– Имейте уважение, ибо это вы здесь «гость», – вдруг совершенно спокойно сказал Натан. – Надо бы вам знать, мамалыжник, что еще со славных дней Возрождения Республики еврейская община этого города совершенно легально служит делу Италии.
– Огненный темперамент, даже с дымком… Это действительно слишком для крючкотвора, наследника племени ростовщиков, – высокомерно заявил писатель, и Энцо встревожился, как бы это противостояние не закончилось потасовкой.
– Успокойся, Альфа! – вмешался Леонид и опечаленно объяснил:
– Я тебе гарантирую, что Орацио – такой же патриот, как и мы с тобой.
– Вот тут тебе следовало бы надрать уши! – запротестовал Борромеи. – Ты что, не читал Брюмона? Эти носатые притворяются патриотами, чтобы легче было развалить наши страны, потому что их цель – царить во всем мире!
Натан отступил на шаг и снова нацелил трубку на Борромеи:
– Вы просто завидуете, ибо знаете, что Всевышний создал мой народ превосходящим ваш!
– Вы все это слышали! – вспыхнул писатель. – Они живут среди нас, прикидываясь нашими друзьями, но никогда не перестают ощущать себя избранным народом!
– Оставьте эти теологические споры, тем более что я не чувствую, что вы к ним готовы, – посоветовал адвокат и, выдержав театральную паузу, какую обычно выдерживал в своих речах в суде, продолжил, наращивая накал: – Я благодарю Всемогущего за то, что в отличие от вас он создал меня человеком цивилизованным, а не варваром, рассудительным, а не безрассудным, а самое главное – за то, что оказал мне честь, создав меня моденцем!
Эти слова были встречены всеобщим одобрительным смехом. Отовсюду слышались реплики:
– Хорошо сказано! Здорово он отделал этого бузотера!
Натан на виду у всех отвернулся от своего противника, и Борромеи не осталось ничего, кроме как с угрозой бормотать о семи дуэлях на саблях, в которых он с успехом победил. Праздник тем временем пошел своим чередом, снова по залу порхали официанты, а из углов доносился веселый смех и обрывки разговоров.
– Мальчики, а вы что-нибудь знаете о книгах этого грубияна? – шепотом спросил Фредо.
– Это не моего ума дело, но он – знаменитость, – заверил Дино тоже вполголоса, как будто оправдываясь.
– Если и знаменитость, то в области дурного воспитания, – оборвал его отец, и дамы оценили его реплику.
– Непонятно, зачем такой изысканный человек, как Леонид, таскает его за собой, – заметила Джиза, на глаз оценив расстояние, отделявшее их от графа.
– Дорогуша, но ведь ты знаешь, какой у Леонида характер, – вздохнула синьора Корни, нервно перебирая ожерелье пальцами. – Он увлекается литераторами, особенно необычными и скандальными.
На празднике воцарился дух перемирия, но Рипафратта все еще держался вызывающе. Теперь, когда ушел Борромеи, он держал банк с издателем Формиджини, молодым человеком с квадратной бородкой и густой курчавой шевелюрой, громогласно утверждая, что пятьсот тысяч населения Индианаполиса являются американским вариантом трагедий Эсхила.
– Не то что давешний паяц. Этот – действительно великий мастер пера, – уверял промышленник, указывая на Формиджани. – Для «Дука Борсо» он писал такие сатирические эссе, что все валялись со смеху, вытирая слезы.
В этот момент Энцо вздрогнул, ибо двери театра закрылись за спиной человека, которого ему вовсе не хотелось здесь видеть: Аронне Дзукки в претенциозном пальто, отделанном мехом, снимал перчатки, оглядывая зал с довольным видом человека, который только что провернул неотразимо хитрую проделку.
Увидев, как тот кругами ходит рядом, насвистывая неизменную увертюру Россини, Энцо почувствовал, что пропал: если он сейчас разболтает, что часть металлолома из отцовских запасов продана, это дорого ему обойдется.
– Добрый вечер, почтенные люди! – представился человек, который одним словом мог уничтожить Энцо.
Он заученным ленивым движением погладил тонкие усики, словно хотел всем продемонстрировать, сколько колец у него на пальцах, а потом заметил:
– Это я должен надрать уши тому, кто распределял приглашения и позабыл обо мне, но важно то, что я все-таки здесь, дорогие коллеги.
– И вас также с Новым годом, – ответил ему Корни с удивительной учтивостью. – Но поясните мне… В каком смысле мы с вами коллеги?
– Разве до вас не дошло это известие? – спросил с напускным недоверием экс-старьевщик, остановившись в двух шагах от них и широко расставив ноги. Он с улыбкой засунул руки в карманы брюк, с таким расчетом, чтобы пальто распахнулось и стали видны красная жилетка и воткнутая в нее булавка в форме стрекозы.
Широкий полковой галстук был совершенно несовместим с полупрозрачной повязкой вокруг талии, и Энцо нашел, что такая мешанина стилей и деталей придавала Дзукки вид не то денди-дальтоника, не то пастуха из пампы.
– Вы действительно ничего не знаете? – снова спросил он, а потом с довольным видом сообщил: – Я тоже купил себе автомобиль.
– Мои комплименты, – поздравил его король замков, пока Фредо стоял, вытаращив глаза. – Автомобиль – это завоевание свободы.
