Следом мы принялись за участки средней загрязненности. Здесь использовали семена индийской горчицы, прибывшие из Ленинграда. Мелкие темно-коричневые семечки размером с маковое зерно выглядели невзрачно, но именно они должны были извлечь из почвы основную массу тяжелых металлов.
— А правда, что эта горчица хром высасывает? — поинтересовался Колька, помогая загружать семена в бункер сеялки.
— Правда, — подтвердил я. — В листьях и стеблях накапливается до двух процентов металлов по сухому весу. Больше, чем в руде.
— И что потом с ней делать?
— Скосим, высушим и сожжем. Золу захороним как токсичные отходы.
Самыми проблемными оказались участки непосредственно у бывших очистных сооружений. Здесь обычная сеялка не проходила, почва была слишком плотной и комковатой. Пришлось использовать ручной посев.
— Дядя Вася, здесь будем сажать подсолнечник, — сказал я, раздавая рабочим мешочки с крупными полосатыми семенами. — Лунки делайте глубиной пять сантиметров, через полметра друг от друга.
— А зачем так редко? — удивился старый механизатор. — Обычно гуще сеют.
— Здесь условия тяжелые, — объяснил я. — Каждому растению нужно больше места для развития корневой системы.
Подсолнечник выбрали не случайно. Эта культура славилась способностью извлекать из почвы свинец и кадмий, накапливая их в стеблях и листьях. А мощные корни проникали на глубину до двух метров, очищая глубокие слои грунта.
Особое внимание уделили посадке древесных пород. Саженцы ивы белой и тополя черного привезли из районного питомника, однолетние прутики длиной около метра с хорошо развитой корневой системой.
— Сажать будем в шахматном порядке, — инструктировал я Федьку, который руководил посадочной бригадой. — Расстояние между деревьями три метра, между рядами — четыре.
— А поливать как часто? — спросил молодой рабочий, выкапывая посадочную яму.
— Первый месяц через день, потом реже. Деревья должны привыкнуть добывать воду самостоятельно.
Ивы и тополя планировались как долгосрочные очистители. Их корни будут работать годами, постепенно извлекая металлы из глубоких слоев почвы. А быстрый рост позволит через три-четыре года получить значительную биомассу для утилизации.
Но главным козырем была бактериальная обработка. После завершения посевов мы принялись за внесение культур микроорганизмов, привезенных Кутузовым.
— Разводим суспензию водой один к десяти, — объяснял лаборант, помогая заправлять поливочную машину. — Норма внесения пятьсот литров на гектар.
Поливочный агрегат ПА-3, переделанный из старой молочной цистерны, медленно двигался по участкам, разбрызгивая бактериальную суспензию через систему форсунок. Жидкость имела слегка мутноватый оттенок и легкий запах болотной тины.
— А как работают бактерии? — поинтересовалась Галя. Девушка внимательно следила за всеми новшествами, записывая детали в тетрадь.
— Они окисляют металлы, переводят их в растворимые формы, — пояснил Кутузов, не отрываясь от регулировки форсунок. — Растения легче поглощают такие соединения корнями.
— То есть бактерии как помощники растений?
— Именно так. Симбиоз называется.
К вечеру мы обработали восемьдесят гектаров территории бывшего завода. Участки, засеянные различными культурами, аккуратно отмечались табличками с указанием даты посева и типа растений. Каждая зона получила порядковый номер для ведения точной отчетности.
— А когда первые всходы ждать? — спросил Петрович, оглядывая проделанную работу.
— Рапс и горчица взойдут через неделю, — ответил я. — Подсолнечник чуть позже, дней через десять. А деревья приживаться будут месяц.
— И сколько времени понадобится для полной очистки?
— По расчетам, за три года концентрация металлов снизится до безопасного уровня. Но заметный эффект увидим уже этой осенью.
На следующий день мы продолжили работы на оставшихся участках. Особое внимание уделили оврагу, по которому когда-то стекали заводские стоки. Здесь загрязнение распространялось неравномерно, полосами, повторяющими направление древних водотоков.
— Смотрите, как загрязнение идет языками, — показывал я Володе Семенову, изучающему карту территории. — Вдоль старого русла концентрация максимальная, а по краям заметно меньше.
— Значит, и растения сажать нужно по-разному? — сообразил молодой инженер.
— Именно. В центре оврага только самые стойкие виды — ивы и березы. По краям можно рискнуть с горчицей.
Березы мы заказали в том же питомнике, что и другие саженцы. Молодые деревца с характерной белой корой хорошо переносили пересадку и быстро укоренялись. А главное — береза издавна считалась деревом-санитаром, способным очищать почву и воздух.
— А почему именно березу выбрали? — спросил Федька, помогая выгружать саженцы из кузова.
— У нее поверхностная корневая система, — объяснил я. — Она хорошо работает с верхним слоем почвы, там, где концентрация загрязнений максимальная.
