Среди местной буржуазии резко выделялись представители аристократических семей, Кастельветри и Рангони Макьявелли, но все взгляды толпы были устремлены на Леонида ди Рипафратта, первого в Модене автомобилиста. А наиболее осведомленные узнали в высоком бородаче, стоявшем рядом с ним, его старого друга Фредо Феррари.
Некоторые из участников тревожились, возможно ли преодолеть сорок километров трассы, до сих пор никем не разведанной. Однако граф ди Рипафратта всех ободрял: уж если князю Боргезе и милейшему Барцини, королю корреспондентов «Коррьере делла Сера», удалось проехать от Пекина до Парижа, то с таким же успехом можно доехать и от Модены до Болоньи.
И, само собой, возглавлять колонну должен его «Дьятто», которого водитель Оресте заранее украсил голубыми и желтыми бантами, в цвета муниципалитета.
Пока к колонне автомобилей присоединялся патруль из парней на трехколесных мопедах, Леонид произнес короткую речь, в которой практические рекомендации очень быстро перешли в хвалебную оду.
– Да здравствует Его Величество Виктор Эммануил Третий! – провозгласил он на пике экзальтации. – Да здравствует королева Елена и королева-мать Маргарита, покровительница автомобилистов Италии!
По его знаку все автомобили, как один, включили двигатели, и этот механический звук дрожью отозвался в спине у Энцо. Звуки скромных моноцилиндровых моторов, более современных и дорогих двухцилиндровых и очень дорогих «Клементов», способных достигать мощности двадцати лошадиных сил, соперничали в гимне, который никогда еще не звучал в здешних краях. Низкие гудящие звуки этого гимна, несущие в себе неслыханные надежды на будущее, вибрировали между абсидами Дуомо и арками портика муниципалитета.
Когда граф счел, что все двигатели достаточно разогрелись, он крикнул напутственное «Гип, гип, гип!», Энцо тоже во весь голос завопил «Ур-ра-а-а!!!», и процессия двинулась вперед.
– Животы подобрать, грудь вперед, ребята! – скомандовал Фредо, когда вереница автомобилей проходила возле статуй гарибальдийцев, охранявших здание старинной таможни у Болонских ворот. – Нас хотят увековечить!
Услышав эти слова, Энцо заметил, что справа от них, как раз возле театра Сторки, стоит тренога фотоаппарата с выдвижным фокусом, а за ней согнулся фотограф, накрывшись плащом с вышитыми золотыми звездами.
Энцо ожидал уже увидеть привычную вспышку, как раньше, когда их с братом фотографировали в матросках, но вспышки не было. Как оказалось, при хорошем освещении вспышка не нужна.
– Завтра мы появимся в газетах! – с гордостью произнес Фредо. – Я сохраню эту страничку и вставлю ее в рамочку!
Вокруг разливался свежий и колючий воздух газет, в которых пишутся страницы Истории, и Энцо сказал себе, что стоило поднять еще и не такой скандал, лишь бы не оставаться дома.
Недалеко от маленькой железнодорожной станции «Де Дион» рывком перескочил через блестящие рельсы узкоколейки, по которой спускался маленький паровозик из Сассуоло, тащивший тяжелый вагон, груженный камнями, чтобы сэкономить уголь для возвращения назад.
Отец и сыновья оставили слева старое еврейское кладбище, которое забросили с тех пор, как евреев объявили равноправными гражданами, потом, под ошеломленными взглядами прихожан, идущих с мессы, пересекли пригород Сан-Ладзаро, последнее поселение перед выходом в открытые поля. Теперь автомобильная колонна двигалась по мозаичному ковру из полей и ям для замочки извести со скоростью пятнадцать километров в час. Такая скорость вынуждала более мощные машины тащиться буквально шагом, зато малолитражки задыхались в бешеном галопе. Но никто и виду не подавал, что хочет сдаться. Все двигались, держа положенную дистанцию в пять метров, и всякий раз, как обгоняли телегу, казалось, что она стоит на месте.
– Вперед, вперед! – кричал Леонид, размахивая трехцветным флагом, на котором красовался савойский герб. – Покажем ленивым болонцам, что Модена никому не отдаст первенства!
– Вперед! – возбужденно пронеслось по колонне. – Машины превыше всего!
Опьянение быстрой ездой не исключало постоянной борьбы с насекомыми. Эти твари бросали вызов движению автомобилей на восток. Но как только туча мух и шершней атаковала автомобиль, она сразу же лопалась с треском, разбиваясь о раскаленный капот, о надколесные дуги, рассекавшие все вокруг острыми как лезвия потоками горячего воздуха, о полированную поверхность фар, оставляя следы и на фарах, и на телах автомобилистов.
Они пересекли реку Панаро по старому мосту Сант-Амброджо и, километр за километром, к жертвам массового избиения насекомых постепенно присоединялись куры, утки и даже некоторое количество кошек. Кошки, околдованные развевающимся знаменем, сидели у самой дороги и, не успев сориентироваться в обстановке, порскали в самую гущу автоколонны.
