Британии» мы выражали свои чаяния на более справедливый общественный строй. Но такой строй теперь создан. Очевидно, что петь старый гимн уже нецелесообразно.
И хотя все были напуганы, кое-кто, может быть, и решился бы запротестовать, но тут овцы дружно понесли своё излюбленное «Четыре — хорошо, две — плохо». Блеянье овец длилось несколько минут и сделало продолжение дискуссии невозможным.
Устаревший гимн больше никогда не пели. Поэт Минимус сложил новую песню, которая начиналась словами: «О, Ферма! Ферма! Никогда не причиню тебе вреда!» И каждое воскресное утро эту песню пели теперь после торжественного подъема флага. Но ни слова, ни мелодия ее, по всеобщему мнению, не шли ни в какое сравнение со «Всеми животными Британии».
Глава восьмая
Через несколько дней, когда страх, вызванный казнями, поутих, кое-кто из животных припомнил или подумал, что припомнил, будто Шестая Заповедь гласит: «Ни одно животное да не убьет другое животное». Многим стало казаться, что имевшая место расправа противоречит закону, хотя в присутствии свиней или псов об этом никто говорить не решался. Кловер попросила Бенджамина прочесть ей Шестую Заповедь, а когда Бенджамин, как обычно, ответил, что он предпочитает не впутываться в такие дела, она обратилось к Мюриель. Мюриель прочла Заповедь вслух. Текст ее гласил: «Ни одно животное да не убьет другое животное без причины». Как-то так получилось, что эти последние два слова ни у кого не удержались в памяти. Зато теперь всё встало на свои места. Гнусное предательство тех, кто вступил в преступный сговор со Снежком, было причиной их казни.
Весь этот год обитатели фермы работали еще больше, чем в прошлом году. Нужно было восстановить мельницу, удвоив толщину ее стен, причем закончить это строительство в запланированный срок и не забрасывая обычных полевых работ, — всё это требовало огромных усилий. Временами животным казалось, что они работают больше, а едят не лучше, чем при Джонсе. Каждое воскресное утро Визгун, поддерживая ножкой длинный лист бумаги, зачитывал им колонки цифр, согласно которым производство всех видов продовольственных культур на ферме возросло — на 200, 300, а то и 500 процентов. Не верить ему у животных не было никаких оснований, тем более, что они уже не слишком хорошо помнили, как им жилось до Восстания. Но всё же бывали дни, когда в их головы закрадывалась мысль о том, что лучше бы процентов было поменьше, а еды побольше.
Все приказания теперь передавались через Визгуна или кого-нибудь еще из руководящих свиней. Сам Наполеон показывался на публике не чаще, чем раз в две недели. Когда он появлялся, его сопровождала не только свита из псов, но еще и черный петух, который вышагивал перед ним и, играя роль трубача-глашатая, издавал громкое «кук-кар-рек-ку!» перед каждым выступлением Наполеона. Говорили, что даже в доме Наполеон поселился в отдельных покоях. Он принимал пищу в одиночестве, а два пса прислуживали ему, и ел он всегда из обеденного сервиза фирмы «Краун Дерби», который хранился в гостиной в стеклянном буфете. Было также объявлено, что в день рождения Наполеона, так же, как в дни других официальных праздников, будет производиться салют из ружья.
Никто никогда не говорил уже просто «Наполеон». Имя его всегда произносилось по установленной форме: «Наш Вождь, товарищ Наполеон». Свиньям нравилось придумывать для него титулы вроде «Отец Всех Животных», «Ужас Человечества», «Покровитель Овчарен», «Друг Утят» и т. п. В своих выступлениях Визгун со слезами на глазах говорил о мудрости Наполеона, доброте его сердца и горячей любви, которую он питает ко всем животным всего мира, а в особенности к несчастным животным, которые еще страдают под игом рабства и невежества на других фермах. Вошло в обычай восхвалять Наполеона за всякое достижение и всякий успех. Часто можно было услышать, как одна квочка говорит другой: «Под мудрым руководством нашего Вождя, Товарища Наполеона, я снесла за шесть дней пять яиц», или как переговариваются две телки, смакуя воду из лужи: «Как вкусна эта вода, хвала нашему Вождю!»
Общие чувства обитателей фермы прекрасно выразил Минимус в стихотворении под названием «Наш Отец Наполеон», которое звучало так:
О, владыка всех сердец,
Друг сирот и наш Отец,
Твои очи ярче светят, чем неон!
Я пьянею без вина,
Ты и солнце, и луна,
Ты и лето и весна,
Наш Отец Наполеон!
Всё, что любим, чем живём,
Всё, что мы едим и пьём,
И свободу — кто же дал нам, как не он!
Его имя мой язык
Славит всякий час и миг,
Как он светел и велик,
Наш Отец Наполеон!
Мы растим тебе щенят,
Поросят и жеребят,
Их мы учим — до скончания времён
Тебе преданными быть,
Одного тебя любить,
И врагов твоих губить,
Наш Отец Наполеон!
