Я полистал чертежи, аккуратные карандашные рисунки на пожелтевшей чертежной бумаге, выполненные рейсфедером и линейкой. Инженерная мысль военного времени, когда каждый кусок металла был на вес золота.
— Спасибо, Михаил Семенович. Очень ценные материалы.
— А я посмотрю, как у вас дела идут с освоением земель, — сказал старик, доставая из машины трость с резиновым наконечником. — Если не против.
Токарев остался до вечера, с живым интересом изучая наши методы террасирования и очистки почв. В обед мы пригласили его в столовую, где Зинаида Петровна в белом переднике и косынке угощала гостя борщом со сметаной и пирожками с капустой.
— В наше время такой борщ только по праздникам варили, — говорил старик, прихлебывая из алюминиевой ложки. — А сейчас каждый день такое изобилие.
За обедом он рассказывал истории о довоенном сельском хозяйстве, когда каждый агроном был одновременно изобретателем и инженером от нужды.
— Помню, в тридцать девятом году у нас трактор единственный сломался накануне посевной, — вспоминал Михаил Семенович, отламывая кусок ржаного хлеба. — Коленвал треснул. Новый из Челябинска везти, месяц ждать. А время не терпит.
— И что делали? — поинтересовался Володя.
— Сварили из рельса! — засмеялся старик. — Кузнец местный, Петро Назарович, целую неделю колдовал. Ковал, калил, отпускал. И ведь проработал коленвал этот до самой войны!
После обеда мы продолжили сборку модернизированной рамы. Работа спорилась, каждый знал свое дело.
Володя размечал места крепления болтов, Колька сверлил отверстия дрелью, Федька нарезал резьбу метчиком, Семеныч подгонял детали по месту.
— Видите, какая получается конструкция, — объяснял я Токареву, показывая на собранную секцию. — Если одна балка треснет, остальные выдержат нагрузку.
— Умно придумано, — одобрил старый агроном. — А главное, ремонтопригодно. В поле любую секцию заменить можно.
К вечеру новая рама была готова. Три секции, соединенные болтами М16 с гроверными шайбами, выглядели гораздо солиднее прежней конструкции. Металл блестел свежей краской, Федька успел покрасить детали суриком от ржавчины.
— Завтра поставим на трактор, испытаем, — сказал Семеныч, вытирая руки ветошью, пропитанной соляркой. — Если выдержит, можно продолжать работы.
— Выдержит, — уверенно заявил Володя. — Запас прочности теперь в три раза больше.
На следующее утро мы установили модернизированную раму на ДТ-75. Работа заняла два часа, пришлось подгонять места крепления, регулировать навесное оборудование. Но результат оправдал ожидания.
Первый тестовый проход по каменистому склону машина выдержала без проблем. Рама не дрогнула даже при дроблении особенно крупных валунов. Модульная конструкция распределяла нагрузку равномерно, исключая концентрацию напряжений.
— Работает! — обрадованно воскликнул Колька, наблюдая за тем, как каменодробилка раскалывает гранитную глыбу размером с футбольный мяч. — И запаса прочности хватит на годы!
— Здорово Володя придумал, — признал дядя Вася, с уважением глядя на молодого инженера. — Башка работает.
К концу дня весть о модернизированном террасообразователе разнеслась по округе. К нам приехали представители соседних совхозов — «Рассвет», «Путь Ильича», имени Кирова. Все хотели посмотреть на новую конструкцию.
— А можно чертежи получить? — спросил главный инженер совхоза «Рассвет» Анатолий Петрович Лукин, мужчина лет сорока в очках и кепке с эмблемой «Сельхозтехника».
— Конечно, — согласился я. — Володя, покажите схему сборки.
Семенов развернул на капоте УАЗика чертеж модульной рамы, подробно объяснил принцип соединения секций, рассчитал потребность в материалах.
— А сколько это будет стоить? — поинтересовался агроном из совхоза имени Кирова.
— Материалы рублей на сто пятьдесят, — прикинул Володя. — Работа дня три-четыре. Если швеллер есть, то вообще копейки.
— Дешево, — признал Лукин. — У нас за один импортный плуг пять тысяч просят.
Вечером в конторе совхоза мы подводили итоги. Громов сидел за столом, покрытым зеленым сукном, изучая эскизы новой конструкции. На стене висел портрет Ленина в деревянной раме и календарь с видами Алтая.
— Получается, что поломка обернулась выгодой, — сказал директор, откладывая чертежи. — Машина стала лучше, а соседи заинтересовались.
— Иногда неудачи становятся толчком к совершенствованию, — согласился я. — Главное, не опускать руки.
— А что думаете насчет тиражирования? — спросил Володя. — Соседние хозяйства готовы заказывать такие рамы.
— Почему нет? — Громов встал, подошел к окну, за которым темнел октябрьский вечер. — Организуем небольшое производство в мастерской. И заработаем, и людям поможем.
— Нужно только оформить техническую документацию, — добавил я. — Чтобы все по ГОСТу было.
— Володя этим займется, — решил директор. — У него образование подходящее.
