ахал Энцо.
Рядом с ним сидела старуха Зобеида в лисьей шубе, сшитой из целых шкур, и Энцо казалось, что эту шубу он знает целую вечность. За очками в золотой оправе лицо ее казалось высеченным из камня и хранило выражение непроницаемого превосходства.
Он подумал об их первой встрече и удивился, с чего так испугался тогда, что она проклянет его, как ведьма из далеких времен.
– Мне очень жаль бедного Фредо, – прервал всеобщее молчание Дзукки. – Мы с ним всегда были очень разными, и это знают все. Однако я всегда питал к нему большое уважение. – Он широким жестом обвел людей, стоящих вокруг носа автомобиля, и прибавил высокопарно:
– Поэтому я привел сюда всю Сант-Амалию.
Джиза знаком поблагодарила его и сразу отвела глаза.
– Дикари, – прошипела сзади Клотильда Корни. – Они явились, только чтобы покрасоваться.
И только теперь Энцо обнаружил присутствие Вагнера. На его белобрысых волосах набекрень сидела шляпа-котелок. Достаточно было перехватить его небрежно-ленивое приветствие, чтобы исчезли все сомнения: племя Сант-Амалии явилось не для того, чтобы заключить мир, а для того, чтобы утвердить свою силу.
– Вы обещаете мне, Фермо, что сделаете все возможное? – спросила Джиза, когда они немного задержались у выхода с кладбища. – Теперь, когда моего мужа не стало, а старший сын далеко, у меня остался только он.
Теперь, когда брат спешно уехал обратно, мать говорила о нем как о выходе из положения. Еще хуже ему стало, когда мать взяла синьору Корни за руки и грустно вспомнила:
– Знаешь, дорогая, бедный Фредо хотел, чтобы он стал инженером, но Энцо вбил себе в голову, что должен работать. Теперь, когда у нас отобрали все станки, я не знаю, как поступить.
– Я найду ему место, – пообещал промышленник, и вокруг его головы обвилось облачко пара. Повернувшись к юноше, он заверил: – Будь спокоен, все станки вернутся. Не знаю, сколько времени на это понадобится, но ты их получишь.
Энцо улыбнулся, не разжимая губ. Не так-то это легко: принимать любезность, даже не имея возможности отблагодарить.
– Но почему папа не приехал сразу ко мне? – огорченно спросил адвокат Натан. – Мы бы в два счета приготовили документы.
– Я ему говорил, – вспомнил Энцо, почувствовав угрызения совести, – но он отказался: не хотел беспокоить вас в праздничный день.
– Ну и напрасно, не то сейчас время, чтобы расшаркиваться, – напомнил юрист. – А на призывном пункте ты уже побывал?
– Мне восемнадцать будет только через месяц, – объяснил Энцо. – Я должен туда явиться в конце февраля.
Джиза вздрогнула, словно только в этот момент осознала, что над его головой тоже висит угроза воинской повинности.
– Но я вдова, и один сын у меня уже на фронте, – забормотала она, запинаясь. – Неужели они могут отобрать у меня и второго?
– Не волнуйтесь, синьора, – успокоил ее Корни. – Я предупрежу насчет Энцо, и вот увидите, мы найдем способ решить эту проблему.
Энцо молча дожидался своей очереди в просторной комнате военного округа в середине длинной вереницы ровесников, раздетых до трусов.
Он старался не дрожать от холода рядом с атлетами со скульптурными телами и пышущими здоровьем деревенскими парнями. В этой комнате неграмотные пастухи, впервые спустившиеся с гор, перемешались с усатыми рабочими хлопчатобумажной фабрики, а отличники лицея Сан-Карло с цыганами, которые таборами стояли в шатрах в равнинной части области Модены.
– Грудь вперед, ребята! – сурово подбадривал их сержант с южным выговором. – Родине нужны воины, а не горбуны!
И ребята – все Антонио, Умберто, Либеро и Радамесы – терпеливо ждали, чтобы по одному войти во врачебный кабинет. А там те, кого признают пригодными к военной службе, утратят свое имя и получат регистрационный номер в списке личного состава, то есть станут пешкой, которую командование может направить и в конный эскадрон, и на батарею к артиллеристам, в спокойный сектор или в кромешный ад Изондзо.
Волнообразные атаки приводили к кровопролитным боям на передовой, и Корни разъяснил ему, что сейчас лишь очень немногих стали признавать негодными к службе. Ему только удалось добиться, чтобы Энцо отправили через год на новый осмотр. Но год в запасе есть, и за этот год можно будет что-нибудь придумать.
Дрожащий коротышка с лицом, похожим на беличью мордочку, вышел из амбулатории, держа в руке карточку, где была начертана его судьба.
Сержант опустил глаза на список новобранцев и выкрикнул:
– Феррари Энцо, родился в Модене восемнадцатого февраля девяносто восьмого года!
Корни свое слово сдержал. В результате медосмотра Энцо назначили явиться еще раз через год, и промышленник велел занести его в список трудящихся, способных приносить пользу армии. Ему присвоили квалификацию преподавателя токарного дела, и он каждое утро обязан был являться в пожарную часть на улицу Баньи и носить на рукаве пальто трехцветную повязку, что означало освобождение от военной службы.