Посадка саженцев в овраге оказалась сложной задачей. Склоны были крутыми, а почва местами настолько плотной, что лопата с трудом входила в землю. Пришлось использовать ломы и кирки для подготовки посадочных ям.
— Не жалейте перегноя, — советовал я рабочим, засыпающим ямы почвенной смесью. — Молодым деревьям нужны питательные вещества для роста.
В каждую яму мы добавляли по ведру компоста, приготовленного из навоза и растительных остатков. Такая подкормка помогала саженцам быстрее прижиться в неблагоприятных условиях.
Параллельно с посадкой деревьев шел посев травянистых растений по совету старухи Матрены. Крапиву, полынь, лопух — все те виды, которые народная мудрость считала очистителями земли.
— А семена крапивы где взяли? — поинтересовался дядя Вася, наблюдая за ручным посевом.
— Матрена дала, — ответил я. — Говорит, у нее особая крапива, которая любую отраву высасывает.
— Верить старухе или нет, а попробовать стоит, — философски заметил старый механизатор. — Бабы в таких делах толк знают.
К концу недели вся территория бывшего завода была засеяна и засажена согласно плану. Двести тридцать гектаров отравленной земли получили шанс на возрождение. Теперь оставалось ждать и наблюдать за развитием событий.
— А что если не получится? — спросила Галя, записывая последние данные в свою тетрадь. — Все же эксперимент…
— Получится, — уверенно ответил я, глядя на аккуратно размеченные участки. — Природа умеет восстанавливаться, нужно только правильно ей помочь.
Вечером, возвращаясь домой, я остановился на холме, откуда открывался вид на всю обработанную территорию. Еще недавно здесь была мертвая земля, на которой десять лет ничего не росло. А теперь участки, засеянные очищающими растениями, ждали своего часа.
Через месяц здесь должны появиться первые всходы. Рапс и горчица проклюнутся первыми, затем подсолнечник, потом приживутся саженцы деревьев. А в корнях растений заработают бактерии, ускоряя процесс извлечения токсинов.
Комплексная технология очистки почв, сочетающая достижения науки с народной мудростью, получила практическое воплощение. Теперь можно с чистой совестью ждать результатов этого уникального эксперимента.
Вот только оказалось, что самые лучшие планы разбиваются о реальность.
Глава 19Первые проблемы
Через две недели после посева первых очищающих культур я приехал на территорию бывшего кожевенного завода и сразу понял, что-то идет не так. Вместо дружных зеленых всходов, которые должны были покрыть обработанные участки, я увидел печальную картину.
На участках, засеянных рапсом и горчицей, кое-где проклюнулись чахлые ростки высотой не больше спичечной головки. Листочки имели нездоровый желтоватый оттенок с бурыми пятнами по краям. Многие всходы засохли, едва появившись на поверхности.
Еще хуже обстояли дела с подсолнечником. Из сотни семян, посеянных на каждом квадратном метре, взошло от силы десяток. И те выглядели настолько болезненно, что впору было их выкапывать.
— Ну что, Виктор Алексеич, — мрачно сказал подошедший Петрович, снимая выцветшую кепку и почесывая седеющие волосы, — видишь, к чему привели твои эксперименты? Деньги на ветер, время потеряли, а земля как была мертвая, так и осталась.
Бригадир стоял, широко расставив ноги в стоптанных сапогах, и качал головой с видом человека, который предупреждал о неизбежном фиаско. На загорелом лице читалось смешение сочувствия и плохо скрываемого злорадства.
— Говорил я вам, — продолжал он, указывая мозолистой рукой на хилые всходы, — нельзя на отраве сеять и урожай получать хотеть. Земля-то мертвая, десять лет как ничего на ней не растет. А вы думали, семечки в землю бросил, и сразу рай небесный?
За Петровичем стояли еще несколько механизаторов, молча кивающих в такт его словам. Усатый тракторист с прокуренными желтыми усами тяжело вздыхал, а тощий комбайнер с морщинистой шеей покачивал головой.
— Деньги-то совхозные потратили, — добавил кто-то из них. — Известь возили, семена дорогие покупали, технику гоняли. А толку?
Я присел на корточки возле одного из хилых ростков рапса, аккуратно выкопал его саперной лопаткой. Корневая система оказалась недоразвитой, тонкие белые корешки едва достигали глубины двух сантиметров. При нормальном развитии они должны были уйти в землю на десять-пятнадцать сантиметров.
— Проблема не в семенах, — сказал я, вытирая руки о полотенце из грубого льна. — Они взошли, значит, жизнеспособные. Но корни не развиваются, не могут нормально питаться.
— Ну да, — фыркнул Петрович, — в отравленной земле корни и не будут расти. Любому дураку понятно.
Но я уже понимал, в чем дело. Известкование нейтрализовало кислотность, но тяжелые металлы остались в почве в труднодоступной для растений форме. Нужно было что-то, что помогло бы корням эффективнее извлекать питательные вещества и справляться с токсинами.
— Петрович, а скотина когда-нибудь траву с этих мест ела? — спросил я, поднимаясь с колен.