За окном зажглись огни в домах совхозных работников. Где-то играло радио, лаяли собаки, мычали коровы на ферме. Обычная деревенская жизнь, но в ней появилось что-то новое, дух технического творчества, стремление не просто работать, а совершенствовать свой труд.
— Хорошо, что молодежь не утратила интерес к изобретательству, — сказал на прощание Михаил Семенович Токарев, забираясь в свой потрепанный «Москвич». — В нашем деле без выдумки никуда. А то некоторые думают, что все уже придумано до них.
Старый агроном был прав. Техника развивалась не только в конструкторских бюро больших заводов, но и в скромных сельских мастерских, где люди каждый день сталкивались с практическими задачами и искали нестандартные решения.
Через неделю модернизированный террасообразователь полностью оправдал ожидания. Работы на западном склоне продолжились с удвоенной энергией. Машина легко справлялась с самыми сложными участками, дробила камни размером с арбуз, формировала ровные террасы.
— Вот это техника! — восхищался дядя Вася, наблюдая за очередным проходом. — Как танк рвет, все препятствия сминает!
А главное, что новая конструкция заинтересовала районное руководство. Климов лично приехал посмотреть на модернизированную машину, а потом предложил организовать показательные испытания для всех хозяйств района.
— Передовой опыт должен распространяться, — сказал первый секретарь райкома, осматривая террасообразователь. — Такие машины нужны всем.
Техническая неудача превратилась в маленькую победу. Сломанная рама стала поводом для создания более совершенной конструкции, которая могла принести пользу не только нашему совхозу, но и соседним хозяйствам.
Однако, на следующее утро ко мне опять позвонили, с просьбой о помощи.
Глава 26Семейная трагедия
Звонок раздался в половине седьмого утра, когда я еще завтракал овсяной кашей с молоком. Черный телефонный аппарат на стене настойчиво трезвонил, нарушая утреннюю тишину. Я снял трубку, ожидая услышать голос Кутузова или Громова с очередными рабочими вопросами.
— Виктор Алексеевич, — взволнованный голос Гали прорезал статические помехи, — Помощь ваша нужна или совет! Приезжайте скорее к Семену Кузьмичу!
Я быстро допил чай из граненого стакана, накинул телогрейку и завел мотоцикл. Дом зоотехника стоял на окраине поселка, небольшая деревянная изба с резными наличниками и палисадником, где росли подсолнухи и георгины. Обычно здесь царили порядок и уют, но сегодня что-то было не так.
У калитки толпились соседи, женщины в платках и фартуках, мужчины в рабочих спецовках. Лица озабоченные, разговоры велись полушепотом. Галя встретила меня у крыльца, глаза красные от слез.
— Лидию Ивановну увезли в больницу вчера вечером, — прошептала она, вытирая лицо платком в мелкий горошек. — Семен Кузьмич говорит, что сердце. А сам… сам с того времени не просыхает.
Я вошел в дом. В горнице пахло табачным дымом и чем-то кислым. Семен Кузьмич сидел за столом, покрытым клеенкой в красную клетку, перед ним стояли бутылка водки «Столичная» и граненый стакан. Лицо опухшее, глаза мутные, руки дрожат.
— А, Виктор Алексеевич, — хрипло проговорил он, не поднимая головы. — Проходи, садись. Будешь? — Он указал на бутылку.
— Семен Кузьмич, что с Лидией Ивановной? — спросил я, садясь на табурет.
— Инфаркт, — глухо ответил зоотехник, наливая себе полный стакан. — Ночью схватило. Я «скорую» вызвал, увезли в райбольницу. Врач сказал… сказал, что дело плохо.
Он залпом выпил водку, поморщился, закусил куском черного хлеба. Руки тряслись так, что стакан звякнул о стол.
— А овцы? — осторожно поинтересовался я. — Кто их пасет?
— Какие овцы? — мутно посмотрел на меня Семен Кузьмич. — Да пропади они пропадом! Жена умирает, а ты про овец…
Он снова потянулся к бутылке, но я перехватил его руку.
— Семен Кузьмич, нужно собираться, ехать к жене. А овцы без присмотра разбредутся, могут на загрязненные участки попасть.
— Не могу я никуда ехать, — всхлипнул зоотехник. — Руки трясутся, в глазах темно. А если она… если она там одна…
За окном послышался топот копыт и блеяние. Я выглянул и увидел печальную картину: стадо романовских овец бесцельно бродило по поселковой улице, щипало траву у заборов, некоторые животные забрели в огороды.
— Федька! — окликнул я парня, который пытался выгнать овец из капустной грядки. — Где пастух?
— Да нет никого! — крикнул в ответ молодой рабочий, размахивая хворостиной. — С вечера никто не приходил! Овцы сами домой вернулись!
Ситуация становилась критической. Семен Кузьмич в запое, стадо без присмотра, а на загрязненных участках могли пастись животные, что грозило отравлением.
Я вернулся в дом, где зоотехник уже клевал носом над столом.
— Семен Кузьмич, — твердо сказал я, — я беру овец на себя. А вы отдыхайте. Отоспитесь, приводите себя в порядок и езжайте к жене. Она в вас нуждается.
— Не получится у тебя, — пробормотал он. — Овцы дело тонкое, корма считать надо, болезни знать…