– Мне тревожно, – сказала Мари. – Давай вызовем полицию.
– Идем, – ответил я. – Позвоним с улицы.
Мы вышли в коридор, Мари взяла под руку слесаря. Отперли дверь, ступили за порог, закрыли за собой. Дверь захлопнулась без ключа. Едва мы сделали первый шаг на лестницу, снизу донеслись голоса:
– Это здесь! Четвертый этаж.
– А вот и полиция, – выронил я. – Как видишь, звонить не стоило.
– Что нам делать?
– Имеешь выбор, Мари. Против тебя у них ничего.
Она помедлила две секунды. Шаги на лестнице стали ближе.
Мари повернулась к слесарю и быстро зашептала на ухо. Тот хлопнул ресницами и медленно, неуклюже побрел по ступеням вверх. Пролетом ниже на площадку вышли трое ментов. В форме, при исполнении, с пистолетами и наручниками на поясах. Мы стояли спиной к двери, за которой лежал труп моего врага.
Менты остановились, а я медленно пошел к ним, ступень за ступенью, до предела разгоняя сенсорику. Сквозь радужки глаз проступили эмоции, сквозь одежду – мерцание энергетических центров. В морщинах на их лицах проявился узор детских травм, доисторических обид, заскорузлых комплексов… Вряд ли я смогу справиться с тремя – но разве есть выбор?..
Мари выдвинулась, опережая меня, и остановилась лицом к лицу с главным из них. Она сияла так, что свет отражался в зрачках полицейского.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант.
Ровно, сухо, с запахом вороненой стали. Затворная рама. Прутья решетки.
– Здравия… желаю… – произнес лейтенант и прижался к перилам.
Мари прошла мимо, посмотрела в глаза второму:
– Здравья желаю, старшина.
И он уступил дорогу.
Третий.
– Здравья желаю.
Третий вжался в угол лестничной клетки. Ферзь протаранила их, как ледокол проламывает замерзшее море. Я прошел за нею расчищенным фарватером. Менты не смотрели на меня – пялились прямо перед собой, будто в карауле.
Минуту спустя мы сели в машину и выехали со двора.
Первым, что я сказал Марине, было:
– Спасибо.
– Не за что, – ответила она.
– Ты меня не услышала. Я говорю: спасибо. Благодарю тебя.
Марина кивнула – теперь услышала.
– Что нам грозит?
Сказать: «нам» – благородно с ее стороны.
– Не нам. Против тебя никаких улик нет. Против меня – и мотив, и возможность.
Сильно захотелось закурить. Плевать на интуицию и закрытые каналы… но сигарет не было, лишь те, что из квартиры Черткова.
– Если тебя спросят, Мари, где я был прошлой ночью…
– Отвечу правду: ты был со мной в номере гостиницы «Гоголь». Давай согласуем, что именно мы делали. Хочешь, напомню, на каких частях тела у меня родинки.
– Нет. Ты скажешь, что я был с тобою, но среди ночи ушел примерно на час. За коньяком или сигаретами, или чем там еще уходят мужчины среди ночи. Точное время ты не помнишь, поскольку уже дремала, но было темно. Я знаю, что убийство случилось затемно: Чертков зажигал свет; и довольно поздно ночью: он мертв больше двенадцати часов, но явно меньше двадцати четырех.
– Ты хочешь, чтобы я оклеветала тебя?! Я не стану этого делать!
– В противном случае тебя обвинят в соучастии. Скажешь, что я был с тобой – выйдет, что ты делаешь мне фальшивое алиби. Вкупе с сегодняшним появлением на месте преступления, этого будет достаточно.
– Но как они могут обвинить нас?!
– Не нас, меня.
– Тебя… Как? Разве есть улики?!
– Мы приехали в Полтаву, чтобы расспросить о Юрии Черткове. Незадолго до этого он исчез из Киева. Прокурор скажет: мы искали не информацию о нем, а его самого. Вчера днем мы узнали от Василия Малахова о существовании квартиры, а той же ночью именно в этой квартире Чертков был убит. Не исключено, на месте преступления найдутся наши следы. Если их не будет в квартире, менты обыщут лестничную клетку и точно обнаружат мои отпечатки. Я скажу, что оставил их сегодня. Прокурор заявит: вчера, в ночь убийства; а сегодня я пришел повторно и приволок свидетелей (тебя и слесаря), чтобы оправдать присутствие в здании моих отпечатков. Он добавит, что картина преступления почти в точности совпадает с той попыткой самосуда, которую предпринял Дим. С тою лишь разницей, что я поостерегся избивать Черткова, а сразу взял и застрелил. Я скажу: на столе чай и чашки, Чертков не стал бы поить меня чаем, он бы даже на порог меня не пустил! Прокурор ответит: чашки я расставил уже после убийства, чтобы запутать следствие; а не впустить меня Чертков не мог – я же пси-тэ, у меня хитрые приемчики, гипнозы-внушения. Что я искал в чемодане Черткова? Улики против него в связи с Димом, Петровской, Березиным. Я же одержим идеей его виновности, это подтвердит кто угодно. Как видишь, против меня сложится очень стройная версия.
– Администратор и сторож в гостинице не видели, как ты выходил ночью.
– Следователь поработает с ними, и они вспомнят, что видели парня среднего роста с темно-русыми волосами. Хоть кто-нибудь, отдаленно похожий на меня, да выходил из отеля той ночью – отель-то большой.
– Не найдут оружие…
– Думаю, как раз найдут. Зачем настоящему убийце таскать с собой по городу «горячий» ствол? Он выбросил пистолет в ближайший мусорный бак. Следствию придется потрудиться, чтобы связать оружие со мной. Но это будет единственное затруднение.
