ривыкли пороть и которыми они помыкали, как вздумается, — напугало и ошеломило их. Пустив в ход сапоги, пару минут они еще пытались обороняться. Но еще через минуту все пятеро пустились в бегство по проселку, ведущему к главной дороге, а животные, торжествуя, преследовали их.
Когда миссис Джонс выглянула во двор из окна спальни и увидела, что там происходит, она поспешно покидала кое-какие пожитки в саквояж и выскользнула с фермы другой дорогой. Моисей снялся со своего шеста и, громко каркая, полетел за нею вслед. Между тем животные уже прогнали Джонса и его работников и захлопнули за ними обитые железными скрепами главные ворота фермы. Вот так, даже еще не осознав случившегося, животные свершили победоносное Восстание: Джонс был изгнан, а ферма Мэнор перешла к ним. Первые минуты животные едва верили в свою удачу. Одержав победу, они сначала табуном промчались вдоль границ фермы, словно желая удостовериться, что от них не укрылось ни одно отродье рода человеческого. А потом они помчались назад в усадьбу, чтобы вымести последние следы ненавистной тирании Джонса.
Они взломали на конюшне дверь в кладовую, где хранилась упряжь, и утопили в колодце удила, кольца для ноздрей, собачьи цепи, ненавистные ножи, которыми Джонс обычно кастрировал поросят и ягнят. Поводья, уздечки, шоры, унизительные торбы они побросали в подожженную мусорную кучу во дворе. Туда же закинули и бичи, и когда они заполыхали, животные запрыгали от радости. Ленты, которые вплетали в лошадиные хвосты и гривы по праздничным дням, Снежок также бросил в огонь.
— Ленты, — сказал он, — следует рассматривать как одежду, каковая является отличительной чертой расы двуногих. Животные должны блюсти свою наготу.
Услышав это, Боксер вынес маленькую соломенную шляпку, которой он летом прикрывал от мух свои уши, и тоже предал её огню.
После того, как они уничтожили эти следы владычества Джонса, Наполеон повел их назад к амбару и выдал всем двойную норму зерна, а каждой собаке — по два сухарика. Потом они спели «Всех животных Британии» от начала до конца семь раз подряд и, разойдясь по местам, заснули так крепко, как не спали никогда.
На рассвете они проснулись как обычно и тут же, вспомнив, что произошло накануне, выбежали на пастбище. Здесь на лугу находился холм, с которого открывался вид на всю ферму. Животные вбежали на этот холм и огляделись кругом. Это были их владения — всё, что они видели в ярком утреннем свете, принадлежало им! Придя от этой мысли в восторг, они носились по кругу, по кругу, возбужденно подпрыгивали, катались по росе, набивали рты сладкой летней травой, копытами взрывали черную землю и вдыхали ее благоуханный аромат.
Потом они устроили торжественный обход всей фермы и в немом восхищении обозрели пашни и луга, сад, пруд и рощу. Они как будто впервые видели всё это, и даже сейчас им с трудом верилось, что теперь всё это принадлежит им, животным.
Вернувшись в усадьбу, они молча остановились у дверей жилого дома. Дом теперь тоже принадлежал им, но внутрь входить все равно было как-то страшновато. Через минуту, однако, Снежок и Наполеон толчком распахнули двери настежь, и животные гуськом вошли в дом, ступая с величайшей осторожностью из опасения перевернуть что-нибудь. Они переходили из комнаты в комнату на цыпочках, боясь выговорить слово даже шепотом и с каким-то благоговейным ужасом глядя на невероятную роскошь, на кровати с пуховыми перинами, на зеркала, на диван, набитый конским волосом, на брюссельский ковер и литографию с изображением королевы Виктории, стоявшую на камине в гостиной.
Когда, спускаясь по ступенькам, они выходили из дома, кто-то вдруг обратил внимание на пропажу Молли. Пришлось вернуться назад, и тут выяснилось, что Молли застряла в самой роскошной спальне. Взяв кусок голубой ленты с туалетного столика миссис Джонс, Молли примеряла его себе через плечо, с глупейшим видом любуясь своим отражением в зеркале. Ее жестоко выругали и покинули дом.
Несколько окороков, висевших на кухне, взяли с собой для погребения, да еще Боксер проломил ударом копыта пивной бочонок в буфетной, — больше в доме ничего не тронули. Тут же на месте они приняли единодушное решение сохранить дом как музей. Все были согласны в том, что никто из них жить здесь никогда не будет.
После завтрака Снежок и Наполеон вновь собрали всех животных.
— Товарищи! — сказал Снежок. — Сейчас половина седьмого, и впереди у нас долгий день. Сегодня мы начнем заготовку сена. Но сначала нам предстоит еще одно неотложное дело.
