– Предположим, что нам удалось их понять. Что будем делать? Угощать их каштанами?
– Да какие каштаны, недотепа ты, как есть! – фыркнул Негус, испугавшись такой наивности. – Мы их поведем в «Сплендор», ясно?
– Договорились, – кивнул Энцо.
Чтобы еще раз отразиться в зеленых глазах красавицы, он был готов поддержать любой план.
– И еще договоримся не путаться друг у друга под ногами, – предупредил Негус. – Черненькую я увидел первым!
«Сплендор» был одним из первых кинотеатров города. Однако довольно долго его строгий зал был демонтирован, и заведение превратилось в шумный храм юношеского веселья.
Энцо о такой метаморфозе ничего не знал, и, едва они вошли в зал вместе с Нормой и ее черноволосой подругой, он буквально онемел от удивления.
С очень высокого потолка с разноцветными витражами в зал лился свет. Сразу под витражами размещалась сцена, украшенная гирляндами китайских фонариков, где сидел маленький оркестр из десяти музыкантов. Они играли какую-то стремительную и очень ритмичную импровизацию, наводившую на мысль об обрядах вуду.
С противоположной от сцены стороны располагалась барная стойка из цинка, где командовали молодые баристы в красных жилетах и в рубашках с рукавами, закатанными выше локтя. А напротив стойки пары и компании молодежи потягивали напитки всех цветов, сидя на высоких американских стульях без спинок.
Между сценой и баром располагалась площадка, окруженная светящимися перилами и мощенная еловыми плашками, как на велодроме. И на этой площадке парни и девушки свободно, как в лучших мечтах, общались друг с другом и могли даже разговаривать (о ужас!) и шутить с незнакомцами и незнакомками и даже кататься на четырехколесных роликовых коньках, прикрепленных к ботинкам или туфлям. А мимо них стрелой пролетали конькобежцы-виртуозы и падали под всеобщий хохот конькобежцы-неудачники.
Дино, несомненно, знал это место, но никогда не упоминал, поддерживая свой высокий статус.
– Бьюсь об заклад, что в вашей стране нет таких мест,– улыбнулся Негус, широким жестом завсегдатая обводя зал, пока они стояли в очереди в гардероб, чтобы оставить пальто и шляпы. Потом поискал глазами взгляд брюнетки и тихо шепнул:
– Вот увидишь, радость моя, как мы сегодня повеселимся.
Он уже хотел взять для всех напрокат коньки, но очень быстро выяснилось, что до сих пор он никогда на коньках не стоял.
Энцо боялся показаться смешным в глазах Нормы (имя вдруг показалось ему единственно подходящим этой девушке, таким же нежным и полным достоинства), но обнаружил, что она тоже смущена тем, что ей трудно закрепить коньки. Он опустился перед ней на колени, как и подобает кавалеру в присутствии дамы, и удивился, насколько естественным для него оказалось помогать этой девушке.
– Dancon[19], – улыбнулась Норма, обнажив ряд белоснежных зубов, и он почувствовал нежность, подумав о той дымке смущения, которая сейчас должна окружать ее.
– Давай попробуем? – сказал он, указав на дорожку. Ему не терпелось остаться с ней наедине и спросить наконец, как называется место, где она родилась.
Сначала ему приходилось держаться за перила, но постепенно он преодолел страх и оторвался от опоры, чтобы прокатиться без всякой страховки у нее перед глазами. Это оказалось легче, чем он думал, и вскоре он уже подъехал к ней, благодарный улыбке, которой она его наградила.
Он увидел, как она оторвалась от перил, широко раскинув руки, чтобы удерживать равновесие на роликах. Она пока еще была неуверенна, как теленок, только что вставший на ножки, и, когда он предложил ей руку, его охватило волнение.
Они катались, взявшись за руки, очень осторожно, зато, когда им удалось вдвоем плавно развернуться, Норма, вся сияя, воскликнула:
– Mi sciatas gliti![20]
– Я – итальянец, – улучив момент, сказал Энцо. – Я из Модены. А ты из какой страны?
Девушка быстро посмотрела на свою подругу и Негуса, которые еще не освоили старт, и весело ответила:
– Мирандола.
В Южной Италии был городок с таким названием, и располагался он вокруг замка, где родился и вырос великий Пико Делла Мирандола.
– Мирандола? – с недоверием повторил Энцо. – Так вы здесь на каникулах?
– Да нет же, вот какой ты глупый, – изумила его Норма и рассмеялась удачной шутке. – Сказать по правде, мы с Анной здешние.
– В самом деле? – спросил Энцо, который никак не мог опомниться.
– Клянусь, – уверила его Норма, когда они подъехали к концу дорожки.
Она прикоснулась к загородке и, избегая встречаться взглядом с Энцо, объяснила:
– Мой дядя, отец Анны, – мэр. И мы приехали в город, чтобы проводить его к портному. А в шесть мы должны бежать, как Золушка.
Она быстро взглянула на него исподлобья:
– Может, ты обиделся?
– Нет, что ты, – уверил он и, чтобы уж внести полную ясность, спросил: – А что за странный язык? Это что, игра такая?