Его учениками стали пожарники вдвое старше его. Министерство обороны постановило, что между сигналами тревоги они не должны были сидеть сложа руки, и ему надлежало научить их изготовлять гильзы для патронов калибра 6,5.
Его ежемесячная стипендия в 250 лир и суточные брата были единственным источником дохода семьи, но, когда открыли завещание Фредо, они вздохнули с облегчением. Жене он завещал дом и пятьдесят тысяч лир и еще по двадцать тысяч каждому из сыновей. На несколько лет деньги перестали быть главной проблемой.
Афишировать это они не стали: не то было время, и деньги положили на три разных счета в банк Сан Джеминиано. Однако едва только Энцо получил автомобильные права за номером 1363, он не удержался от соблазна посмотреть, нет ли подходящей машины.
Не было нужды рассказывать матери, что через несколько недель Норма приедет в отпуск. Он с тоской открывал ее письма, приходившие на кафе «Часы» все реже и реже, испытывая физическую потребность прижать ее к себе. Теперь же на свои деньги он сможет позволить себе встретить ее с поезда на автомобиле.
В кругу автолюбителей распространился слух, что он присматривает автомобиль, но те, у кого машину не реквизировали, держали ее взаперти или заламывали за нее сумасшедшие суммы.
Информация пришла неожиданно, когда начали падать цены.
Однажды апрельским вечером у выхода из казарм пожарников Энцо увидел Вагнера. Он сидел за рулем «Цезаря», припаркованного совершенно по-пиратски. Это был пятилитровый фаэтон с ярко-красным кузовом, приведенный в порядок, и Энцо удивился, как быстро белобрысый трансформировался из босого сопляка в мотоциклиста, а потом и в автомобилиста.
– Здорово, птенчик! – приветствовал он Энцо, приподняв котелок, и со смехом похлопал его по нарукавной повязке.
– Так, значит, тебе дали знак отличия окопавшихся в тылу…
Энцо предпочел не отвечать на эту провокацию.
– Шутки в сторону, ты ведь видел, что мы все пришли на похороны твоего отца? – сказал Вагнер приветливым и благодушным тоном, какого за ним никогда не замечалось, и прибавил с важным видом: – Мы у себя в Сант-Амалии с уважением относимся к смерти.
– Это был красивый поступок, – через силу ответил Энцо.
– Модена – город маленький, и мы, выходцы из народа, должны друг другу помогать. Особенно в такое трудное время.
Вагнер словно читал по писаному, подражая Аронне Дзукки, но непохоже было, что он явился с дурными намерениями.
– Верно сказано, – оценил Энцо и хотел было распрощаться, но белобрысый уже вышел из автомобиля.
– Как тебе нравится этот болид? – поинтересовался он, с заученной ленцой поглаживая округлый капот. – Аронне считает, что он мог бы тебя заинтересовать.
Одна только мысль о том, чтобы проехаться с Нормой на этой машине, привела его в восторг. Но за неожиданной благосклонностью племени Сант-Амалия угадывался какой-то явный подвох.
– Это зависит от его цены и от пробега на сегодняшний день, – ушел он от прямого ответа, но перед глазами у него сразу побежали цифры из списка скидок в процентах, где было указано, какова будет скидка за годичный пробег и износ двигателя.
– Все документы в порядке, – гарантировал Вагнер и со знанием дела перечислил все технические характеристики машины и огласил краткий список прежних владельцев.
Перед глазами у Энцо появилась круглая сумма в пять тысяч лир. Больше прибавить было нечего, дальше уже надо было попробовать машину на ходу и пригласить техника, чтобы удостовериться, что никаких проблем в этом плане нет, и тогда она действительно становилась интересной.
– Я тебе ничего не навязываю, малыш, – сказал Вагнер. – Поезди на ней пару дней. Если понравится – пять тысяч на бочку, и она твоя.
«Цезарь» оказался легким в управлении и приемистым. Механик от «Орланди», осмотрев мотор и подвески, заявил, что машина готова к ходовым испытаниям, и Энцо сразу позабыл обо всем, что удерживало его от тесного общения с племенем Сант-Амалия.
Его отец их недолюбливал, но был первым, кто считал, что ему надо найти себе хороший автомобиль.
Был составлен и подписан контракт, оговоренная сумма перешла из рук в руки под наблюдением адвоката Натана, и владельцем фаэтона стал Энцо.
В свободное воскресенье, последнее, оставшееся до приезда Нормы, он решил обкатать машину до Абетоне.
Опьяненный скоростью, он мчался по той же дороге, где несколько лет назад они ехали с братом, и уже предвкушал момент, когда проедет по ней с любимой девушкой.
Как только дорога пошла вверх, им овладела растерянность. Долины Френьяно опустели, словно жителей выкосила какая-то неизвестная эпидемия. Стада и табуны паслись в одиночестве на некошеных лугах, а в деревнях были видны только женщины, старики и дети.
На дороге не попадалось ни одной повозки, но Энцо не покидало ощущение, что за ним кто-то внимательно наблюдает.
Он остановился возле передвижной автозаправки у подножия самого крутого подъема, предусмотрительно слил остатки канистры в бензобак, залил масло и отъехал от заправки с ощущением, что подарил невидимому соглядатаю приличную фору.