Детей крепко держали за руки старшие сестры, не пуская их за порог дома. Хотя и старшие, и младшие не могли оторвать глаз от вереницы автомобилей, никто не обращал внимания на приветствия экипажей. Женщины, работавшие на гумне, только головами качали, провожая глазами эти странные экипажи, выглядевшие сиротами без тягловых животных, и им казалось, что перед ними величайшее проявление человеческого безумия. Что же до их мужей, то они стояли, упершись одной ногой в лезвие лопаты, загораживаясь от солнца, и испытывали к процессии автомобилей ту же ненависть, что их предки, наверное, испытывали к вооруженным грабителям, ландскнехтам или гусарам на конях, пришедшим нарушить их мир и покой.
– Эти простофили небось ни разу и автомобиля не видели, – насмешливо заметил Дино.
– В таком количестве сразу, конечно, не видели, – объяснил Фредо. – Они ревниво относятся к земле, и им противно видеть горожан, шатающихся по полям ради развлечения.
Энцо не любил причинять зло другим, и его охватило горькое чувство вины.
Только Дино мог вывести его из себя и заставить вспылить. Если подумать, то это очень странно, ибо брат был для него одновременно и гонителем, и учителем, единственным человеком, кому он сможет доверять, если наступит тот проклятый день, когда Джиза и Фредо решат их покинуть.
Вот уже полвека как границу между герцогством и владениями папы заменил обыкновенный дорожный указатель, и все-таки, когда проезжали это место, Энцо вздрогнул: они оказались в провинции Болонья, а болонцы – вечные соперники его родной Модены, с ними надо держать ухо востро.
Увидев справа среди полей очертания какого-то здания с куполом, он спросил, что это такое.
– Базилика Святого Луки, – объяснил Фредо. – Здесь болонцы хранят образ Мадонны, который почитают святым, а с центром города эту церковь соединяет очень длинный портик.
– Разве мы уже подъехали так близко? – испуганно спросил Энцо и привстал на сиденье, чтобы было лучше видно.
Лента дороги, которая разворачивалась перед ними, была совершенно пуста. Только на обочине торчали телеграфные столбы. А если обернуться на хвост колонны, то можно было заметить, что Гирландина исчезла из виду. Энцо впервые уезжал так далеко от Модены. Трехколесное сопровождение колонны тонуло за последней машиной в клубах пыли.
У въезда в Кастельфранко, самое крупное поселение между двух городов, был натянут приветственный транспарант, а под ним размахивала флагами небольшая толпа.
Славные обитатели пригорода организовали настоящий комитет для встречи гостей и приветствия водителей. Девушки в праздничной одежде горстями кидали лепестки цветов, парни бросали автомобилистам бутылки вина и еду, и Энцо оказался ловчее всех, поймав на лету картонную коробку с только что нарезанной колбасой.
Их приветствовали, а это означало, что старые распри и обиды уже позабыты.
Кортеж подъезжал к деревне Анцола Эмилия, когда машину Леонида с криками заблокировала толпа, стоявшая посередине проезжей части.
– А кто это? – спросил Фредо, в тревоге затормозив.
Остальная колонна тоже стала притормаживать, сокращая расстояние между машинами.
– У них забастовка?
– Но у них даже флагов нет, – заметил Дино. – И потом, сегодня воскресенье.
Фредо остановил машину в нескольких шагах от Бьянки и адвоката Натана и высунулся из окна, чтобы посмотреть, что происходит в голове колонны.
– Это не забастовка! – крикнул он, тяжело дыша. – Нас встречает процессия!
Возле «Дьятто» неподвижно стоял священник, рядом с ним служка высоко поднимал крест, и вдоль каравана быстро распространилась новость: священник созвал свою паству, чтобы не дать автомобилям проехать. Оказалось, что на прошлой неделе глава испано-швейцарского автомобильного клуба сбил на этом месте ребенка, и теперь священник спасал остатки своей паствы от дьявольских деяний телег с моторами.
– Дорогу! Дайте дорогу! – принялись протестовать водители. – Кончились времена папы-короля, когда законы сочиняли священники!
Леонид приказал своему шоферу форсировать блок, и вокруг них начался форменный хаос.
На «Дьятто», рассекавшего толпу, посыпались удары. Машину били кулаками вслепую, не глядя, куда приходится удар. Энцо вздрогнул, увидев, как из придорожных канав высыпали десятки ребят с рогатками и духовыми ружьями.
– Смерть прогрессу! – бросил боевой клич какой-то босоногий мальчишка – Навались на автомобили!
На кортеж со всех сторон посыпались комья грязи, камни, плевки жеваной травой. Энцо и Дино пригнулись, пытаясь защититься от этого потока. Когда пыл первой атаки поутих, старший вскочил на ноги и крикнул нападавшим:
– Бушмены! Мамелюки! Черви земляные!
Камень, выпущенный из пращи, больно ударил его в плечо, и поток оскорблений, которые он выкрикивал, перешел в жалобный вой.
Когда раненый Дино упал на него, Энцо стало очень страшно, и он сипло крикнул:
– Папа! Револьвер! Доставай револьвер!
Но отец ничего не ответил и продолжал двигаться вперед. А организованная колонна автомобилей тем временем превращалась в беспорядочное бегство, и каждый водитель пытался найти для себя траекторию движения, которая позволяла бы обходить нападавших. «Де Дион» пробирался сквозь облако пыли, поднятое в середине колонны теми, кто шел быстрее. Миновав грозный взгляд священника, Фредо презрительно пожал плечами: