— Со мной все в порядке. — Тем не менее она потерла левое плечо. — Кошачьи царапины слегка беспокоят.
Ной вздохнул, не поверив ей.
— Послушайте, извините меня, я в самом деле хватил через край. Но я не люблю репортеров.
— Вот сюрприз! Кто бы подумал!
Ной снова вздохнул. С тех пор как погиб Сэм, он не прекращал борьбы с Маккитриками. К несчастью, Стар, оказавшаяся другом Маккитриков и крестной матерью Бекки, поневоле попала в центр баталии.
— Вас не было в стране, когда разбились Амалия и Сэм; вы вряд ли сможете понять меня.
Стар устало кивнула.
— Я не знала о том, что произошло. Мне даже не удалось поговорить с Рейфом. Он звонил сегодня утром, но я уходила гулять.
— Об этом несчастном случае очень много и не очень объективно писали. Маккитрики владеют газетными трестами и состоят в дружбе со всеми, кто хоть что-то собой представляет в Орегоне, включая губернатора.
— А они какое имеют к этому отношение?
— Самое прямое. — Ной сильно потер затылок. — Сэм им никогда не нравился. Они считали, что с его стороны было дерзостью жениться на их дочери. Может быть, Амалия рассказывала вам о той неприязни, которую они к нему испытывали?
— Они не испытывали к нему неприязни, — возразила Стар.
— В самом деле?
— Ну хорошо. Допустим, они предпочли бы видеть Амалию замужем за кем-то другим, — произнесла Стар, морща носик. — Но в основе своей Маккитрики неплохие люди.
Ной решил, что основа эта запрятана на самом дне Марианской впадины. Он набрал в легкие побольше воздуха, сознавая, что глупо верить Стар. Но ведь его брат и свояченица доверяли ей...
— Маккитрики обвинили в случившемся Сэма. Суть их претензий сводилась к следующему: если бы он не женился на их дочери, она не оказалась бы вместе с ним в том самолете, — произнес он едко.
— Мне жаль. Это, конечно, несправедливо, — прошептала Стар.
Ной отвернулся и стал смотреть на город. Внизу под холмом река Колумбия несла свои воды в океан, который сверкающей серебряной лентой тянулся через весь горизонт на западе. Тянулся через века. Ною необходимо было сознавать, что есть в этом мире нечто вечное, чего нельзя выхватить из бытия, уничтожить одним телефонным звонком, как Сэма. Ной почувствовал во взгляде Стар сострадание — но он уже с трудом переносил жалость. О его брате жалели все — друзья, сослуживцы, даже продавцы в универмаге. Все «понимали». Но разве могли они действительно понять? Он потерял единственного родного человека, который оставался у него на свете, кроме Бекки. Еще одной потери ему не вынести.
— От меня они тоже не в восторге, — добавил он резко. — Вероятно, они изменили бы свое отношение, будь я светилом в своей области, но это не так. Я обыкновенный практикующий терапевт, к тому же не играю в гольф и не стремлюсь разбогатеть за счет своих пациентов.
— В этом нет ничего плохого.
— Благодарю. Но вам никогда не убедить Маккитриков, что я подходящий опекун для их внучки.
Стар поморщилась. Амалия росла в окружении нянюшек и служанок и для своей Бекки хотела совсем другого детства. Старшие Маккитрики при всей своей порядочности родителями были никудышными.
— Ну хорошо. — Стар скрестила на груди руки и взглянула ему прямо в глаза. — Они никогда не любили Сэма, они не одобряют вашей кандидатуры, они владеют газетными трестами. Но почему из-за этого надо ненавидеть всех журналистов?
— Вы не представляете, как все это происходило. Газеты дружно обвинили в катастрофе Сэма, будто он допустил ошибку. — Ной сердито взмахнул рукой. — Не было никакой ошибки. Сэм был замечательным пилотом. А когда Бекки передали на мое попечение, репортеры принялись преследовать меня, выражая сомнения в моей пригодности на роль опекуна.
— О!.. — Стар произнесла одно только коротенькое междометие.
— Вы понимаете? — обернулся к ней Ной. — Я чувствовал себя так, словно со всех сторон окружен акулами.
— Я фотокорреспондент, — сказала Стар, — и к акулам никакого отношения не имею. Большую часть своего времени я провожу, фотографируя природу, а это совсем другое.
Ной замялся, припомнив мысли, которые пришли ему на ум этим утром. Стар уважала свою профессию. Она не согласилась бы копаться в помойках, подобно тем репортерам, которых на него напустили Маккитрики.
— Я... я прошу прощения.
— Ничего страшного. — Она повела плечами и засунула большие пальцы за ремень джинсов; и это движение напомнило Ною, как великолепно она выглядела в этих плотно обтягивающих бедра джинсах на той лестнице. Но довольно, его совесть и так изрядно обременена. Как было бы славно поговорить с братом о Стар, узнать его мнение и выслушать его шутки. Рассказать Сэму о тугих джинсах Стар и ее бедрах и пожаловаться на недостаток самоконтроля и излишнюю впечатлительность... Здоровяк Сэм захихикал бы и назвал его неандертальцем: женитьба превратила Сэма в степенного семьянина.
Ной мысленно одернул себя. Он уже далеко ушел от невинной влюбчивости, что была свойственна ему в двадцать лет. Или нет? Может, дело не в нем, а в Стар? Она интриговала его чрезвычайно. И вот она здесь, рядом с ним, совсем близко... Ной открыл рот:
— Вы знаете, что у вас очень узкие джинсы?
