Он обмакнул перо в чернильницу, своим безупречным курсивом проставил дату завтрашним днем и уставил глаза в темноту, ища соответствующие случаю слова.
– Напишем маме, как писали когда-то солдаты и моряки, – подсказал Энцо, вдохновленный мыслью проявить к Джизе сыновнюю заботу. – Давай напишем, что очень любим ее и быстро вернемся.
VВ погоню за неизвестными сюрпризами1911 год
Один решительный поворот ручки – и «Маршан» оживился и забормотал.
– Ты когда-нибудь замечал, что на гербе Модены два сверла? – спросил сидящий за рулем брат, нахлобучив на голову бурскую шапку.
Энцо всегда думал, что эти инструменты, закрученные винтом и скрещенные под гербом города, – не что иное, как штопоры, но с важностью кивнул.
– Два сверла? – повторил он, устраиваясь слева от брата, и голос его чуть дрогнул. – Кто их знает…
Дино погладил рукоятку переключения передач и продолжил, перекрывая голосом бормотание цилиндров:
– Это может показаться просто геральдической причудой. Однако я предпочитаю думать, что эта пара инструментов призывает нас продырявить диафрагму видимости, чтобы добраться до скрытого оккультного смысла.
– Того, – пробормотал Энцо и попросил брата прекратить разговоры, чтобы как можно скорее отъехать от дома.
В эту ночь, маясь бессонницей, он представлял себе живописные пейзажи и рискованные переправы по веревочным мостам, но не принимал во внимание первую из интриг: что будет, если сосед Ансельмо или кто-нибудь из его родни засекут, что они выехали со двора?
Ему казалось, что Дино выглядел как взрослый человек и был вне подозрений, но он сам чувствовал себя голым, а потому поспешил надеть большие очки и берет из шерстяной шотландки, который ему подарил в день рождения Леонид.
– Берем курс на Тринакрию, – объявил брат, и у него сжалось сердце. – На землю, которую извечно лижут лазурные волны моря и которая извечно чарует и обманывает храбрых людей.
Потом он включил передачу, автомобиль тронулся с места и выехал со двора.
Они ехали по городу, аккуратно объезжая повозки и велосипедистов.
Энцо казалось, что его пригвоздили к сиденью и он не может различать знакомые места, как спириты, когда впадают в транс. Только наличие лобового стекла дарило ему ощущение, что он может поставить перегородку между собой и ужасной случайностью, если их разоблачат и накажут еще раньше, чем они выедут из Модены.
Было несказанным облегчением выехать через ворота Святого Франциска и оказаться на просторной прямой улице Джардини, ведущей к холмам, и когда они увидели главную башню замка Формиджине, каждая клеточка в них завибрировала новым восторгом.
После всех забот и волнений они действительно стартовали! На майском ветру развевалась трехцветная лента, перед ними лежала вся Италия, как величественный мост, перекинутый через сердце Средиземноморья, и теперь никто не мог их остановить!
Маранелло был симпатичным городком, построенным на холмах вокруг древней крепости, изрядно разрушенной за века.
Горожане побогаче переезжали сюда на лето отдыхать, но в это время года здесь можно было найти только деревенское население, и путешественники решили сделать здесь первую остановку. Надо было дать мотору отдохнуть перед подъемом в горы.
Дино остановил «Маршана» перед развалинами замка, где в помещениях, еще пригодных и не совсем развалившихся, муниципалитет разместил начальную школу. Как только Энцо спрыгнул на землю, он сразу заметил, что все ученики сбежались к окнам и внимательно изучали прибывших моторизованных чужаков.
– Но там двое мальчиков! – услышал он голос учительницы, и эти слова ранили его, как серьезное обвинение.
– Здравствуйте, синьора учительница,– выпутался из положения Дино, раскатывая «р» на французский манер и вальяжно представился лейтенантом Парблё[11] из Лиона.
– Это мой кузен Жильберто, – добавил он, указав на Энцо. – Я сопровождаю его в Рим на аудиенцию к Папе.
Энцо энергично кивнул и послал учительнице самую невинную и благочестивую из улыбок.
Она тоже учтиво представилась, а когда удалилась, пожелав им доброго пути, у Энцо возникло чувство, что, захоти они только, смогли бы провезти в мешке и дьявола собственной персоной.
Если замечательная учительница дала себя провести и без проблем проглотила историю двух «французов», то это означало, что им необходимо иметь подобные заготовки и на оставшийся долгий путь.
– Я везу малыша Жильберто поцеловать туфлю Его Высокопреосвещенству Пию Десятому, – крикнул в воздух Дино.
– Я еду к папе римскому, мадам! Не бейте меня! – эхом отозвался Энцо.
А дорога тем временем широкими изгибами поднималась среди тучных лугов возвышенности Фриньяно.
В окружной центр Павулло они приехали около полудня, только наполовину покрыв расстояние, отделявшее их от Абетоне, а потому Дино решил продолжить путь.
Едва они выехали из Павулло, оказалось, что дорога забита белым блеющим приливом. Стада овец шли под пронизывающим ветерком на высокогорные пастбища, не обращая ни малейшего внимания на знаменосцев прогресса.
