Тетя Клава, заведующая радиоузлом, объявляла номера программы в самодельный микрофон из радиодетали и консервной банки:
— А теперь демонстрируются валенки модели «Зимняя роза» производства мастерской Аграфены Тимофеевны Богдановой!
Показ продолжался два часа. Тетя Груша представила двенадцать различных дизайнов валенок, с розами, васильками, ромашками, маками, даже с изображениями снежинок и елочек. Каждая пара была уникальной, сделанной вручную с любовью и мастерством.
После показа к тете Груше выстроилась очередь из желающих заказать валенки. Не только из нашего поселка, но и из соседних деревень, известие о «художественных валенках» разнеслось по всей округе.
— Аграфена Тимофеевна, — попросила Марья Степановна, работница почты, — сделайте мне валенки с ромашками. До Нового года успеете?
— А мне с маками! — добавила учительница из сельской школы.
Тетя Груша записывала заказы в толстую тетрадь в клеенчатом переплете:
— Постараюсь, милые. Только не торопите, хорошая работа времени требует.
К концу недели у нее было принято заказов на восемьдесят пар валенок. Пришлось организовать настоящее производство, тетя Груша наняла двух помощниц из соседних домов и переоборудовала сарай под мастерскую.
Но главное, проблема с теплой обувью была решена. Мужики перестали стесняться цветочных узоров и работали в валенках с удовольствием. Более того, узорчатые валенки стали предметом гордости, не у каждого совхоза была такая красивая спецодежда.
Тем временем строительные работы набирали обороты. Железняков организовал круглосуточный режим в три смены по восемь часов. Участок освещался мощными прожекторами ПЗС-45, запитанными от передвижной электростанции ЭСД-30.
Первая смена работала с шести утра до двух дня, вторая с двух до десяти вечера, третья с десяти вечера до шести утра. Самой тяжелой была ночная смена, когда мороз достигал тридцати градусов.
Зинаида Петровна организовала полевую кухню прямо на участке работ. Большой котел на двести литров был установлен на треножнике над костром, рядом стояла полевая печка ПП-40 для приготовления вторых блюд. Каждые четыре часа рабочих кормили горячей пищей: борщом, кашей, чаем с сахаром.
— На морозе калории быстро тратятся, — объясняла повариха, размешивая в котле дымящийся борщ деревянной ложкой. — Если не кормить часто, люди быстро выдохнутся.
Семеныч сварил из листовой стали несколько теплых укрытий для отдыха между сменами. Получились что-то вроде железных балков с печками-буржуйками внутри. Стены были утеплены стекловатой, пол застелен досками и войлоком.
— Как в блиндажах на войне, — сказал дед Архип, заглянувший посмотреть на строительство…
Медпункт организовали в вагончике-бытовке, который привезли из области. Дежурил фельдшер Иван Петрович с полным набором средств для профилактики и лечения обморожений — спиртовые настойки, вазелин, бинты, грелки.
К концу первой недели работы удалось выкопать пятьсот метров траншей и уложить сто метров труб. Темп ниже запланированного, но в таких условиях и этот результат считался хорошим.
Вечерами, когда заканчивалась рабочая смена, в поселке кипела культурная жизнь. После успеха с валенковым показом Галя предложила еще одну инициативу, организовать радиотеатр для длинных зимних вечеров.
Идея родилась спонтанно. Тетя Клава жаловалась, что радиослушатели устали от однообразных передач — сводок новостей, производственных планов, идеологических бесед. Хотелось чего-то интересного, развлекательного.
— А давайте театральные спектакли транслировать! — предложила Галя на очередном комсомольском собрании. — Силами местной молодежи!
Первой постановкой решили сделать «Ромео и Джульетту» Шекспира. Главные роли достались Кольке и Наташе, они уже несколько месяцев официально встречались после истории с маршем трактористов.
Но тут выяснилась проблема, никто не умел читать с выражением. Колька декламировал монологи Ромео голосом, которым обычно докладывал о состоянии техники:
— Джульетта есть солнце! — выдавал он бесстрастным тоном. — План освещения поля выполнен на сто десять процентов!
Наташа была не лучше. Клятвы в любви звучали в ее исполнении как отчет из бухгалтерии:
— Ромео, Ромео! Зачем тебе быть Ромео? — произносила она монотонно. — Статья расходов номер пятнадцать. Кредит девяносто пять рублей.
Галя пыталась их учить:
— Нужно вкладывать чувства в слова! Ромео страстно влюблен, а Джульетта мечтательная и нежная!
— А как это, страстно влюблен? — недоумевал Колька. — Покажите!
И тут неожиданно для самого себя я оказался втянут в театральную деятельность. Галя попросила меня помочь с режиссурой, объяснить, как нужно читать текст, какие эмоции вкладывать в реплики.
— Виктор Алексеевич, вы же образованный человек, — убеждала она. — Наверняка в институте участвовали в художественной самодеятельности?
На самом деле мой опыт ограничивался школьными постановками, но что-то в этом предложении показалось мне привлекательным. Возможно, возможность провести время с Галей за творческой работой.
