Зрелище впечатляло. Из земли в нескольких местах били родники, образуя небольшие ручейки. Вода имела густой красно-бурый цвет, а по берегам оседал толстый слой железистых отложений, переливающихся на солнце всеми оттенками ржавчины.
— Вот это да, — присвистнул Кутузов, устанавливая ящик с оборудованием на сухое место. — Концентрация железа должна быть огромной.
Я надел резиновые сапоги, взял пробирку и направился к ближайшему источнику. Вода оказалась теплой, градусов двадцать пять, с характерным металлическим привкусом и легким запахом сероводорода.
— pH около шести, — доложил Кутузов, опустив в пробу индикаторную бумажку. — Слабокислая среда, подходящая для железоокисляющих бактерий.
Мы собрали образцы из четырех разных источников, тщательно подписав каждую пробирку. Отдельно взяли пробы донных отложений — густой красно-бурой массы, богатой органикой и железистыми соединениями.
Самым интересным оказался родник в дальнем конце поляны. Здесь вода имела не просто бурый, а зеленовато-бурый оттенок, что могло свидетельствовать о присутствии других металлов.
— Возможно, здесь есть медь или хром, — предположил лаборант, наполняя очередную пробирку. — Такой оттенок характерен для смешанного загрязнения.
— Тем лучше. Значит, местные бактерии приспособлены работать с разными металлами.
К вечеру мы собрали полную коллекцию образцов — двенадцать пробирок с водой и восемь с донными отложениями. Каждая тщательно подписана, указано место отбора, температура, кислотность.
— Теперь самое интересное, — сказал Кутузов, укладывая пробирки в специальный термостат для транспортировки. — В лаборатории попробуем выделить нужные нам культуры.
Обратный путь занял меньше времени, мы шли налегке, оставив у источников только пустые емкости. Старик-проводник ждал нас у дома, любопытствуя, что за образцы мы собирали.
— Воду лечебную изучаете? — спросил он, помогая грузить оборудование в машину.
— Изучаем, — уклончиво ответил я. — Проверяем состав, полезные свойства.
— А то! Вода-то целебная, от всех болезней помогает. Мой дед до ста лет дожил, каждый день ключевой водицей умывался.
Возможно, в этом была доля истины. Некоторые металлы в малых дозах полезны для здоровья. Но нас интересовали не лечебные свойства, а способность местных микроорганизмов перерабатывать токсичные соединения.
К ночи мы вернулись в районный центр. Кутузов сразу направился в лабораторию, чтобы поместить образцы в подходящие условия для хранения.
— Завтра начну высевать культуры на питательные среды, — сказал он на прощание. — Если повезет, через неделю узнаем, какие бактерии у нас живут в образцах.
Я переночевал в районной гостинице, в номере со скрипучими железными кроватями и выцветшими обоями в цветочек. Утром планировал заехать в сельхозтехнику за рапсом и известью, а потом возвращаться в совхоз начинать первый этап очистки загрязненных земель.
План обрел реальные очертания. Через месяц-полтора у нас должны быть семена растений-аккумуляторов и культуры полезных бактерий. А пока можно заняться подготовкой почвы: известкованием, внесением органики, созданием оптимальных условий для будущих посевов.
Двести тридцать гектаров мертвой земли ждали своего воскрешения. И теперь у меня появилась надежда, что современная наука в сочетании с народной мудростью сможет сотворить это чудо.
Через неделю к территории бывшего кожевенного завода подъехала внушительная колонна техники. Два самосвала ГАЗ-53 с кузовами, доверху нагруженными известью, трактор К-700 с разбрасывателем удобрений РУМ-8, культиватор КПС-4 для заделки извести в почву. Замыкал процессию поливочный агрегат ПА-3 на базе списанной цистерны от молоковоза.
Я стоял на небольшом холмике, откуда открывался вид на всю загрязненную территорию, и наблюдал, как техника выстраивается в боевом порядке. В руках держал план участка, расчерченный на квадраты по пять гектаров каждый. Красным карандашом отмечены самые проблемные зоны, синим — умеренно загрязненные, зеленым — относительно чистые.
— Начинаем с красных квадратов, — сказал я Петровичу, который должен был руководить всей операцией. — Там норма внесения извести — три тонны на гектар. В синих зонах — две тонны, в зеленых — тонна.
Петрович внимательно изучал план, время от времени поглядывая на местность.
— А почему так много? — спросил он, почесав затылок под выцветшей кепкой. — Обычно полтонны на гектар хватает для раскисления.
— Обычно да, а здесь кислотность зашкаливает. pH меньше трех, это как уксус. — Я показал ему результаты анализов, принесенные Кутузовым. — Без мощного известкования никакие растения не выживут.
Бригадир кивнул, складывая бумаги в нагрудный карман телогрейки.
— Понятно. Тогда начинаем с самого худого места, — он указал на территорию бывших очистных сооружений. — Там, где бетонные ямы.
