Поднявшись, я прошел по скрипучим половицам и повернул самодельный выключатель. В комнате зажглись электрические лампы. Таймер отключит их через час, когда я, предположительно, уже буду спать.
Потрогал стену, теплая. Электрическая система обогрева действовала безупречно. Открыл кран, полилась чистая вода. Включил плиту, спираль засветилась ровным оранжевым светом.
Дом тихо гудел и потрескивал, словно живой организм, управляемый невидимыми механизмами моей конструкции.
— Добро пожаловать в будущее, Виктор Корнилов, — тихо сказал я сам себе.
За окном стрекотали сверчки, где-то вдалеке залаяла собака. Обычная майская ночь 1972 года.
Я лег в постель, повернул самодельный регулятор, и лампа послушно погасла. Дом погрузился в уютную тьму.
Засыпая, я думал о том, сколько еще предстоит сделать. Дом был только началом. Настоящий вызов ждал меня в поле, на ферме, в конторе. И я был готов к этому вызову.
Политтехнолог из будущего в теле советского агронома. Звучало как начало анекдота, но я не собирался становиться шуткой истории. Напротив, история сама должна подчиниться моей воле.
Глава 4Первые дни в поле
Понедельник встретил меня ранним рассветом и пением птиц.
Я нажал кнопку самодельного выключателя, и лампа под потолком мягко осветила комнату. В доме было тепло благодаря электрическим обогревателям, работающим от аккумуляторов, заряженных ветрогенератором за ночь.
Маховик нужно было подкрутить. Накинув халат, я спустился в подпол и потратил пятнадцать минут на интенсивное вращение педалей. Массивный чугунный диск, разогнанный до высоких оборотов, загудел как турбина самолета.
Теперь энергии хватит на весь день. Заодно небольшая зарядка, чтобы взбодриться.
Позавтракал я на электроплите, яичницей с кусочками говяжьей тушенки. После принял горячий душ, непозволительная роскошь для советской деревни, но для меня необходимый элемент подготовки к рабочему дню.
В колхозную контору я решил отправиться пешком. От дома до центра села около двух километров. Я шел по просыхающей после ночной росы дороге, вдыхая свежий воздух и наблюдая, как просыпается совхоз «Заря».
Доярки с бидонами спешили на ферму, тракторист прогревал двигатель дизельного ДТ-75, рыча и выпуская клубы черного дыма. У магазина уже собралась небольшая очередь, завезли свежий хлеб.
Контора совхоза представляла собой одноэтажное кирпичное здание с облупившейся голубой краской и выцветшим красным флагом над входом. Внутри пахло папиросным дымом, чернилами и старой бумагой.
Секретарша, полная женщина с крашенными хной волосами, уже разливала чай в стаканы с подстаканниками.
— А, новый агроном! — улыбнулась она, увидев меня. — Михал Михалыч вас уже ждет. Проходите, вон его кабинет.
Громов сидел за массивным письменным столом, заваленным бумагами, и разговаривал с двумя мужчинами. Один высокий, худощавый, с обветренным лицом и натруженными руками. Второй приземистый, с густыми бровями и настороженным взглядом.
— А вот и наш молодой специалист! — Громов поднялся мне навстречу. — Знакомьтесь, Виктор Алексеевич Корнилов, агроном с московским образованием. А это Петрович, — он указал на высокого, — бригадир полеводческой бригады, и Семен Кузьмич, главный зоотехник.
Мы обменялись рукопожатиями. Рука Петровича была жесткой, как наждачная бумага.
— Присаживайся, Виктор Алексеевич, — Громов указал на стул. — Как раз обсуждаем фронт работ на ближайшее время. Самое время тебе подключиться.
На столе лежала карта земель совхоза, выцветшая, с карандашными пометками. Громов ткнул в нее мозолистым пальцем:
— Вот здесь у нас яровые засеяны, тут озимые, а эти участки, — он обвел красным карандашом обширную территорию, — под парами стоят. Третий год уже никак не освоим. Почва тяжелая, каменистая, техники не хватает.
— И урожайность никакая, — буркнул Петрович. — Сколько удобрений ни вноси, а больше двенадцати центнеров с гектара не выходит.
— С кормами тоже беда, — добавил Семен Кузьмич, поглаживая свои густые брови. — Луга истощились, клевер не родит как раньше. А без кормов какие надои?
Я внимательно изучал карту, отмечая особенности рельефа, расположение водоемов, лесных массивов. Картина постепенно складывалась.
— Расскажите подробнее о севообороте, — попросил я. — Какие культуры высеваете и в какой последовательности?
Следующий час мы проговорили о деталях агротехники в совхозе. Постепенно стало ясно, что система совершенно не учитывает особенности местных почв. Совхоз слепо следовал общим рекомендациям, спущенным сверху, без адаптации к конкретным условиям.
— А почвенный анализ когда последний раз проводили? — поинтересовался я.
Все трое переглянулись.
— Лет пять назад приезжали специалисты из района, — неуверенно ответил Громов. — Что-то там мерили, пробы брали… Потом бумагу прислали, что почвы у нас «среднеподзолистые с тенденцией к закислению». Только что толку от этой науки?
