— Откуда ты так точно знаешь, какой изгиб нужен? — поинтересовался подошедший Колька-сварщик.
— Опыт, — коротко ответил я, проверяя било на глаз. — Плюс понимание, как работает молотильный механизм.
Иван Семенович установил отремонтированное било на место, затянул крепление с нужным усилием. Теперь можно заняться главной задачей, настройкой зазоров.
— Смотри внимательно, — сказал я Ивану Семеновичу, доставая набор щупов. — Зазор должен быть одинаковым по всей длине барабана. Для пшеницы — восемь миллиметров на входе, четыре на выходе.
— А почему разный? — спросил механизатор.
— Зерно постепенно вымолачивается, — объяснил я, устанавливая подбарабанье в рабочее положение. — Сначала нужен больший зазор, чтобы колосья проходили свободно. А к концу, меньший, чтобы домолотить остатки.
Регулировка потребовала терпения. Каждый винт приходилось подкручивать понемногу, постоянно проверяя зазор щупом в разных точках. Иван Семенович помогал, держа подбарабанье в нужном положении.
— Теперь восемь миллиметров на входе, — констатировал я, проверив зазор. — А тут, на выходе пять. Надо еще чуть подтянуть.
Работа продвигалась медленно, но результат стоил усилий. Через два часа зазоры стали идеально равномерными по всей длине барабана.
— А теперь проверим в работе, — сказал я. — Только сначала займемся соломотрясом.
Соломотряс, механизм, который выбрасывает солому из комбайна, действительно заедало. Причина обнаружилась быстро, на одном из коленчатых валов погнулся шатун, из-за чего нарушилась синхронность движения решет.
— Этот шатун выправлять или новый будем ставить? — спросил Колька, осматривая деталь.
— Выправим, — решил я. — Деформация небольшая, вполне поправимая.
Снятый шатун Иван Семенович положил на наковальню, аккуратно выправил кувалдой. Главное, не нарушить соосность отверстий под подшипники, иначе механизм заклинит окончательно.
— Проверь линейкой, — попросил я Кольку. — Отверстия должны быть строго параллельны.
— Вроде ровно, — доложил тот, приложив линейку. — Миллиметр-полтора отклонения.
— Нормально, — кивнул я. — В пределах допуска.
Установка отремонтированного шатуна заняла полчаса. Прокрутил соломотряс вручную, теперь все решета двигались синхронно, без заеданий.
— Ну что, испытываем? — предложил Иван Семенович.
— Давай, — согласился я. — Только сначала загрузим немного соломы с зерном для проверки
Принесли из склада мешок необмолоченных колосьев прошлогодней пшеницы. Загрузили в приемную камеру комбайна, запустили двигатель.
На этот раз звук получился совсем другой, ровный, без стуков и скрипов. Молотильный барабан работал мягко, равномерно. Через минуту из выгрузного шнека посыпалось чистое зерно.
— Послушай, как поет! — восхищенно воскликнул Иван Семенович. — Совсем другая машина стала!
Я поймал горсть намолоченного зерна, осмотрел его на ладони. Зерновки целые, лишь слегка поцарапанные, именно так и должно быть. Дробленых почти не было, а те, что попались, треснули по естественным причинам.
— А потери затем проверим, — сказал я, заглядывая в солому, выходящую из соломотряса.
В соломе практически не было целых зерен, только единичные, что вполне нормально. Значит, молотильный аппарат настроен правильно.
— Теперь нужно проверить на разных режимах, — объяснил я механизатору. — У тебя есть овес? Для него нужны другие зазоры.
— Есть, — кивнул Иван Семенович. — А в чем разница?
— Овес мягче пшеницы, — пояснил я. — Зазоры нужны меньше, иначе зерно передавится. Шесть миллиметров на входе, три на выходе.
Перенастройка заняла еще полчаса. Проверили на небольшой порции овса, результат отличный. Зерно выходило чистое, целое, без лишней трухи.
— Вот теперь комбайн готов к сезону, — подвел итог я. — Главное, следи за затяжкой регулировочных винтов. Раз в неделю проверяй, не ослабли ли.
— Обязательно буду, — пообещал Иван Семенович. — А то опять разрегулируется.
К нам подошел Петрович-сварщик, весь день помогавший в работе:
— Слушай, Виктор, а ты случайно не комбайнером работал раньше? Больно уж хорошо в технике разбираешься.
— Нет, — покачал головой я. — Просто в институте хорошо преподавали сельхозмашины. И литературу читал много.
— Какую такую литературу? — заинтересовался Петрович. — У нас в клубе библиотека есть, может, и мне что посоветуешь?
Я задумался. Нужно было назвать что-то реальное, доступное в 1972 году.
— «Справочник комбайнера» Листопада читал, — вспомнил я действительно существовавшую книгу. — Очень подробно все расписано. И «Настройка и регулировка зерноуборочных комбайнов» — тоже полезная книжка.
— Надо достать, — заметил Петрович. — А то мы все больше по наитию работаем.
— Наитие — это хорошо, — согласился я, — но знание теории не помешает.
Убрав инструменты, мы с Иваном Семеновичем выкатили комбайн из мастерской. Машина теперь работала тихо и плавно, как хорошо настроенный часовой механизм.
