— Вот это и предстоит выяснить, — заметил я.
Весь день мы работали над восстановлением погибших культур. Достали из холодильника резервные образцы, приготовили свежую питательную среду, засеяли новые колбы. Ефимов помогал усердно, не подавая виду, что может быть причастен к диверсии.
К вечеру у меня созрел план. Нужно поймать диверсанта с поличным, но для этого требовалась приманка.
— Петр Васильевич, — сказал я Кутузову, когда Ефимов ушел домой, — завтра объявим во всеуслышание, что восстанавливаем работу. Если злоумышленник хочет навредить, он попытается повторить.
— А если это действительно Ефимов? — спросил лаборант.
— Тогда поймаем его. Устроим засаду.
— Но как? Ведь у него есть ключи от лаборатории.
— Спрячемся здесь на ночь. Подсобка подойдет, оттуда все видно.
На следующий день я демонстративно появился в районной столовой, где обедали сотрудники различных учреждений. За деревянными столами, покрытыми клеенкой, сидели агрономы, ветеринары, работники райкома. Повара в белых колпаках разливали борщ из больших кастрюль.
— Хорошо, что запасные культуры у нас были, — сказал я Кутузову, накладывая гречневую кашу с тушенкой. — Завтра уже сможем возобновить производство настоев для очистки полей.
За соседним столиком как раз обедал Ефимов. Он ел щи со сметаной, внимательно прислушиваясь к разговору. Когда наши взгляды встретились, он дружелюбно кивнул.
Вечером мы с Кутузовым остались в лаборатории после рабочего времени. Сослались на срочный анализ проб, которые нужно закончить к утру. В семь часов погасили основной свет, оставив только настольную лампу, заперли дверь и спрятались в подсобном помещении.
Подсобка была тесной, метров шести площадью, заставленной стеллажами с реактивами и лабораторной посудой. Небольшое окно выходило в коридор, через него можно наблюдать за происходящим в основном помещении.
Мы устроились на ящиках с химикатами, укрывшись старыми халатами. Пахло карболкой, формалином и чем-то кислым.
— А если не придет? — прошептал Кутузов, поправляя очки.
— Придет, — тихо ответил я. — У таких людей навязчивая идея. Они не могут остановиться.
Время тянулось медленно. За окном стемнело, в коридоре зажглись тусклые лампочки под матовыми плафонами. Сторож дядя Коля обошел здание в девять вечера, постучал палкой по батареям отопления, проверил замки на первом этаже.
В половине двенадцатого послышались осторожные шаги в коридоре. Кто-то поднимался по лестнице, стараясь не производить шума. Мы затаили дыхание, вглядываясь в стеклянную дверь лаборатории.
Через несколько минут в замке повернулся ключ. Дверь приоткрылась, в щель проник луч карманного фонарика «Эра» с металлическим корпусом. Затем в помещение прошмыгнула знакомая фигура.
Володя Ефимов! Молодой лаборант двигался по комнате уверенно, явно зная расположение всех предметов. В левой руке фонарик, в правой небольшая склянка с прозрачной жидкостью. Он подошел к стеллажу с новыми культурами, поставил фонарик на стол, начал откручивать пробки колб.
— Сейчас, — прошептал я Кутузову.
Мы бесшумно выбрались из укрытия, подкрались к двери подсобки. Ефимов склонился над колбами, не замечая нашего приближения. В руках у него была пипетка, которой он добавлял содержимое склянки в питательную среду.
— Стой! — резко скомандовал я, включая верхний свет.
Ефимов дернулся, роняя пипетку. Склянка выскользнула из рук, разбилась о пол, разливая резко пахнущую хлоркой жидкость. Лицо парня побледнело, глаза расширились от испуга.
— Руки на стол! — приказал Кутузов, подходя сзади.
Володя медленно положил ладони на столешницу, не поворачиваясь. Плечи опустились, голова поникла.
— Ну что, попался, — сказал я, обходя его спереди. — Во второй раз за неделю портишь наши культуры.
— Я… я не хотел… — пробормотал Ефимов, не поднимая глаз.
— Не хотел, а делал, — жестко сказал Кутузов. — Кто тебя послал?
Долгое молчание. Ефимов стоял, опустив голову, тяжело дыша. Наконец поднял глаза:
— Никто не посылал. Сам решил.
— Не ври, — резко оборвал я. — У тебя нет мотивов нам вредить. Кто стоит за твоими действиями?
— Никто, честное слово! — воскликнул Володя. — Просто считаю, что ваши эксперименты вредят колхозному строю!
Версия была неубедительной. Молодой специалист без политических амбиций вряд ли стал бы рисковать карьерой ради идейных соображений.
— Володя, — сказал я мягче, — садись. Поговорим по-человечески.
Мы усадили его на табурет у рабочего стола, сами встали рядом. Кутузов заварил чай, достал печенье. Нужно расположить к откровенности.
— Понимаешь, — начал я, — мы не враги. Наоборот, помогаем сельскому хозяйству развиваться. Твоя диверсия вредит общему делу.
— Но мне говорили, что вы деньги разворовываете, заграничными методами балуетесь, — оправдывался Ефимов.
