– Не мешай, по-хорошему прошу, не мешай, – злобно процедил Нуржан. – Он крыса.
– Что случилось? За что? – гремел Даулет.
– Он чекушку нашу выпил, крыса! – выпалил Димон, продолжая пинать Степаныча.
– Чекушку на опохмел, сука! – прошипел Нуржан.
– Это я ее выпил, – выпалил первое, что пришло в голову, Даулет.
Они остановились на мгновение и уставились на него.
– Врешь! – сказал Нуржан. – Вон бутылка, – и он указал на валявшуюся возле Степаныча чекушку.
– Так он не знал, что это на опохмел. Его там не было, когда ты ее прятал, – настаивал Даулет.
Димон с Нуржаном отступили и, обменявшись взглядами, вышли. Даулет помог Степанычу встать, отвел к кровати и уложил. Старик не издал ни звука, брел согнувшись и потупившись. Даулет принес таз с водой, смыл кровь с рук и лица. Потом положил себе в мешок еды, оделся и вышел на улицу. У загона с лошадьми курили Димон с Нуржаном. Не проронив ни слова, Даулет выгнал отару и повел ее в сторону сопок.
XXIII
На следующее утро Даулет проснулся от пронзительного хрипа. Подбежав к Степанычу, успел увидеть, как тот вытянулся, раскрыл рот и затих. Впервые его лицо показалось Даулету умиротворенным – старику больше не нужно было прятать от людей глаза. Он прикрыл Степанычу рот, а потом и глаза.
– Вот и отмучился, – произнес он так, что проснулись и остальные.
– Что? – спросил спросонья Димон.
– Степаныч умер, – сказал Даулет и, накинув куртку, зашагал к двери.
В загоне для лошадей он дал волю слезам. Вспомнил, как умер дед. Тоже рано утром. Даулет словно почувствовал тогда: проснулся на рассвете, подошел к деду и взял за руку. Тот посмотрел на него с теплотой, благословил. А в следующее мгновенье шумно, с хрипом вздохнул и замер с открытым ртом. Даулет плакал, прижавшись к морде пегой кобылы, а та, словно разделяя горе, терлась об его мокрые щеки.
В то утро Даулета потянуло к мазару, на который он наткнулся неделю назад. Как назло, повалил снег, и степь накрыл густой туман. Отара продвигалась очень медленно, животные часто проваливались в сугробы и громко блеяли. К полудню Даулет выдохся. Отара топталась на месте. Он взял палку, отправился исследовать местность и скоро нашел тропу, ведущую на запад, в сторону фермы.
– Нет, на ферму возвращаться рано! – крикнул он, обращаясь к козлу-вожаку.
Тот отвернулся от Даулета и демонстративно улегся прямо в снег.
– Делайте что хотите! – махнул рукой Даулет и побрел своей дорогой, не оборачиваясь назад.
Степаныч умер. Аскар, лучший друг, предал, продал в рабство. Даулет оглянулся: бараны лежали на том же месте, их уже слегка припорошило снегом. Он обреченно двинулся обратно. Пока шел, в голове сама по себе сложилась двадцать первая партия.
– Все так просто?! – крикнул Даулет, приближаясь к отаре.
Несколько животных повернули на секунду головы в его сторону и тут же равнодушно отвернулись.
Степь не жестока и не добра, у нее свои законы, и бараны знают это лучше него. Точно так же Аскар живет по своим правилам, и Даулет тут ни при чем – на его месте мог оказаться кто угодно. У всех свои принципы, даже у Димона есть собственный кодекс чести. Даулет громко рассмеялся над банальностью решения. Козел, обернувшись, бросил на него высокомерный взгляд.
– Да, ты прав! Revenons à nos moutons![7] – воскликнул Даулет и ткнул вожака палкой, направляя к тропинке на запад.
Козел неторопливо встал и пошел в сторону фермы. Отара послушно двинулась вслед за ним.
Прав Аскар, нечего с ним церемониться, ничего другого он и не заслуживает – жалкий, опустившийся мудак!
– Хотя ты все равно сволочь! – Даулет снова больно ткнул вожака в бок палкой.
Козел остановился и резко повернулся к Даулету, словно примериваясь, чтобы боднуть.
– Но я тебя прощаю! – театрально выкрикнул Даулет и поспешил в хвост отары.
За несколько километров до фермы козел громко заблеял и остановился, а за ним и все овцы. Добравшись до вожака, Даулет обнаружил его лежащим с окровавленной передней ногой. Видимо, попал под снегом в каменную расщелину, кожу разорвало до кости. Даулет подтолкнул его, козел встал на три ноги и, прихрамывая, медленно продолжил движение; следом зашевелилась и вся отара.
Козел двигался все медленнее и все больше прихрамывал, пока вовсе не свалился на бок уже недалеко от фермы. Даулет снял пуховик, расстелил на снегу и за ноги подтянул на него козла. Связал рукава вокруг грудины животного и, взявшись за капюшон, потащил его на куртке к загону. Только начал открывать дверь, как сзади на него кто-то налетел и повалил лицом в снег. Потом больно скрутил ему руки и защелкнул на них наручники. Даулет приподнял голову и увидел над собой полицейского.
– Алтаев Даулет?
– Да, это я. За что?
– За убийство. В машину его! – приказал кому-то полицейский.
– Встать! – скомандовали сзади, потянув его за руки.
