Стряхнув наваждение и бросив еще один взгляд на портрет Франко, он вышел из зала и оказался в просторном мраморном холле с несколькими входами, ведущими в другие помещения. Музей вмещал несколько выставочных залов различной тематики. Возле каждой пары прозрачных створчатых дверей стоял информационный стенд, приглашающий посетителей.
Погруженный в размышления, Карло задумчиво направился вперед, шагая наугад, когда взгляд его упал на репродукцию картины, представленную как анонс одной из выставок. Он замедлил шаг и внимательно разглядел изображение, в котором что-то показалось ему знакомым. Приглядевшись повнимательней, он лишь подтвердил свои предположения: формы напоминали найденные в подвале дома Пелагатти картины. Он подошел ближе к столу с разложенными на нем брошюрами, пестрящими броскими буквами: «Футуристы». Сверившись с номером зала, Карло, недолго думая, отправился туда.
Просторный зал с яркими пятнами картин предстал его глазам. Карло зашагал вдоль полотен.
– Знакомы с творчеством футуристов?
Голос принадлежал даме средних лет, на лацкане строгого пиджака висел бейджик – видимо, она была куратором выставки. Дама смотрела на Карло без особого интереса, но, очевидно, ожидала положительного ответа, чтобы изменить свой настрой.
– Как раз хотел исправить это упущение!
– Что ж, – она продолжала сохранять нейтральное выражение лица, но Карло заметил воодушевление, – тогда давайте пройдем с вами вот сюда, пожалуйста, взгляните на полотна, – обратилась она к Карло, увлекая его за собой, словно он был частью экскурсионной группы. – Футуризм – это авангардное движение и наследие, к которому мы имеем возможность прикоснуться сегодня. Оно положило начало многим последующим культурным явлениям. Обратите внимание на эти работы: их создали не просто художники. Их сотворили люди, отличные от нас, люди, не пожелавшие смириться с обыденностью существования. Это мечтатели, сгоравшие от желания прорваться сквозь толщу отсталого времени, в котором им не повезло родиться, и попасть в далекое светлое будущее. – Голос ее торжественно звенел.
– Значит, футуристы – любители будущего. Когда же они работали? – поинтересовался Карло, пытаясь разглядеть даты на табличках под картинами.
– Они не работали, молодой человек, они творили, и делали это в начале двадцатого века, в тысяча девятьсот девятом году был опубликован их манифест. Любили ли они будущее? Я бы выразилась иначе. Они жили в нем, несмотря на то что технический прогресс только лишь набирал обороты. Каждый из них был глубоко вдохновленным творцом, жестоко страдавшим от несоответствия эпохи собственным мечтам. В протест неизбежных внешних ограничений они изобрели новый путь, вышли за границы физического. Своими работами они выражали пренебрежение тому факту, что на раскрытие потенциала человечества требовались годы, а порой и десятилетия. Больше всего их расстраивало ограниченное время, неспособность перемещаться в нем, необходимость ожидать научного прозрения дольше, чем хватает жизни. Они верили в прогресс, но осознавали, что, возможно, для того, чтобы стать его свидетелем, им придется ускорить само время.
Художниками двигал интерес к иному изображению образов своей современности, они желали увидеть изнанку каждого из них, не ограничиваясь поверхностными суждениями о предмете. Машины, поезда, дома и улицы – вот источники их вдохновения. Футуристы изменяли саму структуру физического, старались разглядеть потенциал любого из предметов, видели, как он способен измениться. Вот прекрасный образец, обратите внимание на эту работу. – Она подвела Карло к одной из картин и взмахнула рукой вдоль матово-золоченной рамы. – Способны ли вы разглядеть здесь улицу?
Карло наклонил голову, затем прищурился, мысленно пытаясь собрать воедино разрозненные цветные куски. Наконец он произнес:
– Я вижу лишь нагромождение угловатых форм. Хотя нет, – вдруг обрадованно воскликнул он, – постойте, вот кусочек водосточной трубы! Но остальные части картины выглядят будто порезанная гигантским ножом полента!
– Да, это так, – чуть снисходительно, но все же удовлетворенно улыбнулась куратор. – Вы совершенно верно подметили основную черту футуристов. Передача не формы, но ее информативности, если угодно. Посыл не образа, который мы воспринимаем привычными органами чувств, а энергии, рожденной объектом или объектами. На примере этой работы мы можем почувствовать динамику улицы, ощутить ее движение. В реальной жизни нашему глазу не под силу оценить это в полной мере, а уж передать, избавившись от статики, – задача почти невозможная. Но посмотрите, как блестяще справляются с ней футуристы!
– Они напоминают работы кубистов, – произнес Карло, радуясь, что не выглядит совсем уж профаном и хотя бы немного способен поддержать разговор.
– Я вижу, вы знакомы с искусством.
– Изучал в университете краткий курс, – пояснил Карло, шагая чуть позади куратора.
– Да, вы правы. Они заимствовали у кубистов формы, а из фовизма взяли яркие цвета. Однако ни у тех, ни других не проявлялась столь высоко энергичность полотен. – Карло согласно кивал, внимая каждому слову. – Но футуристы не остановились на этом. Им было недостаточно передать движение, они взялись за задачу посложнее. – Женщина подняла руку, останавливая саму себя. – Прислушайтесь.