— Что? — Она уронила руки.
— Я просто имел в виду... что они отлично сидят на вас.
Пристально наблюдая за ней, Ной готов был поклясться, что ее щеки слегка порозовели. Конечно, это могло быть вызвано живительным ветром, струившимся с океана, — Стар не принадлежала к типу легко краснеющих женщин.
— Вы просто неандерталец!
И Ной внезапно воспрянул. Само собой, это не Сэм уязвил его, но словцо было тем же самым. А не сделаться ли им друзьями?
Пожалуй, нет... Друзьями и любовниками — быть может, но только друзьями — никогда. Платонические отношения с ней исключены, это ясно.
— Как вам удается в них работать? Они в самом деле узкие, — сказал он, улыбаясь уголками губ. — Мне непонятно, как вы в них вообще ходите.
Стар провела ладонями по бедрам, с удовольствием ощущая мягкую потертую ткань. Она любила только те джинсы, которые изношены и застираны до предела.
— Не думаю, что вас действительно интересует, в чем я хожу, но для работы я надеваю другие — просторные, широкие, с вместительными карманами.
— И правильно, а то в этих кармашках ничему не нашлось бы места, — сказал он с подчеркнутой многозначительностью.
Эти мужчины! Они все одинаковы, на каком бы языке ни упражнялись в остроумии. Но все же странно слышать такое от человека, облаченного в деловой костюм. Наверное, он надевает его по выходным. Но и в костюме Ной выглядел славным малым, а не чопорным занудой. Стар закусила губу, чтобы не рассмеяться. Ситуация, несомненно, содержала в себе комический элемент: Ной напоминал ей Маккитриков, известных своей чопорностью. Только ему она больше к лицу.
И снова Стар охватила паника. Ей не хотелось, чтобы Ной Брэдли сделался ей небезразличен. Не хотелось считать его умным, привлекательным и вообще думать о нем в превосходных степенях. И уж конечно, она не собиралась в него влюбляться. Так почему же она его поцеловала? Возможно, виной тому было кратковременное помешательство?
«Не распускаться!» — приказала себе Стар. Ее реакция на Ноя не укладывалась ни в какие рамки. Так, ее не на шутку расстроила его нелюбовь к репортерам. Но ведь она привыкла к подобному отношению и давно не принимала его близко к сердцу.
Ной взял ее руку и принялся неторопливо чертить пальцем круги на ее запястье. Стар тщетно старалась сохранять спокойствие. Какой властью он заставил ее одним своим прикосновением задрожать с головы до ног? И почему от этого прикосновения ее бросило в жар?
— Что вы делаете? — спросила она с отчаянием в голосе, увидев, как он скользнул взглядом по ее высокой груди.
— Сам не знаю, — пробормотал он. — Должно быть, у меня в голове кавардак. По вашей вине.
Стар подозревала, что кавардак вызван спором между его рассудком и мужским инстинктом. Рассудком он явно не желал заводить с ней роман, но на примитивном физическом уровне... вряд ли он был так в этом уверен. Стар натянуто улыбнулась. Это даже лестно, ведь она тоже не желает сближения. Разумеется, близкие отношения для мужчин вовсе не обязательно означают и духовную близость... Над этим следует еще поразмыслить. Но все-таки что именно его от нее отталкивает?
— Между прочим, — произнесла Стар задумчиво, — что вам во мне так не нравится? Кроме моей профессии и моих капризов. И — да, кроме того еще, что я дружу с Маккитриками.
— Хотите услышать полный перечень? — спросил он, поддразнивая ее.
— Отметьте лишь самое главное, — откликнулась она ласково.
— Э... нельзя сказать, что вы мне не нравитесь. Но у нас очень разные взгляды на жизнь. Разные ценности.
— Но вы хотите втянуть сюда и Бекки. Вы намерены диктовать мне условия наших с ней отношений.
Он красноречиво вздохнул, словно говоря: «Я очень стараюсь быть терпеливым».
— Я только предложил не менять ничего в ее жизни, хотя бы до тех пор, пока она немного не подрастет. Бекки еще слишком мала для трагедий, она нелегко привыкает к новым условиям. Я не хочу, чтобы ей причиняли огорчения. Она в самом деле может привязаться к вам, а потом... — Ной пожал плечами.
Стар помолчала. Она уважала его стремление защитить покой ребенка, хотя и находила его несколько чрезмерным. Ее не покидала мысль, что Ной просто ищет предлог, чтобы держать ее подальше от своей племянницы, а вернее сказать, /чтобы самому держаться подальше.
— Я никогда не сделаю ничего такого, что может причинить вред Бекки.
— Намеренно — конечно, нет.
— Послушайте, если вы снова намекаете на тот пожар, то повторяю вам — мне ничего не угрожало.
— Да, — произнес он нехотя, — я намекаю на пожар. И на прочие ваши безумные выходки.
Стар сверкнула глазами.
— Что вы хотите сказать?
Гм. Он вступил на опасный путь. Появились предупредительные сигналы. Горящие глаза. Вскинутый подбородок. Пухлые губы сжаты в узкую полосу, словно у строгой учительницы. У этого цветка острые шипы. Одно невинное замечание, и она уже готова наброситься на него.