— Кто говорил? — настойчиво спросил Кутузов.
Володя помолчал, потом тихо произнес:
— Дядя. Николай Павлович Лаптев. Он второй секретарь райкома.
Вот оно! Лаптев решил действовать через родственника, не желая прямо связывать свое имя с саботажем.
— И что он тебе обещал взамен? — поинтересовался я.
— Хорошую должность в райкоме. Сказал, если помогу разоблачить вредителей, меня в отдел сельского хозяйства переведут.
Типичная схема. Используется молодой честолюбивый парень, которому обещают карьерный рост за небольшие услуги.
— А ты понимаешь, что натворил? — спросил Кутузов. — Месяц работы насмарку! Эти бактерии помогают очищать землю от промышленных ядов!
— Не знал я, — жалобно сказал Ефимов. — Дядя говорил, что вы просто деньги осваиваете, никакой пользы от экспериментов нет.
— Теперь знаешь, — заметил я. — Вопрос в том, что дальше делать.
Мы просидели до утра, обсуждая сложившуюся ситуацию. Постепенно Ефимов проникся пониманием реальных целей нашей работы. Рассказывал, как дядя убеждал его в необходимости «восстановить справедливость».
— Понимаете, — объяснял Володя, потягивая чай из граненого стакана, — я молодой специалист, без связей. Жить хочется не в деревне, а в городе. А тут дядя такую возможность предлагает.
— За счет чужого труда, — заметил Кутузов.
— Теперь понимаю, что поступил неправильно. Можно ли как-то исправить положение?
У меня возникла идея. Вместо наказания использовать Ефимова в своих интересах.
— Володя, — сказал я, — а что, если ты поможешь нам предотвратить будущие диверсии?
— Как?
— Будешь докладывать дяде о ходе нашей работы, но информацию станешь согласовывать с нами. А нам сообщать о его планах.
Предложение заинтриговало парня. С одной стороны, возможность исправить ошибку. С другой, шанс остаться полезным обеим сторонам.
— А дядя не догадается?
— Не догадается, если будешь осторожен. Просто докладываешь ему то, что мы сочтем нужным. А его планы передаешь нам.
— И что мне за это будет?
— Останешься работать в лаборатории, получишь ценный опыт, защитишь диплом по нашим материалам. Это лучше карьеры в райкоме.
Ефимов подумал, взвешивая предложение:
— А если дядя узнает, что я веду двойную игру?
— Не узнает, — заверил я. — Главное, ведите себя естественно.
К утру мы договорились. Ефимов становился нашим информатором, а мы получали возможность контролировать действия Лаптева.
Утром к нам в лаборатории пришел заведующий ветстанцией Николай Степанович Крыков. Пожилой мужчина в очках без оправы выслушал рассказ о ночном происшествии, несколько раз покачал головой.
— Неприятная история, — сказал он, снимая очки и протирая стекла. — Что предлагаете делать?
— Дадим Володе возможность исправиться, — ответил я. — Пусть поможет восстановить культуры под нашим контролем.
— А гарантии какие, что не повторится?
— Теперь он на нашей стороне. Понял, в чем смысл работы.
Заведующий подумал, барабаня пальцами по столешнице:
— Хорошо, попробуем. Но под вашу личную ответственность, Виктор Алексеевич.
Следующие недели Ефимов работал с удвоенной энергией. Помогал Кутузову восстанавливать погибшие культуры, изучал методики, задавал толковые вопросы. Постепенно из вредителя превращался в полезного сотрудника.
— Удивительно, как быстро размножаются эти микроорганизмы, — говорил он, наблюдая за процессом деления клеток под микроскопом. — И какую пользу приносят растениям!
— Природа мудра, — отвечал Кутузов. — Нужно только правильно ее использовать.
Параллельно мы усилили охрану лаборатории. Установили дополнительный замок на входной двери, попросили сторожа чаще обходить здание. Резервные культуры перенесли в сейф кабинета заведующего.
Вскоре Ефимов принес первую ценную информацию. Лаптев планировал инспекцию нашего совхоза с привлечением областной комиссии, рассчитывая найти нарушения в расходовании средств.
— Дядя очень недоволен, что диверсия не удалась, — рассказывал Володя. — Думает, что я плохо постарался. Приходится оправдываться.
— А что говоришь?
— Что культуры действительно погибли, но вы быстро их восстановили из резерва. Он злится, но ничего поделать не может.
Информация позволила нам подготовиться к проверке заранее. Привели в порядок всю документацию, составили подробные отчеты, пригласили на инспекцию представителей других хозяйств для демонстрации опыта.
Вскоре производство бактериальных настоев возобновилось в полном объеме. Ефимов стал надежным помощником, освоил все операции, даже предложил несколько улучшений в технологии культивирования.
— А что дядя думает о твоей работе в лаборатории? — поинтересовался как-то Кутузов.
— Пока не подозревает, — ответил Володя. — Думает, что я собираю компромат на ваши эксперименты. Докладываю ему только то, что вы разрешаете.
— И как он реагирует?
— Злится, что никаких серьезных нарушений найти не может. Обещает устроить проверку через областную прокуратуру.
Хорошие сведения. Но пока что можно вздохнуть спокойно.