного. Однако, не признаваясь в этом вслух, он питал слабость к Боксеру; они часто проводили воскресные дни вдвоем на небольшой лужайке за фруктовым садом, где паслись бок о бок, никогда не разговаривая.
Две лошади как раз устраивались поудобнее, когда на гумно гуськом ввалился выводок недавно осиротевших утят, которые слабо попискивали и бросались то туда, то сюда в поисках места, где бы их не затоптали. Кловер вытянула ноги и огородила ими утят. Почувствовав себя в безопасности, малыши сразу заснули.
В последнюю минуту, изящно семеня копытцами и похрустывая кусочком сахара, вбежала красотка Молли, глупенькая белая кобылка, обычно возившая двуколку мистера Джонса. Она заняла место поближе к помосту и принялась потряхивать своей белой гривой, желая привлечь внимание к заплетенным в нее красным ленточкам. Кошка явилась последней, огляделась, по обыкновению выискивая уголок потеплее, и, наконец, втиснулась между Боксером и Кловер, где удовлетворенно промурлыкала в течение всей Майоровой речи, пропустив мимо ушей всё до единого слова.
Теперь, наконец, были в сборе все животные фермы, кроме ручного ворона Моисея, дрыхнувшего на жердочке у заднего крыльца. Лишь только Майор удостоверился, что все расположились удобно и ждут его слов со вниманием, он прокашлялся и заговорил:
— Товарищи! Вы все уже слышали, что вчера мне приснился удивительный сон. Но об этом позже. Сначала я хочу поведать вам вот о чем. Я чувствую, товарищи, что мой долг, прежде чем я умру, — поделиться с вами приобретенными мной жизненной мудростью и опытом, — а я не уверен, что проживу среди вас еще хотя бы несколько месяцев. Я прожил долгую жизнь и много размышлял, лежа в одиночестве в своем свинарнике. Мне кажется, что у меня есть право сказать: я понял сущность жизни на этой земле, как никто из моих современников. Вот об этом я и хочу побеседовать с вами.
В чем же, товарищи, состоит сущность нашего бытия? Давайте посмотрим правде в лицо: наша жизнь коротка, изнурительна и несчастлива. С самого появления на свет нас кормят так, чтоб мы только не подохли, и каждого из нас, у кого есть силы, заставляют работать до последнего вздоха, а как только мы становимся бесполезными, нас забивают с отвратительной жесткостью! Ни одно животное Англии в возрасте старше одного года не знает ни радостей, ни покоя. Все животные в Англии — несвободны! Правда заключается в том, что удел животных — страдания и рабский труд.
Но, может быть, таков закон природы? Может, это оттого, что наша страна так бедна, что не способна обеспечить достойную жизнь тем, кто в ней обитает? Нет, товарищи, тысячу раз нет! Мягкий климат и плодородная почва Англии могут давать пропитание гораздо большему числу животных, чем населяет ее теперь. На одной нашей ферме вполне могут жить дюжина лошадей, двадцать коров, сотни овец — в достойных условиях и с удобствами, какие вы сейчас даже не можете себе представить. Почему же тогда мы живем так, как мы живем? Потому что почти все плоды нашего труда крадут у нас двуногие твари. Здесь, товарищи, гвоздь наших проблем! Их суть заключается в одном слове: ЧЕЛОВЕК. Человек — вот наш единственный подлинный враг. Уберите Человека — и коренная причина голода и изнурительных трудов будет устранена навеки.
Человек — единственное живое существо, которое потребляет, не производя. Он не дает молока, не несет яиц, он слишком слаб, чтобы таскать за собой плуг, и бегает так медленно, что не может поймать даже кролика. Но он повелитель всех домашних животных. Заставляя животных работать, он возвращает им лишь скудный прожиточный минимум — только чтобы они не околели с голоду, а всё остальное присваивает себе. Наш труд возделывает землю, ее удобряет наш навоз, но ни у кого из нас нет ничего, кроме своей жалкой шкуры.
Вот вы, коровы, которых я вижу перед собой, сколько тысяч галлонов молока вы дали в этом году? и что стало с этим молоком, которое могло бы пойти на выкармливание крепких телят? Всё оно, как в прорву, ушло в утробу Человека!
А вы, куры, сколько яиц вы снесли в этом году? и сколько цыплят высидели? Остальные яйца проданы на рынке, а деньги пошли на Джонса и его людей!
А ты, Кловер, где те четыре жеребенка, которых ты выносила и родила в муках? Они могли бы стать опорой и отрадой твоей старости! Но все четверо проданы в годовалом возрасте, и ни одного из них ты уже никогда не увидишь! И что, кроме стойла и охапки сена, ты получаешь в награду за все твои труды и рожденных в муках четырех жеребят?
Но и то жалкое существование, которое мы влачим, нам не дадут дотянуть до отмеренного природой срока. Что касается меня, то мне жаловаться грех. Я вхожу в число немногих счастливчиков, мне двенадцать лет, у меня было более четырехсот детей, моя судьба отвечает естественному порядку вещей. Но, как правило, каждому из нас — в итоге предназначен нож.
Вот вы, юные поросята, сидящие сейчас передо мной! Не пройдет и года, и все вы распрощаетесь с жизнью, визжа от боли и страха на деревянной колоде! И эта ужасная участь подстерегает всех нас — коров, свиней, кур, овец — всех! Даже лошадям и собакам не миновать общей судьбы. Вот ты, Боксер, — в тот самый день, когда твоя могучая силища оставит тебя, Джонс продаст тебя на живодерню, где тебе перережут горло, а мясо твое пойдет на кормежку гончим собакам. А вы, собаки, когда состаритесь и зубы ваши выпадут, Джонс привяжет вам по кирпичу на шею и утопит в ближайшем пруду.
Разве вам не ясно теперь, товарищи, что всё зло нашей жизни исходит от тирании двуногих? Стоит только избавиться от Человека, и плоды нашего труда будут принадлежать нам. Почти в тот же день мы станем богаты и свободны. Итак, что же нам следует делать? А вот что: день и ночь, душой и телом трудиться во имя свержения человеческой расы! Это моё завещание вам: Восстание! Я не знаю, когда Восстание грянет, быть может, уже через неделю, а, может быть, только через сотню лет, но я убежден, что справедливость рано или поздно восторжествует. Это так же верно, как то, что под ногами у меня сейчас вот эта солома. На всю недолгую оставшуюся жизнь сделайте Восстание своей целью. И, кроме того, передайте мой завет тем, кто придет после вас, — чтобы будущие поколения довели нашу борьбу до победного конца!
И помните, товарищи, никаких колебаний! Не давайте сбить себя с толку никакими доводами! Не слушайте, когда вас станут уверять, будто у Человека и животного — общие интересы, что его процветание — это наше процветание. Все это ложь. Кроме себя самого, Человек не нужен никому. А среди нас, животных, пусть будет полное единство и подлинное товарищество по борьбе. Каждый Человек — враг. Каждое животное — товарищ.
В эту минуту поднялась ужасная суматоха. Оказывается, четыре огромные крысы незаметно выбрались из своих нор и, присев на задние лапки, тоже слушали речь Майора. Хотя и не сразу, но собаки все-таки учуяли их, и только стремительным бегством в норы крысы спасли свои шкуры. Майор приподнял переднее копытце, призывая к молчанию.
— Товарищи, — сказал он, — вот вопрос, который надо решить немедленно: друзья нам или враги дикие животные вроде крыс или зайцев? Давайте поставим это на голосование. Я предлагаю собранию вопрос: считать ли крыс нашими товарищами?