– Вот как?
– Да, намечается одно прибыльное дельце…
– Не о новом ли карьере идет речь, синьор Коломбо? – Фраза прозвучала столь небрежно, что даже затуманенный алкоголем мозг Николо расшифровал в ней особую интонацию. Он помолчал, о чем-то размышляя, голова его покачивалась, потом ответил:
– А может, и о нем, – и замолчал, ожидая вопросов. Но их не последовало. Марко Фаусти поднял палец, и официант кинулся наполнять бокалы.
– Я угощаю сегодня, синьор Коломбо. Можете пить весь вечер, считайте, что это моя благодарность за хорошую компанию.
– О, grazie mille. Это очень кстати, – и он залпом осушил очередной стакан. Николо повел глазами в стороны, пытаясь различить силуэты полуголых девиц, которые возникли из ниоткуда и окружили его, приглашая составить им компанию. Но консильери, сделав быстрый взмах рукой, отогнал их прочь и проговорил:
– Так что с карьерами, хорошее месторождение? Синьор Легран не слишком уж разговорчив в последнее время, а Дон Антонелли, как вы знаете, любит быть в курсе.
– Месторождение хорошее, – заплетающимся языком пробормотал Николо, – даже слишком. Такое хорошее, что и делиться не хочется.
– Неужто?
– Синьор Фаусти, вот скажи, почему шоколад идет дороже сливок? – Он ущипнул за бедро темнокожую девушку, проходившую мимо.
– Полагаю, шоколад надобно транспортировать, а это стоит определенных средств. Вам приглянулась новая девушка? Я могу схлопотать для вас хорошую цену, если угодно.
– Ах да, ненавязчиво напоминаешь, кто здесь хозяин. Нет. Не нужны мне никакие сбавки, я могу позволить себе хоть ее, хоть тех трех, что сидят на диване. Всех разом! – Он покачнулся на стуле, и консильери придержал его за плечо. – Да, могу позволить. Может, и не сегодня, но скоро. Это точно. Эх. К черту все, – он махнул рукой и взглянул в пустой бокал. – Давай налей, чего ждешь!
Он развязно помахал руками, привлекая внимание обслуги. Потом повернулся к консильери:
– Вот ты все сидишь и ждешь, пока я проболтаюсь. Думаешь, не вижу, как ты смотришь на меня, все выпытываешь, пронюхиваешь. Ну да, тебе же за это платят. Так не жди, я сам тебе скажу, я сегодня добрый. Слушай меня. Слушай внимательно. Мы нашли золото. В новом карьере. Немного, не важно, что немного. Но ты подумай. Золото, – прошептал он, исторгая пары алкоголя.
– Когда это произошло?
– А, ты ничего не знаешь, конечно. Франко никогда бы не сказал, и никто из его людей не скажет, можешь в этом быть уверен. Они преданы ему, как вшивые псы. Но я говорю, и, не сомневайся, у меня есть на это особые причины. А ты можешь передать это своему главарю. Скажи, что теперь ставка Франко Леграна должна быть повышена, так будет справедливо. Я не люблю несправедливость. Очень не люблю. Разве не странно, что я пришел сюда один? Спроси меня, где мой друг? А я отвечу, где он: развлекается тем, что сбивает с толку порядочных женщин. Если бы просто женщин, а то вдов!
Он разъярялся от собственных слов, наливаясь краской. Затем сник, будто смирился:
– Я не стукач. Вы не подумайте. – Он вдруг спохватился, но было уже поздно. Консильери словно отключился, вдруг потеряв интерес ко всему постороннему.
Николо тоже передалось это напряженное молчание, и он отвернулся с горькой миной, словно оскорбленный.
– Да плевать, – вдруг произнес он, вставая. – Эй, Анжелика.
Он обвел комнату затуманенным взглядом, ища глазами девушку. Синьора Маси подоспела через несколько секунд, помогая Николо сойти со стула.
– Она сейчас подойдет. Хотите подождать наверху? – не дожидаясь ответа, она указала на скрытый бархатными портьерами проход, хотя это было излишне. Николо знал, куда идти. Шатаясь, поднялся по ступеням на второй этаж, где располагались будуары. Некоторые из дверей были заперты. Он выбрал свободную, тускло освещенную комнату и ввалился в нее, ударяясь сапогами о высокий порог. Затем, словно пришел на свидание с кроватью, с глухим выдохом повалился на нее ничком.
В коридоре послышался стук каблуков, затем шепот:
– Кажется, он заснул, – произнес женский фальцет с хрипотцой.
– Посчитаю как за три часа, – ответил ему низкий грудной. – Он все равно ничего не вспомнит.
Глава 13
Ланцио, Италия. 1910 год
Как и запланировал Франко, карьер – а теперь уже золотоносный прииск – был переоснащен для того, чтобы полностью контролировать рабочих и ход их деятельности. Франко нанял охранников, крупных парней, которые занимались тем, что с утра до вечера стояли над душой у рабочих, не говоря ни слова. Кроме прочего, был создан пропускной пункт для проверки людей на входе и выходе, чтобы предотвратить вынос драгоценного металла. Сами работы по выемке материала и его обработке также велись под неусыпным контролем Франко, Николо и нескольких нанятых под подписку смотрителей, результат осмотра регистрировался в специальную амбарную книгу, которую хозяин каждый вечер забирал с собой.