Свиньи открылись, что за последние три месяца они выучились читать и писать — по старому букварю, когда-то принадлежавшему детям мистера Джонса и давно выброшенному на свалку. Наполеон послал за ведрами с черной и белой краской и повел всех вниз, к выходившим на главную дорогу воротам, которые были окованы пятью железными скрепами. Там Снежок, у которого был самый лучший почерк, замазал кистью слова «Ферма Мэнор»[2] на верхней железной планке и вместо этого вывел: «Ферма Животных». Именно так должна была теперь называться ферма. После этого они возвратились в усадьбу, где Снежок и Наполеон послали за стремянкой, велев приставить ее к задней стенке большого гумна. Они объяснили, что трехмесячными усилиями свиней принципы Энимализма сведены ныне к Семи Заповедям. Эти СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ будут теперь начертаны на стене. Они образуют нерушимый закон, по которому отныне и навеки будут жить все животные Фермы. Не без труда (потому что свинье нелегко удержать равновесие на ступеньках лестницы) Снежок взобрался наверх и принялся за работу, а Визгун несколькими ступеньками ниже держал ведро с краской. Заповеди были выведены большими белыми буквами на просмоленной стене, и каждый мог прочесть эти буквы с тридцати ярдов. Они гласили:
СЕМЬ ЗАПОВЕДЕЙ
1. Всякое двуногое существо — ВРАГ.
2. Всякое четвероногое или пернатое существо — ДРУГ.
3. Животное да не носит одежду.
4. Животное да не спит в кровати.
5. Животное да не пьет спиртное.
6. Ни одно животное да не убьет другое животное.
7. Все животные равны.
Всё это было выведено очень красиво и, не считая того, что вместо «друг» на самом деле получилось «дург», да еще буква «с» смотрела в одном месте не в ту сторону, всё остальное было написано совершенно правильно. Снежок огласил текст Заповедей. Все согласно закивали, а самые умные из животных тут же принялись заучивать Заповеди наизусть.
— А теперь, товарищи, — сказал Снежок, отбросив кисть, — на сенокос! Уберем сено быстрее, чем работники Джонса — пусть это будет делом нашей чести!
В эту минуту все три коровы, которые давно проявляли признаки беспокойства, громко замычали. Их не доили уже целые сутки, и бедняги страдали ужасно. После недолгих размышлений свиньи послали за подойниками и справились с делом довольно успешно — раздвоенные копытца свиней, как оказалось, были вполне приспособлены для этой задачи. После дойки набралось целых пять ведер пенящегося жирного молока, на которое многие из животных поглядывали с немалым интересом.
— Что мы будем делать с этим молоком? — спросил кто-то.
— Джонс иногда добавлял молоко в наше пойло, — сказала какая-то курица.
— О молоке не беспокойтесь, товарищи, — воскликнул Наполеон, заслонив молочные ведра собою. — О нём позаботятся! Сенокос сейчас важнее! Товарищ Снежок поведет вас, я присоединюсь к вам через несколько минут. Вперед, товарищи! Дело не ждет!
И животные строем зашагали на работу. Вернувшись вечером, они заметили, что молоко исчезло.
Глава третья
Как они работали и сколько пота пролили на этом сенокосе! Но труды их не были напрасны, потому что урожай превзошел их ожидания.
Иногда работать было очень трудно: орудия были приспособлены для двуногих существ, а не для животных, и главным препятствием было то, что ни одно из животных не могло справиться с теми инструментами, применение которых требовало хождения на задних лапах. Свиньи, однако, были довольно изобретательны и так или иначе находили выход из положения. Что же касается лошадей, то они прекрасно знали каждую пядь земли и понимали в косьбе и скирдовании едва ли не больше, чем Джонс и его люди.
Сами свиньи не работали, а только руководили и надзирали за остальными — благодаря превосходству в знаниях, эта обязанность легла на них самым естественным образом. Боксер и Кловер впрягались в сенокосилку или тяжелые грабли на конной тяге и упорно ходили по полю круг за кругом, а свинья шла сзади и по мере надобности отдавала команды: «Но-о, товарищ! Пошел!» или «Тпру, товарищ! Тпру!». Удила и поводья, конечно же, были теперь не нужны. Все животные, вплоть до самых мелких, приняли участие в ворошении и уборке скошенного сена. Даже утки и куры весь день трудились на солнцепеке, нося крохотные пучочки травы в своих клювиках. В итоге они разделались с сенокосом на два дня раньше, чем работники Джонса в прошлом году. Мало того, такого большого сбора сена ферма вообще никогда раньше не видела. Уборку удалось провести совершенно без потерь. Зоркие куры и утки подобрали с полей всё до последнего стебелька. И ни одно животное не украло ни травинки.
Всё лето дела на ферме шли как по маслу. Животные никогда в жизни даже не подозревали, что могут чувствовать себя такими счастливыми. Каждый глоток пищи доставлял им самое острое наслаждение, потому что это теперь и вправду была их пища, которую они сами произвели для себя, а не подачка жадного хозяина. Пусть животные были неопытны, но всё равно теперь — без никчемных двуногих паразитов — и еды, и свободного времени для отдыха у них стало больше. Их ожидали многочисленные непредвиденные трудности, например, в самом конце сезона, во время уборки зерновых, пришлось вместо молотьбы по-старинному вытаптывать колосья, а провеивать зерно — силой собственного дыхания, потому что ни молотилки, ни веялки на ферме не было. Но сообразительность свиней и мощная мускулатура Боксера помогли вы