– Я сын своего народа, а потому взял подержанный, – сообщил Дзукки с показной скромностью. – Но он навсегда останется «Ланча Бета».
Энцо увидел, как побледнел отец. Этот жулик все-таки купил себе машину в три раза дороже его собственной.
– Ого! – воскликнул удивленный промышленник. – А вы умеете выбирать!
– Как я всегда говорю: «либо делаешь, либо нет».
Дзукки поднялся на кафедру и оттуда наблюдал за Фредо, который кипел от злости.
Энцо пожалел, что отец не владеет практичностью и изворотливостью адвоката Натана в чередовании выпадов и уклонений от ударов. Он запросто мог бы одной репликой пресечь бахвальство бывшего старьевщика, но у него, наоборот, огорчение было буквально на лбу написано, как у ребенка.
– При теперешних тратах выгоднее ставить на лучшее, – снова заговорил Дзукки, и его стрекоза заиграла новым светом. – Естественно, ничего не отрывая у симпатичнейшего «Маршана» Феррари.
Фредо хотел что-то ответить, но приступ кашля не дал ему выговорить ни слова.
– Что с тобой? Ты задыхаешься? – спросила Джиза, стуча ему рукой по спине. – Извините, – обратилась она к присутствующим, – у него затянувшийся бронхит.
– А ты пробовала галенову микстуру, дорогая? – подсказала синьора Корни, когда кашель Фредо немного поутих.
– Горячее молоко с медом подкрепить несколькими каплями граппы, – вмешался Дзукки. – Мертвого оживит, честное слово.
Когда они вышли из театра, шел крупный снег, и по дороге к Корсо Умберто, где они оставили автомобиль, родители пребывали в противоположном настроении: Джиза была очень довольна тем, что подружилась с женой Корни, а Фредо был мрачен и замкнут.
– А Клотильда и вправду очень симпатичная женщина, – сказала Джиза. – Она даже спросила меня, не хочу ли я принять участие в работе Женского Общества в качестве одной из патронесс.
– А чем занимается патронесса? – спросил Энцо, который шел, согнувшись, чтобы снег не слепил глаза.
– Во-первых, экономически поддерживает организацию, – весело объяснила она, – ибо вместо того чтобы что-то взять из кассы, туда надо что-то внести. В организации есть и такие, у кого нет возможности внести входной взнос, и я стану их «крестной матерью».
– Хочешь заставить нас ревновать? – вмешался Дино, и за шутливым тоном ему не удалось скрыть дрожь обиды.
– Глупыш ты, Диди! – улыбнулась она, потрепав его по голове рукой в перчатке, и прибавила с сияющим видом: – К тому же я буду вести уроки у девочек, которые не умеют читать и писать.
– Интересно, когда?
– Когда они заканчивают работу, вечером, скорее всего, два раза в неделю, – ответила она. – Вы уже взрослые и в состоянии сами накрыть стол к ужину.
Дино растерянно посмотрел на нее и ощутил, что ему будет тоскливо, если, вернувшись домой, он не застанет там мать.
– Это хорошая работа, – продолжала Джиза, но Энцо показалось, что за благотворительностью тут кроется что-то другое. Между зацикленностью матери на женской эмансипации и радостью от вновь обретенной дружбы с Клотильдой Корни должна быть какая-то таинственная связь.
Он обернулся к отцу, пытаясь понять его реакцию на эту новость, но Фредо шел, равнодушный ко всему, чуть раскачиваясь, словно желал успокоить себя.
– Не понимаю, – сокрушался он, когда они вошли в конус света от уличного фонаря. – Еще вчера этот оборванец Дзукки бродил по городу со своим паршивым ослом.
– А что тебе до этого? Тебя-то это как задевает? – попыталась урезонить мужа Джиза, указывая на танцующие вокруг фонаря снежные хлопья.
– И что за порода такая? – сказал Фредо, беспомощно разведя руками, словно не имея сил идти дальше. – После тридцати лет работы я все еще должен беречь каждый грош, чтобы дети могли учиться, а какой-то помоечных дел мастер вроде него может позволить себе «Ланча Бета»?
– Так ведь он и остается ряженым мужланом, папа, – рассудил Дино, поднимая воротник пальто. – Он может скупить все автомобили, какие захочет, но ведь благородство души не купишь.
– «Ничего не отрывая у симпатичнейшего „Маршана“ Феррари», – передразнил Фредо, коверкая язык, чтобы сымитировать выговор старьевщика. – Сын порядочной женщины!
– Пойдем, обидчивый ты мой! Пошли домой, а то окоченеем, – тормошила его жена, прижимаясь к нему.
Энцо до этого момента никогда не доводилось жалеть отца, и он подумал, что сила таких, как Дзукки, не в том, что они могут себе позволить, а в том, что они много знают об окружающих. А знание человеческих чаяний и слабостей дает им возможность постоянно держать людей под угрозой.
«Надо будет все время помнить об этом, – решил он, следя, как парок от дыхания медленно тает в холодном воздухе, – и не забывать ни на минуту».
Вернулись праздники белобородых святых, дни дроздих, жертвоприношения быков на заснеженных просторах полей. В городе тоже нападало много снега. По ночам поверхность снега прихватывало жесткой ледяной коркой, и Энцо