– На этом все. Вы передаетесь в распоряжение начальника тюрьмы штата Орегон.
– Заседание закрыто.
Казалось бы, все закончилось. Грандиозное шоу в зале суда, которого так жаждали общественность и пресса, завершилось, не начавшись. Джером Генри Брудос получил три пожизненных приговора. Конечно, пожизненными они были не в буквальном смысле: при хорошем поведении приговоренный к пожизненному заключению в Орегоне может выйти на свободу через двадцать лет. Однако у Брудоса таких приговоров было три, причем последовательных. Даже с идеальным поведением он не мог рассчитывать на освобождение раньше, чем через тридцать шесть лет. Значит, когда он выйдет из тюрьмы – если вообще выйдет, – ему будет шестьдесят шесть.
У Брудоса теперь был новый адрес: 2605, улица Стейт, тюрьма штата Орегон. Он стал номером 33284.
Джерри много размышлял о своем положении, и чем больше размышлял, тем несправедливей оно ему казалось.
Черт, да ведь с ним всегда было так! Другие люди просто пользовались им. Несправедливо.
Чертовски несправедливо.
Глава 21
Дарси Брудос так и жила у двоюродной сестры; финансово она зависела от родственников и очень этим тяготилась. Ее муж попал в тюрьму – похоже, навсегда, – так что с ним все было кончено. Ее дети оставались у бабушки с дедом, у нее почти не было собственности, потому что все изъяли полицейские.
Первого июля Дарси Брудос сделала нечто, чего клялась не делать никогда: подала заявление на выплату пособия. Ей сразу одобрили пособие на детей, и Дарси с дочерью и сыном снова зажили семьей. Она старалась смотреть в будущее с оптимизмом, но это было затруднительно. Ее жизнь – с тех пор, как она познакомилась с Джерри, – неуклонно катилась под откос. Когда она решала, что хуже быть уже не может, хуже все-таки становилось. В каком-то смысле она испытывала облегчение от того, что Джерри оказался в тюрьме. Теперь она верила, что он совершил то, в чем его обвиняли, но по-прежнему не могла с этим смириться.
Ей было слишком страшно.
Внезапно признав себя виновным, Джерри лишил прессу лакомого куска, и теперь газеты мстили ему, публикуя все, что им только удавалось вызнать. Казалось, что все и каждый знают, кто он и что натворил. Дарси понимала, что надо поскорей с ним разводиться и желательно сменить фамилию, – а то и переехать куда-нибудь подальше, где не слыхали про Джерри Брудоса.
Только не прямо сейчас. Дети слишком расстроены, и она не уверена, что сможет справляться с ними одна, вдалеке от родных.
Она оказалась в типичном положении женщины, всегда подчинявшейся мужчинам. Конечно, она возмущалась, что ее контролируют – сначала отец, потом муж, – но никогда не пыталась оказывать им сопротивление. Теперь, оставшись сама по себе, она жила одним днем. Когда она наберется сил, то найдет себе работу, потом оформит развод, потом сменит фамилию…
Как и Дарси Брудос, общественность штата пребывала в шоке и неверии. Подробности преступлений Брудоса, которые рассерженные газетчики публиковали взамен репортажей о судебном процессе, провоцировали распространение слухов насчет Дарси. Казалось невероятным, что женщина может быть настолько слепой и покорной, чтобы не знать об убийствах, которые ее муж совершал прямо у них дома. У сплетников появился повод почесать языки.
В целом публика сходилась на том, что Джерри и Дарси Брудос увлекались извращенным сексом – таким, который требовал присутствия других женщин. В конце концов, у Брудоса дома нашли слепки грудей и женское белье! Какая женщина не обратила бы на них внимания? Какая женщина не стала бы задавать вопросов?
Слухи и догадки постепенно обрастали подробностями, и в конце концов дошли до департамента полиции Салема и службы опеки штата Орегон.
Общественность не имела возможности выплеснуть на Джерри Брудоса свой гнев: он признал себя виновным, и суд не состоялся, поэтому в каком-то смысле публика чувствовала себя обокраденной. Люди считали, что им не рассказывают всей правды; что правоохранительные органы многое скрыли.
Джим Стовал никогда не считал, что Дарси Брудос могла быть в курсе преступлений мужа. Он много дней допрашивал этого человека, и тот всегда говорил о жене с нежностью, стараясь оберегать ее. Сам он был жестоким чудовищем, но свою Дарси – пусть и с невротической озабоченностью – очень любил. Стовал сомневался, что она могла играть какую-либо роль в реализации фантазий мужа. Он считал Дарси наивной, запуганной… и невиновной.
Конечно, он видел обнаженные снимки Дарси, которые Джерри хранил у себя, – и заметил, что на ней те же черные лаковые лодочки, что были на Карен Спринкер на ее предсмертных фото. Но, по его мнению, это не означало, что Дарси знала.
Другие были с ним не согласны.
Миссис Эдна Бичем считала, что у нее есть для полиции важная информация. Чем больше она думала об этом, тем больше ей хотелось кому-нибудь рассказать.
Сестра Эдны Бичем жила в доме, прилегавшем к гаражу Брудоса, и миссис Бичем часто навещала ее. Несколько раз они пили кофе с Дарси Брудос – и та Эдне понравилась. На тот момент.