– Но кто на самом деле его убил?..
Я молчал, и Марина ответила сама себе:
– Пистолет – оружие пешки, а не фигуры. Наверное, у Петровской или Березина был кто-то близкий. Он, как и ты, решил отомстить. Явился в гости, Чертков впустил, уверенный в своей пси-тэшной непробиваемости… А гость просто взял и выстрелил, не дожидаясь, пока Чертков его околдует.
Я покачал головой.
– Не нравится. Совсем не нравится.
– Что?
– Все. Не нравятся чашки на столе. Да, Чертков мог напоить чайком мстителя – поглумиться, позабавиться. Но выпустить ситуацию из-под контроля, не отследить волевого импульса на атаку, не среагировать?.. Тем более, убийца выстрелил не мгновенно – сперва обмотал ствол полотенцем, чтобы заглушить выстрел. Не нравится то, что Юрий прятал вещи. Прятал – значит, боялся. Разве могла его напугать простая пешка? Наконец, мне не нравится момент, когда приехала полиция. Как раз вовремя, чтобы застать нас. Когда менты очухаются, то сообразят, как ты их выбила. После этого никого, кроме пситехников, и подозревать не будут.
Помедлив, я добавил:
– Понимаешь, Мари, версия мести хорошо склеивается только в одном случае: если мстителем считать меня.
– Так кто же убил Черткова?
– Мне предстоит это выяснить, и довольно быстро.
– Не тебе, а нам. Если я скажу правду, меня, как ты говоришь, обвинят в соучастии. А лгать против тебя не стану. Ни за что. Не проси.
Я остановил машину у гостиницы.
– Собираем вещи и уезжаем. В дороге будет время поспорить о том, кому куда.
Играем белыми
Капитан Прокопов позвонил, когда мы выезжали из Полтавы. Я перевел вызов на громкую связь – Марине следовало слышать.
– Здравствуйте, Сан Дмитрич.
– Владя… – мрачно буркнул капитан. – Эх, Владя.
– Я невиновен. Клянусь.
– Давай без ерунды, а?.. Мы же не малые дети. Приди с повинной. Есть смягчающие, плюс явка. Получишь меньше десятки.
– Не я убил его.
– Эх, Владя… Полтавские менты установили личность Малахова и позвонили нам. Я переслал им твое фото. Они опознали. Твою подругу пока не вычислили, но, по всему, это ферзь или ладья. Перебрать твоих однокурсников, пересмотреть фотографии – дело пары часов. Получим ее имя, заявим вас в розыск.
– Я был на месте преступления сегодня. А убийство случилось вчера. Я не виноват.
Капитан невесело хохотнул:
– Однако знаешь, когда совершено убийство.
– Черт возьми! Как будто я слепой, состояния тела не вижу! Говорите, мы не дети? Так и не будьте ребенком! Сначала Дим хотел порешить Юрия, потом я – так, что ли? У нас, типа, эпидемия в отделе? Вирус смертоубийства?! Оставьте меня в покое, капитан! Ищите того, кто это сделал.
– Значит, так, – отчеканил Прокопов. – Даю тебе сутки на одуматься. Если да, засчитаю явку и отпущу твою девицу без обвинений. Если нет, получишь на всю катушку, а она – по соучастию.
Мари схватила трубку и отвернулась так, чтобы я не мог нажать сброс. Холодно произнесла в микрофон:
– Меня зовут Марина Вилинская, я – советник МИДа, пситехник ранга ферзь. Последние трое суток Владимир Шульгин провел со мной и не совершал никаких преступных действий. Могу отчитаться за каждый час. Пситех-воздействие на слесаря и полицейский наряд – мое дело. Всего доброго, капитан.
Она повесила трубку как раз в момент, когда я остановил машину и выдернул у нее смартфон.
– Наверное, нужно вынуть батарею, – предложила Мари.
– Какого черта?!
– Я приняла решение, – ответила она. – Я с тобой до конца. Мое право. Тебе виднее, как вести расследование, кого подозревать и что делать. Но на чьей мне быть стороне – решаю сама. Ага?
Мы скрестили взгляды – чуть искры не брызнули.
– Ты решаешь, значит? Потому что ферзь, или как?!
– Только посмей заикнуться про воздействие! Я решила, как простая пешка. Любая пешка имеет цвет. Любая пешка может выбрать, за черных она или за белых.
Я кивнул.
– Ладно, будешь за белых. Предпочитаю думать, что мы с тобой – белые. А раз так, надень перчатки.
Она удивилась, но выполнила. Я протянул ей пакет, в который сложил улики.
– Что думаешь об этих двух вещах?
Мари зажгла свет в кабине, чтобы рассмотреть внимательней.
– Пачка сигарет «синий винстон слимс». Зубочистки… Осталось чуть больше половины – двенадцать штук, если точно.
Достала несколько, рассмотрела, понюхала.
– Вроде, обычные сигареты… Хотя не поручусь, ведь я не курю. Но выглядят так, будто сделаны на фабрике. Все аккуратные, одинаковые. Пачка новая, выпущена в этом году. Не вижу в них ничего особенного.
– Я тоже. Однако что-то в них есть, иначе Чертков бы их не прятал.
– Мне больше нравится ошейник, – Мари вынула вторую вещь. – Стильная штука – черная кожа, серебристый карабин. По размеру – примерно на спаниеля. Кажется, не новый: на коже много трещинок. С наружней стороны прицеплен какой-то девайс… а со внутренней – не то заклепки, не то шляпки винтиков… Слушай! Кажется, это электрический ошейник. Знаешь, бывают такие? Если собака не слушается, жмешь кнопку – и ее бьет током.