Фрей уже забрался в кабину по плечи, помощник на земле раскрутил винт до определенной скорости, и трехцилиндровый мотор завелся с громким ревом.
«Блерио» затрясся, как в лихорадке, и вибрация передалась крыльям, а потом и каркасу фюзеляжа. И вдруг, словно не в силах больше выдерживать эту тряску на месте, «Блерио» тронулся. На своих легких колесах он все быстрее и быстрее двигался к центру поля.
Скорость его увеличилась до скорости гоночного автомобиля, и в какой-то миг, словно перейдя в другое качество, он поднял нос и оторвался от земли. Теперь он подчинялся законам и воздействиям, превратившим его в летательный аппарат. Он набрал достаточно высоты, чтобы его тень спроецировалась на самый отдаленный поворот взлетной полосы, перелетел через трибуны и продолжил подъем в небесную синеву под громкое «ура!» толпы.
Энцо так аплодировал, что отбил себе ладони, но в то же время чувствовал, как сжалось горло: Фрей был совершенно один внутри этой конструкции, напоминавшей крест. В этом она была похожа на другую конструкцию, которую называют «домом Бога». Бога, но не людей, и случись что, он не сможет рассчитывать на чью-то помощь.
Теперь, когда земля превратилась для него в безграничную географическую карту, только точная работа мотора могла обеспечить ему достаточно мощности, чтобы удерживать высоту и бросать вызов ветрам. А единственным спасением была финишная лента.
Остальные смельчаки взлетали друг за другом с положенным интервалом времени.
Череда удачных взлетов вызвала у Энцо новую эйфорию. К желанию узнать, какова же была дальнейшая судьба авиаторов, примешивалось сознание того, что он только что присутствовал при соревновании высочайшего уровня, при несомненном свидетельстве того, что прогресс не знает границ.
– Вот это было зрелище! – выдохнул Негус, когда они шли вдоль сохранившегося фрагмента старой городской стены между Порта Ламе и вокзалом. – Я все ждал, когда же эти драндулеты замашут крыльями, но они не замахали.
Энцо постарался скрыть, что ему досадно было услышать такое примитивное суждение. Доверительно хлопнув приятеля по спине, он со смешком сказал:
– Подумай только, какие морды скорчат завтра в школе наши насмешники, когда мы им расскажем, что видели, как взлетали аэропланы.
Негус подмигнул ему и вдруг задумчиво спросил:
– А ты смог бы построить такой аппарат? Ведь ты в мастерской свой человек.
Энцо решил, что он шутит, а потому в ответ только пожал плечами.
– Эй, Верзила, ты что, оглох или делаешь вид? – сурово спросил Негус. – Так мог бы или нет?
Он снова начал заводиться, и Энцо счел благоразумным ему не перечить:
– Всю необходимую механику, каркас, шасси, пожалуй, сделать можно, – вежливо объяснил он. – А вот двигатель придется покупать уже готовый, и стоит он целое состояние.
– Скажи, сколько надо, – не унимался Негус, и в его тоне было что-то от миллиардера, готового подмахнуть чек.
– Навскидку – не меньше трех тысяч лир, – ответил Энцо, чтобы выпутаться из затруднительной ситуации.
Он надеялся, что эта астрономическая сумма положит конец разговору, но Негус только презрительно пожал печами, как будто ожидал, что ему озвучат сумму гораздо крупнее.
– Мы с тобой должны построить аэроплан, – наконец-то перешел он к делу. – Большой, двухместный и очень красивый. И на нем мы полетим во Французский Судан искать моего отца.
Энцо онемел. Он не знал даже, долетят ли живыми и здоровыми до Венеции авиаторы, стартовавшие сегодня. А этот парень хотел лететь в Африку!
– Представь себе, как обрадуется мой старик, когда мы спустимся к нему с неба! – мечтательно сказал его новый друг, и в голосе его чувствовалось волнение.
Энцо тогда спросил себя, а так ли уж абсурдно его предложение, как кажется. Если прогресс продолжит продвигаться с такой скоростью, скоро цены на моторы упадут. Ведь с автомобилями так и случилось. Довольно быстро начали выпускать более экономичные двигатели, и недалек тот день, когда и дети смогут ими управлять.
Энцо уже видел, как он летит в школу на маленьком одноместном самолете, а поэтому, когда Негус протянул ему руку, у него не хватило мужества ее не пожать.
– Теперь мы состоим в обществе, – объявил новый друг, не отпуская его руку, – в обществе тайном. И тот, кто разболтает о нем всему свету, не заслуживает жить на этом свете.
В его тоне снова появилась угроза, и Энцо опять пожалел, что согласился с ним.
– Но мне не нравится, когда ты так говоришь. Если мы – общество, то нам не нужны ни грубости, ни оскорбления.
– Не строй из себя милягу, – предупредил его Негус и, ослабив хватку, произнес: – Нам нужен мотор, и мы должны достать деньги, чтобы его купить.
– Воля твоя, – вздохнул Энцо. – Что это ты делаешь?
Он испугался, потому что Негус запустил руку за ремень брюк и принялся лихорадочно шарить в карманах.
– Как думаешь, сколько нам дадут вот за такую луковицу? – спросил Негус, показав ему сжатый кулак.