Первым делом нужно было подготовить известь к внесению. Привезенная с завода известь-пушонка представляла собой мелкий белый порошок, упакованный в бумажные мешки по пятьдесят килограммов. При работе с ней требовались особые меры предосторожности, так как порошок сильно пылил и мог вызвать ожоги слизистых.
Дядя Вася с Колькой разгружали мешки возле разбрасывателя, аккуратно ссыпая содержимое в бункер машины. Оба были в защитных очках и марлевых повязках, известковая пыль поднималась белым облаком при каждом движении.
— Осторожнее, — предупредил я, подходя к трактору. — При попадании на кожу сразу водой смывайте.
— Знаем, — буркнул дядя Вася, стряхивая белую пыль с рукавов. — Не первый раз с известью работаем. Только обычно в таких количествах не разбрасывали.
Разбрасыватель РУМ-8 представлял собой бункер объемом восемь кубометров с двумя вращающимися дисками в нижней части. При движении трактора диски подхватывали известь и равномерно распределяли ее по поверхности почвы. Ширина захвата двенадцать метров, что позволяло быстро обработать большие площади.
Механизатор Семеныч, назначенный на К-700, проверял настройки разбрасывателя. Регулировочные заслонки должны были обеспечить нужную норму внесения, три тонны на гектар на самых проблемных участках.
— Скорость движения пять километров в час, — объяснял я, стоя рядом с кабиной трактора. — Быстрее нельзя, известь будет ложиться неравномерно.
— А если ветер поднимется? — спросил Семеныч, косясь на темные тучи, собиравшиеся над горизонтом.
— Тогда прекращаем работу. В ветреную погоду половина извести унесется в сторону.
К счастью, утро выдалось безветренным. Воздух стоял неподвижно, лишь изредка шевелились листья на редких деревьях по краям поляны.
Первый проход трактор сделал по самому загрязненному участку, там, где раньше стояли отстойники для промышленных стоков. Семеныч вел машину медленно, следя за равномерностью высыпания извести. За трактором тянулся белый шлейф, оседающий на мертвую серо-бурую почву.
— Смотрите, как земля реагирует, — сказал я Петровичу, указывая на обработанную полосу.
Там, где известь соприкасалась с кислой почвой, происходила бурная химическая реакция. Поверхность слегка шипела и дымилась, выделяя пар. Это соединения кальция нейтрализовали кислоты, накопившиеся в грунте за годы загрязнения.
— Ну и гадость же здесь была, — покачал головой бригадир. — Прямо кипит земля от извести.
— Через час-два реакция закончится, — пояснил я. — А пока нужно сразу заделывать известь в почву, чтобы она не выветрилась.
За разбрасывателем двигался культиватор КПС-4, управляемый молодым трактористом Вовкой. Четыре ряда пружинных лап рыхлили почву на глубину двадцать сантиметров, перемешивая известь с верхним слоем грунта.
Работа шла медленно, но основательно. За час удавалось обработать примерно пять гектаров, один квадрат по моей схеме. На самых проблемных участках приходилось делать два прохода разбрасывателя, чтобы обеспечить нужную норму внесения.
К обеду первые десять гектаров были обработаны. Я взял пробы почвы с разных участков, чтобы проверить эффективность известкования. Уже визуально видно изменение серо-бурая земля приобрела более светлый оттенок, а едкий химический запах заметно ослаб.
— Как дела? — спросил подъехавший на УАЗике Громов. Директор приезжал каждые пару часов, контролируя ход работ.
— Нормально идет. pH должен подняться с трех до шести, это оптимально для большинства растений. — Я показал ему обработанные участки. — Через неделю можно будет сеять первые культуры-очистители.
— А сколько времени на все уйдет?
— На известкование дней десять при хорошей погоде. Потом еще неделя на подготовку семенного ложа и посев. — Я сверился с записями в блокноте. — К началу октября должны быть готовы.
После обеда начался дождь, и работы пришлось прекратить. Известь нельзя вносить в сырую погоду, она слипается в комки и распределяется неравномерно. Трактористы загнали технику под навес, а я отправился к Кутузову проверить, как идут дела с бактериями.
В лаборатории ветстанции царила привычная тишина, нарушаемая только гудением холодильников и тихим бульканьем в колбах. Кутузов склонился над микроскопом, изучая очередной препарат.
— Как успехи? — спросил я, стряхивая капли дождя с куртки.
— Многообещающие, — ответил лаборант, не отрываясь от окуляра. — Посмотрите сами.
Я заглянул в микроскоп. В поле зрения копошились мелкие палочковидные организмы, активно двигающиеся в капле жидкости. Некоторые из них имели характерный металлический блеск.
— Это железоокисляющие бактерии? — уточнил я.
— Да, Thiobacillus ferrooxidans. Классический вид, способный окислять двухвалентное железо в трехвалентное. — Кутузов поменял препарат. — А вот это еще интереснее.
Во втором образце бактерии выглядели иначе, более крупные, с зеленоватым оттенком клеток.
— Pseudomonas putida, если не ошибаюсь. Этот вид может работать не только с железом, но и с другими металлами — медью, цинком, даже хромом в определенных условиях.