час его схватят, но он вскочил и понесся с удвоенной скоростью. Псы, однако, опять настигали его. Один из них цапнул было Снежка за хвостик, но Снежок увернулся, сделал последний рывок и, опередив собак всего на несколько дюймов, проскользнул в дыру под живой изгородью и исчез.
Перепуганные и притихшие, животные вернулись на гумно. Псы прискакали через минуту. В первые мгновения погони никто не мог сообразить, откуда взялись эти бестии, но теперь животных осенила догадка: это были те самые щенята, которых Наполеон взял на своё воспитание. Еще не вполне взрослые, они, однако, уже превратились в огромных, свирепых, как волки, псов. Они жались к Наполеону. Все заметили, что, оглядываясь на Наполеона, они виляли перед ним хвостами, как когда-то псы Джонса перед мистером Джонсом.
Сопровождаемый псами, не отступавшими от него ни на шаг, Наполеон поднялся на помост, с которого некогда Майор произнес свою историческую речь, и выступил с кратким объявлением. «Отныне, — сказал он, — утренние митинги по воскресеньям отменяются. В них нет никакой нужды, это пустая трата времени. Впредь все вопросы, относящиеся к работе фермы, будут решаться специальным Свинским Комитетом под его собственным, Наполеона, председательством. Заседания Свинкома будут происходить при закрытых дверях, а принятые решения — доводиться до сведения животных. По воскресеньям обитатели фермы по-прежнему будут собираться утром для того, чтобы салютовать знамени, петь „Всех животных Британии“ и получать задания на предстоящую неделю, но любые дебаты и пререкания отныне запрещаются».
Хотя животные были потрясены и напуганы изгнанием Снежка, они встретили это объявление с неудовольствием. Сумей они найти подходящие слова, они бы, пожалуй, запротестовали. Даже Боксер ощутил смутное беспокойство. Он пошевелил ушами, тряхнул несколько раз гривой, усиленно стараясь привести свои мысли в порядок, но так и не смог придумать ничего путного.
Однако среди самих свиней не все утратили способность владеть членораздельной речью. Четыре юных подсвинка в первом ряду издали несколько пронзительных визгов в знак своего несогласия и, вскочив на ноги, заговорили сразу все четверо. Псы, окружавшие Наполеона, угрожающе зарычали, и поросята приумолкли и сели. Тут овцы, как по команде, завелись громким блеянием «четыре — хорошо…», которое продлилось около четверти часа и сделало невозможным продолжение дискуссии.
Разъяснять новые порядки опять отправили Визгуна.
— Товарищи, — сказал он, — я уверен, что все вы правильно поняли ту жертву, которую принес товарищ Наполеон, взяв на себя этот тяжёлый труд. Не думайте, товарищи, что быть Вождем очень приятно. Напротив, это высокая и нелегкая ответственность. Товарищ Наполеон более чем кто-либо верен принципу «Все животные равны». И он был бы только счастлив позволить вам самим принимать все ответственные решения. Но вдруг вы однажды примете неверное решение, товарищи, и что тогда? Предположим, вы бы последовали за Снежком, который, как теперь выяснилось, был обыкновенным преступником?
— Он храбро сражался в Битве у Коровника, — возразил кто-то.
— Храбрость — это еще не всё, — парировал возражение Визгун, — преданность и повиновение в наши дни важнее. А что касается Битвы у Коровника, то, я думаю, придет время, и мы убедимся, что роль Снежка в этом сражении была сильно преувеличена. Дисциплина, товарищи, же-лез-на-я дисциплина! Вот лозунг наших дней. Один неверный шаг, и враги нас одолеют. Ведь вы, товарищи, не хотите возвращения Джонса?
И снова этот довод оказался неотразимым. Конечно, никто не хотел возвращения Джонса, и если прения и споры на утренних митингах по воскресеньям могли к этому привести, значит, правильно, что от них отказались. Боксер, который к тому времени успел всё обдумать, выразил общие чувства словами: «Таково решение Наполеона, следовательно, оно верно». С этих пор, кроме уже известного девиза «Я буду работать еще лучше», у Боксера появился новый любимый афоризм: «Наполеон всегда прав».
Тем временем погода разгулялась, и животные смогли приступить к весенней пахоте. Сарай, где Снежок работал над чертежами мельницы, был заперт на замок и, как предполагали животные, их с пола стёрли. Каждое воскресенье в десять часов утра животные собирались теперь на гумне для того, чтобы получить распоряжения на предстоящую неделю. В саду откопали череп старого Майора, уже очистившийся от плоти, и укрепили его на столбике у подножия флагштока, рядом с ружьем. Теперь после подъема флага животные должны были рядами и колоннами в благоговении шествовать мимо черепа, и только после этого входили на гумно. На гумне они уже не сидели, как раньше, все вперемешку. Наполеон, Визгун и боров по кличке Минимус, обладавший замечательным даром слагать стихи и песни, садились в первом ряду на помосте вместе с девятью молодыми псами, которые полукругом охватывали их с тыла, а остальные свиньи располагались позади псов. Все прочие животные садились в основной части гумна лицом к помосту. Свои распоряжения на ближайшую неделю Наполеон отдавал по-военному кратко. Исполнив один раз «Всех животных Британии», животные расходились.