– Это новый язык, – серьезно ответила Норма, – он называется эсперанто.
– Никогда не слышал. А в какой стране на нем говорят?
– Ни в какой и повсюду.
Она не переставала удивлять Энцо.
– Люди воюют между собой, потому что не понимают друг друга. Значит, им нужен язык, на котором сможет говорить весь мир.
Она посмотрела на него, словно опасаясь, что он ее не понял, и прибавила вполголоса:
– Язык мира и согласия.
Энцо не был уверен, что, говоря на одном языке, люди избавятся от непонимания и противоречий, но нежность, с которой Норма говорила о новом языке, вызывала у него желание обнять ее и поклясться, что больше на земле не случится ни одной войны.
– Мне очень понравилось. Эсперанто – прекрасная идея. А где вы учили этот самый эсперанто?
– Мы сейчас посещаем курсы, а для практики разговариваем на нем друг с другом, – объяснила Норма, потом указала на бар и с видом профессора спросила:
– Vi volas trinchi cedratsucon?
Увидев, что ему стало неловко, сразу перевела:
– Хочешь бергамотового сиропа?
– О, очень охотно! – оценил он предложение.
– На эсперанто надо говорить «volonte», – объяснила она.
А потом, когда они пробирались к ограде, она вдруг спросила:
– Ты счастлив?
Ему казалось, что он никогда не был так счастлив, как в этот момент, но он боялся себе в этом признаться, а потому ответил:
– Я стараюсь всегда быть счастливым.
– Достаточно просто идти за своими мечтами.
От слов Нормы у него по спине пробежала дрожь. Когда же они выходили с площадки, она спросила.
– А какая мечта у тебя?
Он никогда не встречал такой необычной девушки. Она единственная, с кем он катался на роликах, держа ее за руку, и для него было естественным открыть ей свое сердце.
– Мне больше нравится работать в мастерской, чем учиться. А когда-нибудь захочется стать журналистом или пилотом гоночной машины.
Ему не хотелось врать или пускать пыль в глаза, и он прибавил:
– На самом деле я бы хотел заниматься и тем и тем. Я объездил бы весь мир, участвуя в гонках, и зарабатывал бы на путешествия, делая о них репортажи.
Когда они уже подходили к барной стойке, Норма снова взяла его за руку, и ему показалось, что все смотрят на них с уважением и восхищением.
– Мои корни всегда будут в Мирандоле, но мне очень хочется попутешествовать, – вздохнула Норма и шепнула ему на ухо: – Моя кузина говорит, что я сумасшедшая, но настанет день, когда я возглавлю экспедицию к южным морям.
Энцо удивился, насколько в ее устах казался осуществимым и приемлемым этот план, который, услышь он его от другой девушки, вызвал бы у него только смех.
– Отлично! – оценил он. – Значит, ты хочешь отправиться охотиться на китов?
– Какие киты! – отозвалась она. – Мой план таков: обогнуть Мыс Горн и основать колонию на Огненной Земле.
– И, может быть, стать королевой, – подначил ее Энцо, в глубине души уже готовый поехать за ней куда угодно.
– Зачем королевой? – пылко возразила Норма. – У меня будет республика, и туда смогут переехать только юноши и девушки, которые захотят жить как равные. Все должны будут жить своим трудом, и не будет ни богатых, ни нищих, и не нужен будет никакой закон, потому что все будут честно выполнять свою работу.
К ним подошел бариста с длинными бакенбардами:
– Синьоры?
– Будьте добры, два бергамотовых сиропа, – заказала Норма и снова посмотрела на Энцо с улыбкой, в которой сквозил страх.
– Если ты согласен с такими правилами, – прошептала она еле слышно, – то тоже сможешь поехать.
XIIUn mondo migliore1914 год
Краснорубашечная «Студенческая» команда и команда колледжа Сан-Карло отказались от соперничества, чтобы объединиться в одну команду, призванную высоко держать честь города в федеральном турнире.
Новорожденный Моденский футбольный клуб выбрал своей формой синие казакины с развевающимися желтыми воротничками и вышитым над сердцем муниципальным гербом. В рядах этой команды больше не играли юные игроки, и теперь на поле выходили сильные мужчины с железными икрами и выпуклыми торсами, накачанными в спортивных залах, усатые ветераны и опытные чужестранцы, готовые на равных бросить вызов командам Болоньи, Вероны и Венеции.
На деревянной трибуне, построенной позади просторного поля, уместились человек сто зрителей, а для тех, кто не смог прийти на матч, будут выпущены специальные очерки на страницах «Панаро» и «Газеты делль’Эмилиа».
Энцо был влюблен в новый вид спорта и решил, что уж если не смог стать его Гектором или Ахиллом, то станет его Гомером.
В тот день, когда городская команда впервые наголову разбила команду Болоньи, возле поля начался стихийный праздник, и он бросился все записывать в тетрадку, которую теперь всегда носил с собой. Он тщательно подбирал нужные слова, чтобы в живой и понятной всем манере описать и бойцовский дух нападающих, и порывы защитников, и смятение и волнение болельщиков.