Наполеон одобрил эти стихи и повелел начертать их на стене большого гумна, на стороне, противоположной Семи Заповедям. Они были увенчаны портретом Наполеона в профиль, который Визгун искусно нарисовал белилами.
Тем временем Наполеон вёл через Вимпера сложные переговоры с Фредериком и Пилькингтоном о всё ещё не проданной груде брёвен. Фредерик больше Пилькингтона был заинтересован в приобретении этого леса, но, судя по всему, не хотел давать настоящей цены. В это же самое время возобновились слухи, что Фредерик и его люди готовят нападение на Ферму Животных, а мельницу, строительство которой возбуждало у них бешеную зависть, замышляют сровнять с землей. Стало известно, что Снежок все еще скрывается на ферме Пинчфильд. В середине лета животных взбудоражило новое событие. Выступив с добровольным покаянием, три курицы публично признали себя виновными в подготовке, по заданию Снежка, покушения на жизнь Наполеона. Их немедленно казнили, а для обеспечения безопасности Наполеона были приняты новые меры предосторожности. Его постель по ночам теперь охраняло четверо псов, по одному в каждом углу его апартаментов, а маленькому поросенку по кличке Пинки было поручено пробовать всё, что ел Наполеон.
Примерно тогда же было объявлено, что Наполеон договорился о продаже штабеля бревен Пилькингтону, готовилось также постоянное соглашение об обмене определенными видами продукции между Фермой Животных и Фоксвудом. Отношения Наполеона и Пилькингтона, хотя переговоры между ними по-прежнему велись только через Вимпера, стали почти дружескими. Животные не доверяли Пилькингтону как существу человеческой породы, но заметно предпочитали его мистеру Фредерику, которого одновременно ненавидели и боялись. В течение всего лета, пока строительство мельницы близилось к завершению, слухи о нависшей угрозе вероломного нападения всё усиливались и усиливались. Говорили, что Фредерик готовит отряд из двадцати человек, вооруженных огнестрельным оружием, и что он уже подкупил должностных лиц и полицию, дабы те не задавали лишних вопросов, если он однажды станет обладателем документов, свидетельствующих о его праве собственности на Ферму. Кроме того, из Пинчфильда доходили жуткие слухи о жестокостях, которые творил Фредерик над своими животными. Он забил до смерти старую лошадь, он морил голодом своих коров, он живьем бросил в печь собаку, он развлекался кровавыми петушиными боями, привязывая петухам обломки бритвенных лезвий на шпоры. У животных кровь вскипала от ярости, когда они слышали о таких издевательствах над своими собратьями. Были предложения напасть всем скопом на ферму Пинчфильд, выбить оттуда людей и освободить угнетенных животных Фредерика. Визгун, однако, рекомендовал воздерживаться от опрометчивых решений и всецело положиться на мудрую стратегию Наполеона.
Озлобление против Фредерика, тем не менее, продолжало расти. В одно воскресное утро Наполеон появился на гумне и заявил, что никогда в жизни и не помышлял о продаже бревен Фредерику. «Заключать какие-либо торговые сделки с подобным негодяем — ниже нашего достоинства», — сказал Наполеон. Голубям, которых все еще рассылали повсюду для пропаганды идеалов Восстания, запретили посещать Фоксвуд и велели сменить прежний клич «Смерть человечеству!» на «Смерть Фредерику!».
В конце лета раскрылись новые козни Снежка. Посевы пшеницы заросли сорняками, и оказалось, что это Снежок во время одного из своих ночных визитов подсыпал плевел в семенное зерно. Один гусак, замешанный в этом заговоре, признался Визгуну в своем преступлении, после чего покончил с собой, наглотавшись ягод белладонны. Как теперь выяснилось, Снежок никогда не получал ордена «Животное-Герой» I степени, как полагали прежде некоторые. Эта легенда оказалась лживой, и распространил ее вскоре после Битвы у Коровника сам же Снежок. Он не только не был тогда награжден, но наоборот, заклеймен за трусость, проявленную им в этой битве. Опять кое-кто выслушал эту новость с некоторым смущением, но вскоре Визгуну удалось убедить сомневавшихся.
Ценой великих усилий и изнурительных трудов мельница была, наконец, достроена почти одновременно с завершением осенних уборочных работ. Механизмы еще предстояло поставить, и Вимпер вел переговоры об их приобретении, но само здание было готово. Вопреки всем трудностям, несмотря на отсутствие опыта, несмотря на неудачи и предательство Снежка, мельница была сдана в назначенный день! Усталые, но гордые, животные бродили вокруг своего детища, которое казалось им даже прекраснее первой мельницы. Да и стены ее были вдвое толще. Разве что динамитом можно было сокрушить эти стены! И вспоминая, как они работали, какие препятствия преодолели, они воображали себе грандиозные перемены, которые произойдут в их жизни, когда завертятся крылья и заработают динамо-машины, и, забыв об усталости, с торжествующими криками принимались весело скакать вокруг мельницы. Сам Наполеон в сопровождении петуха и девяти псов осмотрел объект и лично поздравил строителей с их достижениями. Он объявил, что мельница будет называться «Мельницей имени Наполеона».