Однако Эдна Бичем была уверена, что кое-что видела 27 марта. Постепенно картинка полностью сформировалась в ее мозгу. Она обсудила все с сестрой, та поговорила с другими своими знакомыми, и все они стали настаивать, чтобы она пошла в полицию.
Эдна пошла.
– Я видела кое-что, – начала она. – Видела кое-что после обеда двадцать седьмого марта… примерно в половине второго.
Жизнь Дарси Брудос грозила стать еще хуже.
Семнадцатого июля Джим Стовал и детектив Би Джей Миллер, а также детектив полиции Салема Мэрилин Дисофи приехали в Корваллис. Они явились в дом к родителям Дарси Брудос, которые временно присматривали за семилетней Меган и двухлетним Джейсоном. Детей предстояло – по крайней мере временно – передать под покровительство службы опеки штата.
Джим Стовал отнес Джейсона до машины, а Мэрилин Десофи повела за руку Меган. Для обоих это было тяжелое, но необходимое дело. Дарси Брудос стала объектом нового расследования.
Меган Брудос оказалась сообразительной бойкой девочкой, и Десофи была шокирована, когда та с ходу заявила ей:
– Мой папа убил троих… то есть нет, пятерых женщин.
Десофи, Миллер и Стовал ничего не сказали, и Меган продолжила болтать.
– Я не очень люблю полицейских – они пришли и забрали моего папу и посадили его в то ужасное место. А вы полицейские?
Десофи кивнула.
– А этот дядя был среди тех, кто арестовал моего папу? – спросила она, указывая на Джима Стовала.
Стовал медленно кивнул.
Судя по всему, мать и бабушка с дедом не стеснялись обсуждать детали дела при Меган.
– У моего папы голова больная, – сообщила девочка доверительным тоном. – Он заболел, когда был еще маленький, потом болел всю жизнь, а теперь так сильно болеет, что уже не поправится. Мама говорит, что нам надо сменить фамилию.
Меган запросто беседовала с Десофи всю дорогу до дома приемной семьи, Джефферсонов.
– Знаете, мой брат еще слишком маленький, чтобы рассказывать ему, что папа сделал!
Девочка сказала, что знает много секретов, которые обязательно расскажет в другой раз.
Но не рассказала. При следующей встрече, когда детективы попытались разговорить ее, она отрезала:
– Я все секреты забыла.
Могла ли Меган действительно что-то знать, так и осталось тайной – скорее всего, она просто подслушала обрывки разговоров взрослых. Она не узнала ни одну из жертв по фотографиям и расхохоталась во все горло, когда Десофи спросила ее, не надевал ли ее папа шутки ради женские туфли.
– Папа в женских туфлях? – заливалась девочка, словно сама мысль об этом была смехотворной.
В конце концов Джим Стовал пришел к выводу, что никакой ценной информации у Меган нет. Кроме того, ему не хотелось подвергать малышку детальному допросу касательно преступлений ее отца. Ее и без того ожидала нелегкая жизнь.
Дарси Брудос была потрясена до глубины души, когда узнала, что ее детей передали в приемную семью. Она пригласила адвокатов из Салема Чарльза Берта и Ричарда Сейдемана представлять ее интересы. Дарси не понимала, почему у нее отобрали детей.
Рано утром седьмого августа причина стала ясна. Ричард Сейдеман позвонил Дарси и сказал, что она обвиняется в убийстве первой степени – точнее, в соучастии в убийстве Карен Спринкер.
– Предъявление обвинения состоится через полчаса.
Ждать пришлось не полчаса, а целых четыре, и из зала суда Дарси вышла под шум толпы и вспышки фотокамер. Репортеры в своих заметках описывали ее как «холодную», «спокойную» и «уверенную». На самом деле она была просто оглушена и ни на что не реагировала. Несколько недель в тюрьме она провела, словно под наркозом. Это было самое страшное… то самое, что ждало ее в конце… и чего она не представляла себе даже в худших кошмарах.
Дальнейший ход событий был предсказуем. Чтобы доказать вину Дарси Брудос в пособничестве мужу при убийстве Карен Спринкер, следовало заново поднять дело самого Брудоса. Предъявить суду все улики, все жуткие доказательства его вины. Какое бы решение ни приняли присяжные, оно станет важным прецедентом для правосудия.
Процесс начался в сентябре 1969 года.
Судья Слопер, председательствовавший на слушаниях по Джерри Брудосу, взял самоотвод, и процесс вел судья Хей. Стороны представляли лучшие специалисты по уголовному праву в округе Марион. Со стороны штата Орегон, Гэри Д. Гортмейкер – высокий, уверенный в себе, с преждевременной сединой в идеально подстриженной шевелюре – практически никогда не проигрывавший в суде. Со стороны защиты Чарли Берт – приземистый, слегка прихрамывавший в результате перенесенного в детстве полиомиелита, цепкий. Природную доброту Берт успешно скрывал под маской ворчливости. Обоим было слегка за сорок.
Зал суда вмещал сто двадцать пять зрителей, а по утрам перед зданием их скапливались сотни. Все стремились отвоевать себе место. Перед входом посетителей тщательно обыскивали: в адрес Дарси Брудос неоднократно поступали угрозы.