Репетиции проходили в конторе совхоза после рабочего дня. Включали настольную лампу с зеленым абажуром, садились вокруг стола, покрытого зеленым сукном, и читали по ролям.
— Колька, — объяснял я, — представь, что Наташа уезжает завтра в другой район навсегда. Что ты почувствуешь?
— Плохо почувствую, — честно ответил парень.
— Вот эти чувства и вкладывай в слова Ромео!
Галя выступала звукорежиссером, создавая звуковые эффекты подручными средствами. Шум ветра изображала, шелестя бумагой возле микрофона. Звон мечей — ударяя ложками по кастрюлям. Шаги — стуча каблуками по деревянному ящику.
Первая трансляция состоялась в среду вечером. К радиоприемникам собрались все жители поселка, от мала до велика. В столовой, где стоял основной громкоговоритель, яблоку негде было упасть.
И произошло чудо. То, что на репетициях звучало неуклюже, в эфире превратилось в самобытную народную интерпретацию классики. Ромео-Колька объяснялся в любви голосом простого парня, искренне и без театральных красивостей. Джульетта-Наташа отвечала ему с деревенской непосредственностью.
— Не откажись от имени своего! — говорила она. — А если не хочешь, то поклянись в любви, и я не буду больше Капулетти!
— Хорошо, — отвечал Колька после паузы. — Клянусь!
Зал взорвался смехом и аплодисментами. Это была уже не трагедия Шекспира, а веселая деревенская комедия о любви двух молодых людей.
Особенно удался эпизод с балконом. Роль балкона играла тетя Клава, изображая скрип досок звуками радиоузла:
— Джульетта на балконе! — объявляла она. — Скрип-скрип!
— Ромео под балконом! — отвечал Колька. — Топ-топ!
Когда дошло до сцены с ядом, дядя Вася, игравший аптекаря, выдал незабываемую реплику:
— Вот тебе яд, — говорил он голосом опытного механизатора. — Только осторожно, штука опасная. Как антифриз в радиаторе!
Спектакль закончился всеобщим весельем. Ромео и Джульетта остались живы, тетя Клава объявила, что у нас будет счастливый финал, потому что «молодые люди должны жить и радоваться».
— Когда следующий спектакль? — кричали слушатели.
— На следующей неделе «Три мушкетера»! — пообещала Галя.
После спектакля мы остались в конторе убирать реквизит. Галя аккуратно складывала листы с текстом в папку из коленкора, я сворачивал самодельные декорации.
— Спасибо, что помогли, — сказала она, поднимая на меня глаза. — Без вас ничего бы не получилось.
— Мне самому понравилось, — признался я. — Давно не занимался ничем творческим.
Мы стояли близко друг к другу в освещенном кружке настольной лампы. За окнами выл ветер, трещал мороз, а здесь было тепло и уютно. Галя была в темно-синем шерстяном платье с белым воротничком, волосы аккуратно уложены, на щеках румянец от волнения.
— Виктор Алексеевич, — сказала она тихо, — а можно я вас кое о чем спрошу?
— Конечно.
— Вам не кажется, что мы хорошо работаем вместе? Не только в НИО, но и… в других делах.
Вопрос повис в воздухе. Я понимал, что это не только о театре. За последние месяцы мы стали гораздо ближе, наши отношения переросли рамки служебного сотрудничества.
— Кажется, — ответил я честно. — Более того, я думаю, что мы… подходим друг другу.
Галя слегка покраснела, но не отвела взгляд:
— Я тоже так думаю.
За окном бушевала сибирская зима, но в этой комнате царили тепло и понимание.
На следующий день случилась неприятность, которая могла сорвать все планы строительства. Во время ночной смены лопнул главный паропровод системы обогрева, сварной шов не выдержал давления и перепадов температуры.
Железняков стоял возле лопнувшей трубы, из которой валил белый пар, и мрачно качал головой:
— Без пара работы останавливаются. Земля мгновенно схватится, даже кирками не разбить.
Проблема была серьезной. Сварщик бригады Иван Николаевич Сидоров свалился с высокой температурой — грипп, осложненный ангиной. Ближайшая замена находилась в районном центре, но дороги замело, добраться было невозможно.
— А в совхозе сварщики есть? — спросил прораб.
— Один, в МТМ работает, — ответил я. — Но он простой, не аттестованный. Трубы высокого давления ему не доверяют.
— Хоть что-то, — вздохнул Железняков. — Покажите его.
Сварщиком в машинно-тракторных мастерских работал Михаил Степанович Токарев, мужчина лет сорока пяти с добродушным лицом и золотыми зубами. Специализировался на ремонте сельхозтехники, сваривал треснувшие рамы тракторов, чинил ковши экскаваторов.
— Высокое давление не варил, — честно признался он, осматривая лопнувшую трубу. — Тут сталь особая нужна, электроды специальные. У меня только обычные есть.
Ситуация казалась безвыходной. Но тут неожиданно вмешался Колька:
— А можно я попробую?
Все удивленно посмотрели на него. Колька стоял в узорчатых валенках тети Груши, в телогрейке и шапке-ушанке, выглядел как обычный молодой рабочий.