Даулет с трудом встал на колени и обернулся. Другой полицейский, стоявший сзади, потянул его за локоть и помог подняться.
– Моя куртка! – крикнул Даулет.
За время пребывания на ферме он научился ценить свои вещи. Канадский пуховик не раз спасал его в степи от холода и сырости.
– Что с козлом? Твою мать! – выругался внезапно появившийся у загона Казбек.
– В расщелину нога попала под снегом, поранился, – ответил Даулет. – Куртку мою дайте.
Казбек осмотрел рану козла, снова выругался, развязал рукава и вытянул из-под животного пуховик. Молодой полицейский забрал у него куртку и повел Даулета к полицейской машине. Там уже сидели Димон с Нуржаном, тоже в наручниках.
– Чё за фигня? – спросил у них Даулет.
– Не верят, что Степаныч сам умер, говорят, мы убили, – отозвался Димон.
– Ясно, – хмыкнул Даулет.
XXIV
Казбек приехал на ферму после обеда. Нуржан с Димоном, услышав шум мотора, выбежали на улицу.
– Где остальные, вашу мать? – заорал Казбек, едва выйдя из машины.
– Даулет отару на выпас погнал, – сказал Димон.
– Зачем в такой снегопад?!
Казбек направился к загону. Открыл дверь, заглянул и, хлопнув дверью, вернулся к бараку.
– Навоз почему не вынесли? Где старик?
– Он умер, – ответил Нуржан.
– Как умер? Только этого мне не хватало!
Казбек вбежал в дом, бросился к кровати Степаныча, сдернул одеяло и, увидев синяки на теле, выругался.
– Это кто его так избил? – рявкнул он.
Нуржан с Димоном молчали.
– Бичи проклятые! Мне теперь за вас отвечать! Знали бы, во сколько вы мне обходитесь! – бушевал Казбек. – И так на меня в полицию накапали, будто я рабов тут держу…
– Кто накапал? – удивился Нуржан.
– Это я у вас хотел спросить! Что вы на соседней ферме делали? К Тлеку менты ездили баранов покупать, он и рассказал им, что трое доходяг с моей фермы к нему за самогонкой приезжали. А теперь еще старик сдох!
Димон с Нуржаном стояли, потупившись. Снаружи донесся шум мотора. Казбек выглянул в окно:
– Менты, твою мать!
Он поспешил к выходу. Нуржан с Димоном как по команде опустились на лавку.
Вскоре в барак вошли двое в форме, а вслед за ними Казбек.
– Где труп? – спросил полицейский с капитанскими погонами.
– Вон там, – указал Казбек на кровать Степаныча.
– Тукенов, иди осмотри, – кивнул капитан лейтенанту, молодому коренастому парню.
Тот скинул бушлат, поискал глазами, где его повесить, и, не найдя крючка, бросил на ближнюю кровать. Потом подошел к Степанычу.
Капитан расстегнул куртку, сел за стол и достал папку. Вытащив из нее два листа бумаги, он положил их перед Нуржаном и Димоном.
– Пишите, – сказал он.
– Что писать? – дерзко спросил Димон.
Капитан смотрел на него не мигая:
– Как старика убивали.
– Мы его не убивали, – уверенно заявил Димон.
– А кто его тогда убил?
– Он сам умер, сегодня утром.
– Ну что там? – спросил капитан лейтенанта.
– Синяки и ссадины свежие, – отозвался тот, – избивали его не по-детски.
– А говорите, сам умер, – капитан пристально посмотрел по очереди на подозреваемых. – Советую вам признаться, иначе хуже будет.
– Не, ну мы подрались вчера, но он живой был. Утром его Даулет нашел уже мертвым, – начал отпираться Димон.
– Кто такой Даулет? – спросил капитан.
– Мой чабан, – подал голос Казбек, – он сейчас баранов пасет.
– Может, это он старика убил? – капитан посмотрел на Нуржана с Димоном.
– Нет! – выпалил Димон.
– Не знаю, – отозвался Нуржан.
– А вы видели, как чабан труп обнаружил? – присоединился к допросу лейтенант.
– Мы же спали, это рано утром случилось, – развел руками Нуржан.
– Так он и придушить его мог: на шее у старика гематомы, – предположил лейтенант.
– Может, убил старика и в бега ударился? Кто в такую погоду баранов пасет? – повернулся к Казбеку капитан.
Казбек выпучил глаза:
– Вот и я подумал, зачем по таким сугробам отару гонять?
– Пустился в бега с баранами? – усомнился Тукенов.
– Да он странный, этот чабан, на маньяка смахивает, – пожал плечами Казбек.
– Маньяк-чабан, охотящийся на бомжей? – усмехнулся Тукенов, но тут же замолк под грозным взглядом капитана.
Димон не совсем понимал, что такое кодекс чести, но точно знал: сдавать корешей – западло. Поэтому, когда следователь Мухтаров предложил ему оговорить Даулета в обмен на свободу, отказался. Твердо и бесповоротно. Пусть бьют, пытают, он не сдаст Даулета. Хотя он засомневался, когда Нуржан сказал, что в противном случае убийство Степаныча повесят на него.
– Ты тупой? – завелся Нуржан. – Степаныча избивали мы с тобой, Даулет его пальцем не трогал. Они могут на нас убийство повесить, а Даулета освободить. Ну меня, допустим, Казбек отмажет, я для него дармовая рабсила. А за тебя кто заступится? Твоя больная, нищая мать? Кто ее слушать будет?