На третье воскресенье после изгнания Снежка Наполеон до некоторой степени удивил обитателей фермы, объявив о том, что мельница все-таки будет построена. Он не стал объяснять, почему он передумал, и только предупредил, что эта сверхурочная работа будет нелегкой и что, возможно, придется сократить продовольственные нормы.
Все планы, однако, были уже готовы вплоть до последней детали. Специальный комитет свиней работал над ними в течение трёх недель. Предполагалось, что строительство мельницы вместе с разными другими усовершенствованиями займет два года.
В тот же вечер Визгун в неофициальном порядке разъяснил животным, что Наполеон никогда, в сущности, не был противником мельницы. Наоборот, именно Наполеон первым выдвинул эту идею, да и планы, которые Снежок чертил на полу сарая-инкубатора, на самом деле были выкрадены из бумаг Наполеона. Подлинным изобретателем мельницы был сам товарищ Наполеон.
— Почему тогда, — спросил кто-то Визгуна, — он так настойчиво выступал против нее?
Тут Визгун напустил на себя чрезвычайно лукавый вид.
— Это, — говорил он, — была военная хитрость товарища Наполеона. Он только делал вид, что выступает против мельницы, маневрируя с целью устранить Снежка, который был опасной личностью и оказывал дурное влияние. Теперь, когда Снежок не стоит больше на нашем пути, ничто не может помешать претворению этого плана в жизнь. Это, — говорил Визгун, — называется тактикой.
— Тактика, товарищи! Тактика! — повторил он несколько раз с веселым смешком, припрыгивая и дергая хвостиком.
Животные не поняли в точности, что означает это слово, но Визгун говорил так решительно, а три пса, которые его сопровождали, рычали так убедительно, что объяснения были приняты без дальнейших расспросов.
Глава шестая
Весь этот год животные работали как проклятые. Но своими трудами они были довольны. Никакие усилия и жертвы их не тяготили, они хорошо знали, что трудятся для себя и себе подобных, для своих потомков, а не для шайки праздных двуногих грабителей.
В течение всей весны и всего лета они работали по десять часов в день, а в августе Наполеон объявил, что отныне вводится также и работа по воскресеньям, в послеобеденное время. Эти сверхурочные работы были строго добровольны, но кормовая пайка тех, кто их прогуливал, сокращалась наполовину. Но даже после этого от части планов пришлось отказаться. Урожай был хуже, чем в прошлом году, и два поля, которые предполагалось занять под корнеплоды, к лету так и не были засеяны, потому что вспашка не была закончена вовремя. Нетрудно было предвидеть, что зима предстоит тяжёлая.
Мельница рождала одну нежданную трудность за другой. На ферме имелся прекрасный карьер, где добывался известняк, а в одном из сараев нашлось изрядное количество песка и цемента, так что все строительные материалы были под рукой. Но сначала животные никак не могли придумать, как расколоть каменные глыбы на куски подходящего размера. Казалось, что нет другого пути, кроме работы ломом и киркой, а никто из животных не был в состоянии удержать эти инструменты. Для этого нужно было твердо стоять на задних лапах. Только после недели тщетных усилий кому-то пришла в голову счастливая мысль: использовать закон тяготения.
Огромные валуны, слишком большие, чтобы их можно было пустить в дело, валялись по всему карьеру. Животные обвязывали их веревками, а потом все вместе — коровы, лошади, овцы — все, кто мог тянуть веревку (иногда в самые критические моменты присоединялись и свиньи), втаскивали их вверх по склону карьера, очень медленно, а потом сталкивали вниз, чтобы, падая, они раскалывались на куски. Перевозка битого камня была уже делом сравнительно простым. Лошади доставляли камень возами, овцы катали отдельные обломки, даже Мюриель и Бенджамин впряглись в старую двуколку с сиденьями по бокам и тем вносили свою лепту в общие усилия. К концу лета запасли достаточное количество камня, и строительство под руководством свиней началось.
Это был процесс медленный и трудоемкий. Изнурительные усилия по подъему одного-единственного валуна часто занимали целый день, а когда валун сталкивали вниз, он иногда не разбивался. Без Боксера было бы невозможно достичь хоть каких-то результатов. Казалось, что у него сил больше, чем у всех остальных животных фермы, вместе взятых. Когда камень, который затаскивали наверх, вдруг начинал скользить обратно, и все вопили от отчаяния, видя, что их тащит вниз по склону, именно Боксер вступал в напряженную борьбу с веревкой и останавливал скольжение. Животные преисполнялись восторгом, видя, как он поднимается вверх по склону, пядь за пядью, с натугой, учащенно дыша, зарываясь копытами в землю и покрываясь испариной. Кловер иногда просила его быть поосторожнее, но Боксер никогда ее не слушал. Два его лозунга — «Я буду работать еще лучше» и «Наполеон всегда прав» — казались ему панацеей от всех бед. Он договорился с петухом, чтобы тот будил его по утрам уже не на полчаса, а на три четверти часа раньше всех остальных. А в свободные минуты, которых теперь было немного, он отправлялся на карьер один, собирал битый камен