— Позвольте мне провести собственное исследование, — предложил я. — Дайте время на анализ почв по всем участкам и составление новой схемы севооборота.
— Это же надолго! — удивился Петрович. — Да там работы на месяц минимум!
— Управлюсь, — уверенно кивнул я. — У меня свои методики.
Громов задумчиво потер подбородок, посмотрел на зоотехника, потом снова на меня:
— Хорошо, Виктор Алексеевич. Даю тебе это время. Петрович, выдели нашему агроному помощника из молодежи и повозку с лошадью для объезда полей.
— И план совхоза с обозначением всех сельхозугодий, — добавил я.
— Это у нас есть, — кивнул председатель и достал из сейфа свернутую в трубку схему. — Держи. И еще… — он помедлил, — если твои методы сработают, я тебе отдам те заброшенные каменистые участки для твоих экспериментов. Делай с ними что хочешь, хоть картошку в космос запускай, если хоть какой-то урожай получится.
Моим помощником оказался долговязый веснушчатый парень Костя, недавний выпускник сельхозтехникума.
— Значит, в Москве учились? — с почтением спрашивал он, пока мы ехали на дребезжащей телеге по проселочной дороге. Вороной мерин Орлик лениво переставлял ноги, пофыркивая на ухабах.
— В Тимирязевке, — кивнул я, разглядывая проплывающие мимо поля.
— И как вам наш совхоз после столицы? — в голосе Кости звучала искренняя заинтересованность.
— Потенциал хороший, — ответил я. — Но методы работы устарели.
Первым делом я решил осмотреть те самые каменистые участки, которые совхоз не мог освоить. Выглядели они действительно неприветливо, валуны размером с футбольный мяч торчали из земли, делая невозможной работу обычных плугов.
Я спрыгнул с телеги, присел на корточки, взял горсть земли, растер между пальцами, даже попробовал на язык.
— Что вы делаете? — удивился Костя.
— Определяю состав почвы, — объяснил я. — Высокое содержание кальция, есть микроэлементы, но структура нарушена из-за эрозии. И сильно закислена.
Мысленно я уже прикидывал, что можно сделать с этими участками. Аграрные технологии из будущего, некоторые из которых уже доступны в СССР 1970-х, позволяли справиться с такими землями.
— Костя, ты когда-нибудь слышал о контурно-мелиоративном земледелии? — спросил я.
— Н-нет, — растерянно ответил парень. — Нас такому не учили.
— А о безотвальной вспашке по методу Мальцева?
— Это когда пласт земли не переворачивают? Слышал, но считается, что это не для наших почв.
— Ошибочное мнение, — улыбнулся я. — Именно для таких земель и разрабатывались эти методы.
В течение дня мы объехали все поля совхоза. Я отбирал пробы почвы, делал замеры, отмечал на карте особенности рельефа и существующие дренажные системы. Костя старательно записывал мои наблюдения в толстую тетрадь.
К вечеру у меня сложилась полная картина. Основная проблема заключалась в нерациональном использовании земель. Совхоз пытался выращивать культуры, требовательные к почве, на истощенных участках, при этом игнорируя естественные особенности рельефа.
Следующие три часа я провел, разрабатывая новую схему севооборота и готовя почвенные пробы к анализу. Импровизированную лабораторию оборудовал прямо в своем доме. Простые химические реактивы раздобыл в сельской школе, договорившись с учительницей химии.
— Что это за странные круги вы нарисовали на карте? — спрашивал озадаченный Костя, глядя на мои пометки.
— Это не круги, а контуры, — пояснил я. — Мы будем обрабатывать землю не по прямоугольным участкам, а следуя естественным линиям рельефа. Так мы предотвратим эрозию почвы и сохраним влагу.
— А это что за схема с цифрами?
— График внесения удобрений. Мы будем использовать не только минеральные, но и органические удобрения, причем дозировать их точно в соответствии с потребностями каждого участка.
К ночи я был готов представить свои выводы и предложения. Громов собрал совещание, на котором присутствовали все бригадиры и специалисты совхоза. Я разложил на столе свою карту с новой схемой севооборота и таблицы расчетов.
— Товарищи, — начал я, — после тщательного анализа я пришел к выводу, что основная проблема наших земель — это нарушенная структура почвы и неправильное распределение культур. Предлагаю комплексный подход, состоящий из нескольких этапов.
Я указал на карту:
— Первое. Меняем схему севооборота. Вместо четырехпольного вводим семипольный с учетом особенностей каждого участка. На истощенных землях высаживаем сидераты — горчицу, люпин, вику, которые обогатят почву азотом.
— Но это же снизит валовый сбор зерновых в ближайший год, — возразил Петрович. — А план?
— Зато повысит урожайность в следующие годы на тридцать-сорок процентов, — парировал я. — И позволит освоить те заброшенные участки.
— Каким образом? — недоверчиво спросил Громов.
— Контурно-мелиоративная система, — я показал свои чертежи. — Вместо того чтобы пытаться убрать камни, мы используем их для создания противоэрозионных валов по горизонталям. Между ними высаживаем зерновые и кормовые культуры полосами. Это предотвратит смыв плодородного слоя и сохранит влагу.