— Спасибо, Виктор Алексеич, — искренне поблагодарил механизатор. — Выручил здорово. Теперь хоть на уборочную с уверенностью пойду.
— Не за что, — ответил я. — Только помни, регулярное обслуживание важнее любого ремонта.
По дороге домой я размышлял о прошедшем дне. Два сложных ремонта подряд укрепили мою репутацию мастера на все руки. Люди начинали воспринимать меня не просто как молодого агронома, а как человека, способного решить любую техническую проблему.
Это открывало новые возможности. Чем больше я становился незаменимым в глазах сельчан, тем прочнее становилось мое положение. А прочное положение — основа для реализации более масштабных планов.
Завтра предстояло вернуться к агрономической работе. Пора проверить, как развиваются посевы на экспериментальных участках, и подготовиться к следующему этапу — демонстрации результатов районному руководству.
Впрочем, мои сельскохозяйственные эксперименты пришлось отложить. Позвонил Громов и попросил о помощи. Слишком уж серьезная проблема возникла у него.
Глава 9Сюрприз от района
Утром меня разбудил стук в дверь. В доме лесника телефона не было, но соседский пацан Витька Петров прибежал с сообщением, что меня срочно вызывает к себе Громов.
— Говорит, дело срочное, не терпящее от-ла-га-тельства, — сообщил пацан, тяжело дыша после быстрого бега. — Это слова мне папа сказал.
Я быстро собрался и через полчаса уже сидел в кабинете директора. Громов расхаживал по комнате, изредка останавливаясь у окна и мрачно глядя на совхозный двор.
— Вот дерьмо, Виктор Алексеевич, — начал он без предисловий. — Лаптев нас в угол загнать решил. Сразу два удара готовит.
Он сел за стол, придвинул ко мне лист бумаги с официальным заголовком районного комитета партии.
— Читай. Вчера вечером курьер привез.
Я пробежал глазами текст. Районный комитет партии «просил» совхоз «Заря» оказать братскую помощь совхозу «Восход» Красноярского района, пострадавшему от засухи, передав безвозмездно двести тонн семенного зерна пшеницы и ячменя.
— А это что за «Восход»? — спросил я, откладывая бумагу.
— Хозяйство паршивое, — мрачно ответил Громов. — Третий год план не выполняют. Только их директор — свояк Лаптева, брат его жены. Понимаешь комбинацию?
Я кивнул. Схема была прозрачной. Если Громов откажется помочь, его представят эгоистом, не думающим о товарищах по несчастью. Если согласится, совхоз останется без семенного фонда на следующий год.
— А второй удар? — поинтересовался я.
— А вот второй похуже, — Громов достал еще одну бумагу. — Комиссия по проверке целевого расходования средств. Завтра приезжает. Главный ревизор Стукалов, сосунок Лаптева. Будет искать, на что мы деньги тратим на твои эксперименты.
Я взял вторую бумагу, внимательно изучил. Ревизия должна была проверить «эффективность использования средств, выделенных на развитие производственной базы и внедрение новых технологий». Формулировка обтекаемая, но угрожающая.
— И что они конкретно ищут? — уточнил я.
— Да все подряд, — махнул рукой Громов. — Металл, который мы для твоих изобретений брали. Электричество, которое дробилка жрет. Время механизаторов, которое на террасирование тратим. Все превратят в «нецелевое использование социалистической собственности».
Я откинулся в кресле, обдумывая ситуацию. Лаптев играл грамотно, наносил удар сразу по двум направлениям.
Но в его стратегии были слабые места, которые можно использовать. Для меня это детская задача. В прошлой жизни мне приходилось раскалывать орешки покрепче.
— Михаил Михайлович, — сказал я наконец, — а что если превратить эти проблемы в возможности?
— Как это? — насторожился директор.
— С зерном вот как поступим. Позвоните Климову, первому секретарю. Скажите, что готовы помочь «Восходу», но не зерном, а технологией. Предложите организовать делегацию из их района к нам. Покажем методы известкования, террасирования, рационального использования техники.
Громов нахмурился:
— А толку? Они зерно хотят, а не советы.
— Толк большой, — убедительно ответил я. — Скажете Климову: «Дадим не рыбу, а удочку. Научим получать урожаи, которые засуха не возьмет». Представьте это как долгосрочную помощь, более ценную, чем разовая подачка.
— И что, Климов поддержит?
— Обязательно. Для него это возможность показать областному руководству заботу о развитии сельского хозяйства в масштабах региона. Гораздо солиднее, чем простое перераспределение ресурсов.
Громов задумчиво постучал карандашом по столу:
— А Лаптев что скажет? Он же требует конкретно зерно.
— А Лаптев против передового опыта возражать не сможет, не потеряв лицо, — усмехнулся я. — Что он скажет? Что передача технологий хуже мешка зерна? Это же абсурд с точки зрения партийной идеологии.
— Хитро придумано, — признал директор. — А с ревизией что делать?
— С ревизией еще проще, — я подвинулся ближе к столу. — Оформите все мои изобретения как рационализаторские предложения с конкретным экономическим эффектом.