С момента обнаружения золота прошло порядка двух месяцев, когда француз получил приглашение от Дона Антонелли. Он понимал, что дружба их постепенно сходила на нет, в большей мере из-за самого Франко, который предпочитал, насколько это было возможно, вставать на ноги благодаря собственным силам. Словно окрепший ребенок, он более не нуждался в покровителе, но, отпустив руку, все еще чувствовал, что его тем не менее крепко держат.
Он подъехал к особняку Дона Антонелли, припарковал машину и нажал звонок парадной двери. Ему открыл Риччи и сказал ждать снаружи. Вскоре появился Дон Антонелли в сопровождении консильери и Риччи. Сели в машину. Франко гадал, зачем Дону понадобилось видеть его, но тот хранил непривычное молчание. Ехали в тишине, и все попытки завести разговор заканчивались ничем. Не было возможности определить, куда направлялась машина, но вскоре Франко понял, что они покидали город, уезжая куда-то за его пределы по дороге, бегущей над обрывом, и, когда остановились, солнце уже скрылось за горизонтом. Мужчины вышли, и Франко увидел небольшой покосившийся от времени деревянный домик. Вокруг стеной стоял темный лес, пахло морем и хвойными опилками.
– Я рад, что выбрался, – произнес Дон Антонелли, вдыхая свежий воздух и оглядывая постройку. – Здесь я чувствую себя как дома. Это мой настоящий дом, Франко, посмотри на него. Постой, надо зажечь свет. Риччи! – Он кивнул помощнику, и тот метнулся в дом и вскоре вернулся, неся в руках две керосиновые лампы. Он подвесил их возле входа, и они осветили грубо сколоченные деревянные доски.
– Когда-то здесь жил один добрый человек, – продолжил Дон Антонелли. – Рыбак по имени Сальваторе Карузо. Он жил здесь один, не имея семьи, и вся его жизнь была такой же простой, как и его дом. Взгляни, разве можно сюда что-нибудь прибавить? Думаешь, этой хижине необходима дорогая мебель, ковры или конюшня? Нет. Но дом сам нужен этому месту, соснам, траве, вон тому обрыву. Именно дом придает всему смысл, делает особенным. Только дом способен на такое. – Дон подошел к деревянной лавке возле крыльца и присел. – А теперь представь себе мужчину, который каждое утро спускался туда, – он махнул рукой в сторону горного уступа, сбегающего к воде, – на своих двоих, чтобы сесть в утлую деревянную лодку, которая грозилась разбиться о самую ничтожную волну, и представь, как на ней он выходил в море. Ты, может, подумал, что он поступал так из безысходности, оттого что был одинок или беден? Я тоже так думал. В детстве я имел большое сердце, и оно вмещало в себя много сострадания. – В голосе Дона послышались ностальгические нотки. – И этот рыбак казался мне таким одиноким. Как же я ошибался, – он покачал головой. – Это был самый сильный и самый счастливый человек на свете. Но, как и все дети, я был слеп и самонадеян, думал, что могу осчастливить, навещая его каждый день и рассказывая истории, которые не могли его удивить. Я приносил ему хлеб и вино, мне нравилась роль спасителя.
Но это не я спасал его. Это делал он. Избавлял от горестей маленькое сердце, это он научил меня всему, что знал сам, и он был тем, кто наделил меня смелостью жить. «Чтобы быть счастливым, достаточно иметь окно, в которое заглядывает утренний свет», – говорил он. Вот таким он был человеком. Povero in canna[14]. Но он умел радоваться тому, что имеет, и старался обучить этому меня. Как видишь, я не усвоил урока, обзавелся таким количеством людей и предметов, что скоро они вытеснят меня из собственного дома. Я слишком полюбил деньги. – Он помолчал. – Но именно они и позволили мне получить участок вместе с этим домом, и я могу приходить сюда когда пожелаю. – Он запрокинул голову. – Посмотри на эти звезды, деревья. Зачем мы прячемся от них, закрываемся от того прекрасного, что окружает нас? – Он махнул рукой. – А впрочем, хватит сантиментов. Я не сказал главного: этот человек научил меня дружить. Никогда прежде и никогда после у меня не было друга столь же преданного. – Он взглянул на дом, и Франко показалось, что в уголке глаза Дона Антонелли блеснула слеза. – Не знаю, ждал ли он меня, но когда я нуждался в нем, то всегда находил его здесь. И я вообразил, что он поселился в этом месте специально для меня, глупый мальчишка! Он ни разу не прогнал меня прочь, а ведь я был жутко назойливый. И вот тогда я узнал, что такое настоящая дружба. Я всем своим наивным сердцем поверил, что она существует. Я поверил, что возможно найти такого человека, который поймет и посвятит тебе свою жизнь. Ты думаешь, что я старею и оттого пускаюсь в воспоминания о детстве. Возможно, ты прав. Иди присядь, – он постучал по лавке, однако Франко остался стоять. – Так вот, Франко, познав один раз дружбу, подобную той, что была у меня, я больше не мог соглашаться на жалкие замены. Я стал очень требовательным. Я хотел, чтобы человек, назвавшийся моим другом, был предан мне, ведь взамен я предлагал ему свое покровительство. Мне казалось, сделка достаточно хороша.
Со временем я понял, что ошибаюсь. Не стоит искать глубины на мелководье. Я понял, что дружбы, подобной той, что я однажды испытал, мне не сыскать, но ты же знаешь, как самонадеянны люди, мы хотим погрузиться в пучины скепсиса только лишь затем, чтобы вынырнуть оттуда и воскликнуть: «Как же я ошибался!» Именно это и произошло со мной. – Он вздохнул, и его губ коснулась ухмылка. – Но знаешь, я не жалею. Все только стало намного проще.