Энцо, который до сих пор молча слушал, постучал ложкой по кастрюле и сразу же спросил брата:
– Вот ты, так много говорящий Капитан Фракасс, ты бы пошел рисковать жизнью ради Тренто или Триеста?
– При последнем осмотре военные медики признали меня годным первой категории, – выпятив грудь, сказал Дино и заявил: – В тот славный день, когда король объявит мобилизацию, клянусь честью, я…
– Закрой свой поганый рот! – прикрикнула на него Джиза, подняв руку, как раньше, когда грозила их отшлепать. – Это я тебя произвела на свет, и уверяю, что никуда ты не поедешь!
– Успокойся, мама, – утихомирил ее Энцо. – Ему просто нравится проветривать рот, но куда-то поехать – смелости не хватит.
– Ах вот как? – взвился Дино, держась правой рукой за сердце. – Это мы еще посмотрим!
– Что за бедлам? – спросил Фредо, обеими руками подняв кастрюлю и со стуком поставив ее на стол. – А ну-ка, замолчите! Я работаю целыми днями, чтобы обеспечить вас, и у меня нет ни малейшего желания ужинать на цирковой арене!
Тишина наступила не долее чем на минуту, а потом глава семьи икнул и закашлялся.
– Тот, кто здоров, уже богат, только об этом не знает, – вздохнула Джиза, постучав ему ладонью по спине. – Давай, упрямая головушка, выпей воды и постарайся успокоиться.
Муж враждебно на нее покосился и, едва утих кашель, спросил, вытирая со лба капли пота:
– Знаешь, когда я успокоюсь? Когда мои мальчики сдадут свои чертовы экзамены! Этим летом я решил повезти их с собой и с рабочими в Абруццы.
Оба брата с тоской переглянулись: планы на лето, которые каждый из них держал втайне от всех, грозили превратиться в пустой звук.
Фредо заметил их замешательство и с сочувствием повторил:
– Если учесть все станции, которые нам предстоит оборудовать вдоль линии по берегу Адриатики, мы пробудем там до конца августа. И я убежден, что вам это будет очень полезно.
– Об этом мы с тобой поговорим сначала вдвоем, – нахмурившись, сказала Джиза. – Разве мы не договаривались поехать в Ривабелла?
– Ты считаешь, что еще недостаточно их испортила? – резко спросил он. – С этого времени о них забочусь я, и я жду не дождусь, когда можно будет уехать и чудесно провести время в мужской компании, без всяких дам, чтобы никто тебя не поучал.
– Отлично! – взорвалась Джиза. – Значит, мы с тобой оба, грубиян, будем с нетерпением дожидаться часа, когда ты уберешься отсюда.
И Энцо вдруг больно кольнуло ужасное подозрение, что Ипация – это действительно она.
XIIICasta diva1914 год
– Апперò! – услышал Энцо чей-то голос в центре ватаги сорванцов, выбегавших из школы. – Гляди-ка, какая красотка на велике!
На миг его словно парализовало. Одной рукой он крепко прижимал к себе стянутые ремешком книги, а другая вела «Дюркопп».
– Ты кого ждешь, радость моя?
Его приятели изощрялись в остротах по поводу девушки, сидевшей на углу корсо Адриано в седле «Бьянки».
– Заткнитесь, придурки! – рявкнул он, еще не веря, что девушка на велосипеде – это его красавица. Он едва узнал ее в широких «зуавских» брюках и полосатом берете, из-под которого выбивались курчавые пряди.
– Норма! – бросился он к ней, задыхаясь от волнения. – Что ты здесь делаешь?
– Да так, искала кое-кого, – пояснила она с веселой улыбкой. – Хотела повидаться с ним перед каникулами.
Энцо поднял глаза к небу, потом посмотрел на нее:
– Ты не представляешь себе, сколько времени я тебя искал! И в «Сплендор» заходил, и в Мирандолу ездил, и все без толку.
– Если бы я ждала, пока ты меня разыщешь, я бы точно влетела в какую-нибудь историю, – сказала она, покосившись на него, и у нее в глазах блеснула ирония пополам с упреком. – И я решила сама приехать на велике.
– Никто в городе не знал, где расположены курсы эсперанто, – объяснил он, пытаясь оправдаться. Ему все еще не верилось, что она тридцать километров крутила педали, чтобы только повидаться с ним. – Я даже добивался встречи с твоим дядей, с мэром.
– Я все знаю, – перебила она, и, увидев, как зарделись от смущения ее щеки, Энцо пожалел, что из-за него ей пришлось ехать так далеко.
Он хотел еще что-то сказать, но она повела плечами и все так же весело на него посмотрела.
– По счастью, я помнила, что ты учишься в этой школе. Ну как, в этом году тебя переведут в следующий класс?
– Похоже, что переведут, – ответил он, восхищаясь ее находчивостью и решительностью и пытаясь угадать, насколько она устала после такого путешествия.
Ему о стольких вещах хотелось ее расспросить и столько хотелось ей рассказать… Он обернулся к ребятам, которые глазели на них, и жестом приказал им заняться своими делами.
– У меня тоже тут есть велосипед, – объяснил он и кивнул в сторону «Дюркоппа», стоявшего вместе с другими у школьной стены. Потом набрался смелости и спросил:
– Давай, посидим спокойно где-нибудь в центре?