Сколько бы братья ни старались привлечь к себе внимание пастухов, те только оглядывали их с головы до ног с тем же равнодушным смирением, с каким китайские крестьяне смотрели на «Италу» Барцини. Зато собаки с яростью лаяли на непонятную повозку, которая нарушала порядок движения стада и пугала ягнят. Время от времени они с рычанием пытались атаковать, и тогда им приходилось чередовать скорость человеческого шага с молниеносной скоростью бросков. И все это сопровождалось громкими звуками клаксона, требовавшими освободить дорогу.
Средняя скорость очень сильно страдала от таких толчков, и дело кончилось тем, что мотор выдохся из-за постоянного переключения с минимальных оборотов на максимальные, заглох и стал дымиться.
Путешественники были вынуждены дать ему передышку, съехав с дороги на луг возле деревни Лама Моконьо. Небо над ними, словно горизонтальный занавес, начали быстро затягивать серые облака. Сверившись с картой, они поняли, что находятся пред очень ответственным участком дороги.
Чтобы объехать закрытую долину реки Скольтенна, дорога поднималась на хребет, проходя по крутому подъему, обозначенному на карте красным цветом. Подъем длился до высоты в 1200 метров, потом дорога шла вниз узкими крутыми поворотами над Пьевепелаго, и только после этого петляла между пастбищами и скалами, круто поднимаясь к перевалу.
– Ничего себе карусель! – выдохнул Дино, с досадой хлопнув ладонью по карте. – Если мы опять застрянем в овечьем стаде, то до Абедона доберемся только глубокой ночью.
Встретившись с глазами брата, он спросил:
– Ты хоть пальто-то с собой взял?
– Я взял только летнюю одежду, – ответил Энцо и прибавил в свое оправдание: – Мы же на Сицилию едем, а не на северный полюс…
– Палатка очень легкая, и я боюсь, что этой ночью нам придется ставить ее прямо в горах, – вздохнул Дино, доставая канистру с бензином.
Теперь, когда мотор остыл, они собирались залить горючее через воронку, чтобы не надышаться парами бензина.
Едва Дино закрыл бак пробкой, как сразу потрогал голову.
– Как раз вовремя. Проклятие, вот и дождик, – объявил он помертвевшим голосом.
Энцо не было никакой нужды спрашивать, в чем дело. Дождь забарабанил по раздвижной крыше «Маршана», по его спине, по всей долине. Выжидать здесь не имело смысла, и он помог брату закрыть кожух над задним сиденьем и крутанул ручку, чтобы завести машину.
– Ну подумаешь, помокнем немного, – выдохнул он, ослепленный шквалом дождевых капель, картечью сыпавшихся на дорогу, и, стоя на коленях перед капотом, молил Бога, чтобы «Маршан» не закапризничал.
Подъем в гору в грозу, под удары грома и текущие по лобовому стеклу ручьи, которые совершенно не давали смотреть вперед, оказался делом опасным.
Маленькой раздвижной крыши и лобового стекла было недостаточно, чтобы сдержать проливной дождь, под порывами ветра лупивший по бокам промокших путешественников. Замерзшие и дрожащие, как после кораблекрушения, они подъехали к деревне Баригаццо, расположенной на вершине крутого подъема.
Все, что лежало в автомобиле – провизия, дорожная карта, – превратилось в грязные, мокрые свисающие тряпки, и мысль о том, что таким же супом стала палатка, лежавшая в багажнике, наводила Энцо на грустные размышления.
В этом богом забытом месте не наблюдалось никакого движения, и им ничего не оставалось, кроме как преодолеть очередной спуск, а когда на них посыпался град, они горько пожалели о том участке дороги, который уже прошли.
Дино вел «Маршан» не спеша, стиснув челюсти, словно дал обет больше не раскрывать рта. При каждом повороте задний мост машины пробуксовывал на локоть от катастрофы, и он подбадривал себя фразой из книги Барцини, которая словно специально всплыла в памяти, чтобы поддержать его: «Мы ехали от деревни к деревне, ища очередной сюрприз».
Они и так уже нашли слишком много сюрпризов за сегодняшний день, и, когда перед ними появились крыши Пьевепелаго, блеснувшие белым при вспышке молнии, Энцо вдруг крикнул ни к селу ни к городу:
– Земля!
Этот поселок, скрытый в конце долины, был последним обитаемым местом, последней возможностью обрести убежище перед перевалом.
Они двинулись по брусчатке, вьющейся между домами, и сразу уперлись в двухэтажное каменное здание. Над входом раскачивалась на ветру мокрая вывеска, на которой было написано: «Остерия „Арбалет“». Долго обсуждать было нечего, и «Маршан», пыхтя, остановился под крышей пакгауза возле остерии, а мальчишки набросили на головы промокшие куртки и, согнувшись, рванули к спасению.
– Вы горожане, – постановил обвиняющим тоном самый старший из горцев, сидевших за большим столом в остерии, где в беспорядке были разбросаны топоры и клинья для плотницкой работы.
Стоявшие на пороге братья, с которых ручьем стекала вода, испуганно переглянулись. Сказка про французских туристов в этих краях не продержится и минуты.