Потом засучил рукав и разжал пальцы. Энцо вздрогнул: на ладони у него лежали часы с золоченым корпусом, и они ровно тикали, не обращая внимания на то, как ускорился его пульс.
– Где ты это взял? – прошептал Энцо охрипшим от волнения голосом, пока Негус с какой-то сатанинской усмешкой засовывал на место свое сокровище.
– Монеты на деревьях не растут, Верзила, – услышал он предостерегающий голос приятеля. – Если ты не родился синьором, три тысячи лир – заработок долгий.
Энцо за всю свою жизнь не украл даже яблока, и теперь от одной мысли о том, что его могут застигнуть с этими часами, у него закружилась голова.
– Ты сошел с ума, Рубен, – просипел он, ускоряя шаг, – все это может кончиться тюрьмой.
– Ха! – крикнул Негус, выставив вперед указательный палец и мизинец и состроив «рожки», оберег от нечистой силы. И как ни в чем не бывало пошел дальше рядышком, весело насвистывая, и вид у него был такой, словно он в своем праве и может спокойно путешествовать по миру, куда захочет.
– Спокойно, приятель, никакого преступления не произошло, – доверительно сказал он, беря Энцо под руку. – Разве это наша вина, что в Болонье живут такие рассеянные люди, что теряют часы на ипподроме?
VIIЗанятие, подходящее для обоих1911 год
– Навсегда закончилось то время, когда мы говорили: «Мама, там турки!» – заявил Дино, входя во двор, и к лацкану его пиджака была приколота трехцветная кокарда. – Теперь Оттоманская империя дошла до состояния территории загнивающей, и надо воспользоваться случаем и отвоевать у султана Ливию!
Энцо, занятый осмотром цилиндров «Маршана», поднял голову от мотора и кивком указал на вход в мастерскую:
– А что мы на этом выиграем? – спросил он. – Мы зарабатываем на жизнь, делая и продавая оборудование для железной дороги, а не для пушек.
Дино адресовал ему довольную улыбочку и прошипел:
– У тебя менталитет лавочника. Разве ты не слышишь страдальческих криков соотечественников, вынужденных эмигрировать, потому что в Италии для всех не хватает хлеба?
Энцо прислушался, но услышал только звук работающей фрезы и токарного станка да неутомимый и ритмичный стук молотка.
– По-моему, в кружке Леонида тебе забивают голову всякой ерундой, – решительно заявил он.
На это замечание Дино улыбнулся, словно ничего другого и не ожидал в своем стремлении всех обратить в свою веру.
– Когда Ливия будет наша, мы сделаем ее цивилизованной страной, – заверил он. – Мы построим целые города, объединенные дорогами и железнодорожным полотном. А вот тут, мой милый эгоист, нам и понадобятся крыши и козырьки на краях крыш.
Брат загнал его в клетку его же собственными аргументами, и, увидев, что он триумфально улыбается, Энцо мрачно рассудил:
– Говорил бы ты проще. А кто должен будет пойти воевать?
– Смельчаки! – возразил Дино.
И тут во двор вошел Фредо в рабочей блузе, распахнутой на мокрой от пота груди. Лицо его покрывал толстый слой пыли с черными, как сажа, пятнами.
– Сделай-ка мне одолжение, болтун, – произнес он, бросив полный сарказма взгляд на кокарду на лацкане старшего сына. – Шел бы ты со своей пропагандой куда подальше. Моим сотрудникам не нравится, когда заводят речь о войне.
– Но отец! – запротестовал Дино, приложив руку к сердцу. – Это мой дом!
– Пока нет доказательств обратного, дом принадлежит нижеподписавшемуся, то есть мне, – поправил его Фредо, а потом, указав на мастерскую, пошел в атаку: – И вот там, внутри, куда ты не имеешь права заходить, работают люди, у которых нет ни малейшего желания воевать с турками или с кем-то еще.
Дино впал в неистовство и принялся вспоминать, как древние римляне сделали цветущими берега Средиземноморья, как великолепна была победа под Лепанто и что желание каждого итальянца сделать Италию колониальной империей священно.
– Точно так же говорили и те, кто хотел войны с Абиссинией, а кончилось тем, что нас разбили при Адуе, – вздохнул отец.
– Вот именно! – разгорячился Дино. – Настало время смыть этот позор и сделать Италию великой!
Фредо расхохотался.
– Если бы мы не были похожи как две капли воды, я сказал бы, что ты не мой сын, а сын Леонида. С тех пор как ты стал посещать его с завидной аккуратностью, ты постоянно несешь какой-то бред, как, впрочем, и он.
– Леонид – замечательный учитель для нас, молодых, – бросился на его защиту Дино. – С ним мы ведем очень серьезные беседы.
– Конечно, на ваши беседы никто не нападает, – признал отец, задетый за живое, и у него на лице появилась улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. – А где тебе лучше с ним беседуется, – ядовито поинтересовался он, – в кружке или в заведении Мадам Виридианы?
Услышав название самого шикарного дома терпимости в городе, Энцо окаменел, а его брат залился краской до кончиков ушей.
– Одна птичка сказала мне, что в качестве премии для своих самых перспективных учеников он водил их туда, – открыл свои карты Фредо. – Именно так покупается твое доверие?