Она встала подле следующего изображения.
– Я ничего не слышу, – ответил Карло, выжидающе глядя на женщину.
– Не смотрите на меня, взгляните на картину.
Карло послушно перевел взгляд на выполненную в охристо-серых тонах работу с изображением мотоциклиста. Черные очки и низкий шлем скрывали его лицо.
– Что вы видите?
– На картине отсутствует дорога. И это полотно более мрачное, чем остальные.
– Да, этому художнику свойственна определенная нервозность, это, пожалуй, выделяет его из ряда остальных. Вы сказали, что не видите дороги. Нужна ли она, отвечу я. – Взмах рукой. – Слушайте! Вы слышите, как работает двигатель? – Она замерла.
Воображению Карло, как всегда, не составило труда произвести нужное перемещение в пространстве и времени. Он как будто прыгнул прямо из выставочного зала в искромсанную пучину и слился с ней. Его оглушил вибрирующий шум набирающего обороты мотора, словно это Карло переключал скорости с громким щелчком, ускоряясь и уносясь все дальше по улице без четких форм и границ. Не вперед, не назад, а куда-то прочь – туда, где нет ничего, кроме скорости, страсти, в деформированное воображением неизвестное пространство, где мозаичной вереницей проносятся мимо жизнь, форма, само время. «Марио Сирони. Мотоциклист. 1920 год», – с восторгом прочел он подпись.
– Вижу, вам удалось понять, что же пытались донести до нас футуристы, – произнесла женщина, когда Карло вновь взглянул на нее. – Раскрыть душу неодушевленных предметов – машин ли, автомобилей, зданий. Указать на вибрации, разложить на компоненты и дать каждому способность существовать самостоятельно. Подарить им жизнь вне зависимости от времени, в котором они были рождены.
– Марчия, позвольте задать вам вопрос, – вежливо прервал ее Карло, разглядев имя на бейджике. – Вам что-нибудь говорит имя Луиджи Руссоло?
– Ну, разумеется! Это один из последователей футуризма, уроженец Италии. У нас представлены его полотна дальше, мы дойдем до них чуть позже, но известность ему принесли не они.
– У меня еще один вопрос: вы сказали, что футуризм зародился в тысяча девятьсот девятом году, но в этом зале есть работы, датированные более ранним сроком.
– Официально да, футуризм появился в тысяча девятьсот девятом году, но некоторые художники начали работать в этом стиле раньше, чем был оглашен сам манифест. Многие творили по наитию, не осознавая, что следуют за новомодным течением, только набирающим силу. И позже они просто присоединились к нему. Давайте перейдем в соседний зал, там есть работы Руссоло, раз уж он вас так привлекает.
Они прошли через широкий коридор, и Карло уже издали увидел то, что полностью завладело его вниманием. Он ускорил шаг и вплотную подошел к заинтересовавшим экспонатам. На невысоком пьедестале, огороженные бархатным канатом, выставлялись предметы, которые Карло тут же узнал. Более совершенные формы и точная подгонка, более качественные материалы и, безусловно, лучшая сохранность – но сомнений не оставалось – перед ним находились устройства, как две капли воды похожие на то, что извлек Карло прошлым днем из недр темного подвала.
– Что это? – спросил Карло, не скрывая волнения.
– Это шумоинтонаторы, созданные лично Луиджи Руссоло по собственным эскизам, они принесли ему известность, – ответила куратор, чуть озадаченная не то неожиданным интересом посетителя, не то тем фактом, что они проскочили основную часть выставки без пояснений.
– Для чего они? – спросил Карло.
– Это генераторы шумов. С их помощью он создавал музыкальные композиции, следуя любимым футуристическим идеям. Он воспроизводил шум фабрик и заводов, стук колес поезда, звуки моторов. Все, что способны были исторгнуть из себя урбанистические реалии, являлось музой его произведений. Между прочим, у него есть последователи, некий американец совсем недавно записал музыкальное произведение, состоящее исключительно из шумовых элементов. Так что старания маэстро Луиджи не прошли даром.
– Музыка будущего…
– Совершенно точно сказано, – с удовлетворением произнесла женщина. – Умение смотреть вперед, творчество в чистом виде – ведь в таком искусстве попросту нет рамок! Если художник владеет этой способностью, его непременно ждет успех. Жаль, что футуризм не получил такого широкого распространения, которого заслуживал. Кроме Италии, футуризм стал популярен лишь, пожалуй, в России. Но такая уникальность всегда играет искусству на руку, со временем создавая определенный ажиотаж.
– Хотите сказать, что эти работы могут иметь ценность? Что насчет цены?
– Неуместно говорить о стоимости данных полотен. – Она поморщилась с истинно искусствоведческой брезгливостью. – Начнем хотя бы с того, что они не продаются. Направление существовало до сорок четвертого года, и все картины, созданные за этот промежуток времени, разобраны музеями. Но если отвечать на ваш вопрос и предположить обнаружение неизвестных ранее полотен, могу сказать, что их ценность, безусловно, будет очень велика.