В кафе «Часы» в хорошую погоду расставляли столики прямо на площади, под разноцветными зонтиками. И простой факт, что он занимает столик вместе с Нормой, заставлял его чувствовать себя самым счастливым в Модене.
Ему не хватило мужества рассказать ей о письмах, которые он ей писал, зато он много рассказывал о школе и о своих разногласиях с Дино, о рабочей экспедиции вместе с отцом, ожидавшей его, а главное – о том, какое облегчение он испытывал оттого, что учиться ему остался последний год.
Ей тоже остался год до диплома, и она станет учительницей младших классов. Ей не терпелось скорее завершить этот этап, потому что у нее будет месячная стипендия и тот минимум независимости, на который может надеяться женщина.
– Я очень люблю родителей, но сделаю все, чтобы найти работу подальше от дома, – делилась она своими планами, а официантка тем временем принесла им два бокала сливок с крапинками бальзамического уксуса. – Так я смогу жить, обеспечивая себя, в квартире, которые школы резервируют для учителей, живущих далеко, и понемногу откладывать на путешествие на Огненную Землю.
Она говорила об этом очень серьезно, как другие девушки говорят о замужестве и будущей семье, и Энцо собрался с духом и спросил:
– Но ты предупредишь меня, прежде чем уезжать? Мне было бы очень жаль потерять тебя еще раз, когда я только что тебя нашел.
Она улыбнулась и махнула рукой, давая понять, что для осуществления этой мечты потребуется время.
– А сейчас я еду с родителями в горы, – произнесла она без всякого восторга. – Я уезжаю завтра, и мне придется три месяца просидеть в этом скучном Фанано.
Это место Энцо знал только по названию, но, когда она сказала, что это поселок, затерянный в лесу среди водопадов у подножия Чимоне, он просиял, словно открыл новое сродство между ними. Эту гору было видно в окно остерии «Арбалет», когда они с братом поняли, что никогда не доедут до Сицилии, а потом их изумил своим появлением Леонид, возникший возле обломков «Маршана».
Он рассказал Норме об этом приключении, о том, каким необычным человеком был граф Рипафратта и какова была его роль в отдалении друг от друга их с Дино. Потом, собрав все свое мужество, прошептал слова на эсперанто, которые хотел напечатать на листовках: «Vi mankas al mi» – «Мне тебя не хватает». И, отражаясь в удивленных глазах девушки, попросил дрожащим голосом:
– На этот раз я могу попросить твой адрес? Мне доставило бы большое удовольствие писать тебе летом.
Стояли дни того влажного междуцарствия, которое отделяло блаженный сезон сбора урожая и деревенских праздников от недель летнего зноя, когда ветер совсем стихал и равнина превращалась в океан во время штиля.
Его уже перевели в следующий класс, а Дино отделяли от диплома классического лицея только устные экзамены. Как только он получит диплом, они сразу уедут вместе с Фредо, и он старался с максимальной пользой провести оставшееся до отъезда время. Он уклонялся от приглашений Негуса принять участие в набегах на берега Секкьи и отказывался вместе с ребятами ходить на танцы на площади, оживлявшие жизнь ближайших деревень. Сердце его уже было покорено. Он каждый день писал письма синьорине Норме Невьяни, адресуя их на дом отдыха в Апеннинах, а после обеда отправлялся к своему благодетелю.
За последние недели Альфредо Борромеи заметно оживился и стал больше писать. Он покинул гамак, чтобы сидеть за столом возле окна, что выходило на центр города, рядом со своим оруженосцем, и диктовал ему одну за другой главы нового романа.
Потом читал длинные отрывки рукописи, порой застывая, и сурово качал головой, словно перед собственным текстом чувствовал себя не в своей тарелке.
– Здесь можно было написать лучше! – провозглашал он и импровизировал разные варианты последних фраз, сокращал диалоги, делал ярче описания комнаты или пейзажа.
Энцо научился следовать всем его запросам и поддерживать все его устремления, работая «на автомате», как токарный станок, который приводится в движение шкивом. Он в бешеном ритме стучал по клавишам «Оливетти», и однажды Борромеи подошел к нему, заговорщицки протягивая сигарету с египетским табаком.
– Попробуй, – подсказал он. – Всего одну затяжку. Очень помогает войти в поток.
Энцо осторожно вдохнул сладковатый дым, здорово дравший горло, но в то же время казавшийся более мягким, чем дым сигарет, которые они с мальчишками курили на переменах. Он открыл рот в неумелой попытке выпустить красивое кольцо, и в этот момент ему показалось, что глаза тигра ожили и в них блеснул огонек. Он рассмеялся, когда Борромео предложил ему еще затяжку, спросил:
– А что это за табак? Джубек?
– Его привозят на корабле из Александрии, – объяснил Борромеи. – В канун великого праздника сражения за пирамиды эту силу бедуинов открыл Наполеон.
– Это правда, Альфа? – спросил он и сам удивился, насколько резко и пронзительно прозвучал его голос.
– А как ты думаешь, что делал Шампольон, чтобы расшифровать египетские иероглифы?
Еще одна затяжка вызвала в душе Энцо прилив благодарности.