— Ты Валья, — сказала Сирокко. Титанида изобразила в ответ какой-то странный реверанс. — Я прекрасно знала твою задомать. — Она расхаживала вокруг Вальи, потирая рукой ее гладкие, крапчатые бока. Фея также кивнула Гитаре и Хичирику, нагнулась осмотреть щетку над правым задним копытом Вальи, затем возобновила свои поглаживания. Затем снова зашла спереди, потянулась и потрепала Валью по щеке. Наконец, присев на корточки, обеими руками потерла переднюю ногу титаниды. Затем повернула голову и обратилась к Крису.
— Ты оказался в хорошей компании, — сказала Фея. — Валья — Эолийское Соло. По-моему, ее мать — единственная, кого я вознаграждала за эту конкретную смесь Мадригала и Самбы. Через двести-триста килооборотов ее потомки смогут составить свой собственный аккорд. То, что она здесь предлагает, также вполне достойно. Заметное улучшение по сравнению с тем довольно дерзким Локрилидийским Дуэтом, который она предлагала на предыдущем Карнавале. Только вот ей… если не ошибаюсь, всего пять земных лет от роду — а ведь молодые всегда хотят проделать все сами. Так, Валья?
Розовый оттенок окрасил желтые щеки титаниды, стоило только Фее встать. Затем Валья отвернулась и вспыхнула таким густым румянцем, что Сирокко рассмеялась и похлопала ее по крупу.
— А я-то ожидала, что в этот раз ты споешь Эолийское Соло, — продолжала издеваться Сирокко. Она взглянула на Криса, которому от этой беседы что-то стало не по себе. На его вкус тут было слишком много от конского шоу. Он ожидал, что Фея вот-вот раздвинет титаниде губы и примется разглядывать ее прикус.
— «Петь Эолийское Соло» — титанидский эвфемизм для обозначения чудачества, — пояснила Сирокко. — Титанидская самка вполне может склонировать самое себя, становясь для своего отпрыска всеми четырьмя родителями путем переднего и заднего самоосеменения. Но я редко позволяю им этим заниматься. — Тут Фея уперла руки в бока, затем еще раз потянулась и погладила титаниду по спине. — Ну что, дитя мое, готовы ли эти груди для столь великой ответственности?
— Готовы, мой Капитан.
— Должна сказать, у тебя достойный выбор передородителей, Валья. — Тут Фея повернулась и взяла яйцо со стеклянного пьедестала. Настала мертвая тишина, когда Фея просматривала яйцо на просвет, а затем подносила к губам. Она поцеловала его, затем раскрыла рот и аккуратно положила яйцо внутрь. Когда же она его вынула, яйцо уже меняло цвет — в считанные секунды сделалось прозрачным как стекло. Теперь двигалась только Валья — расставляла задние ноги, поднимала хвост и подавалась туловищем вперед. Розовый хвост упал ей на лицо. Она ждала. Крис мгновенно вспомнил, что это за поза — однажды он видел, как две титаниды занимались задним совокуплением — что они практиковали часто и с большой охотой во время Карнавала. Позиция была женская — и предполагалось, что Валью сейчас оседлает самец в мужской роли. Фея снова обошла вокруг Вальи, которая дрожала от нетерпения.
Крис вздрогнул и отвернулся. Рука Сирокко проникла во влагалище дальше локтя. Когда она снова вышла наружу, яйца в ней уже не было.
— Что, тошнит? — поинтересовалась Фея, вытирая руку полотенцем и затем бросая его слуге. — На любом ранчо нечто подобное всякий раз проделывают.
— Да, но титаниды… они же как люди. Это меня просто поразило. Может, мне не стоило этого говорить.
Сирокко пожала плечами.
— Да говори что хочешь. Они сами так установили. Между прочим, наши брачные обряды кажутся им сплошной скукотищей. Возможно, они и правы. — Сузив глаза, она внимательно его оглядела. — А вы с Вальей, часом, стеклянными шариками не перебрасывались?
— Не понимаю, о чем речь. — Не успев это сказать, Крис испытал неловкое чувство, так как тут же понял, что это означает.
— А-а, ладно. Она, похоже, славная подружка.
— Наверное. Честно говоря, не помню. — Он оглянулся через плечо — и увидел, как три титаниды как раз перебираются через верх кратера.
— Может, я выражусь чересчур резко. Я знаю, зачем ты здесь. Впрочем, тебе все равно следовало быть на празднике. Не будь Валья так возбуждена, она бы непременно тебя прокатила. — Тут Фея пропела одной из титанид, которая уже знакомым манером протянула Крису руку.
— Это Арфа из аккорда Кантата. Она не говорит по-английски, но охотно отвезет тебя на вечеринку и через несколько оборотов доставит назад. Трезвым, надеюсь. Встретимся вон там в палатке. Нужно кое-что обсудить.
ГЛАВА XIIIГостеприимство
В карнавальной палатке Феи было прохладно и мглисто. Верх ее был тяжелый, непромокаемый, в то время как боковины были из белого шелка, с прорезями, чтобы пропускать ветерок. Над головой взад и вперед медленно двигалась панель из ткани, обдувая вуали и шарфы на коньковом шесте. Габи, Робин, Псалтерион и Крис сидели на высоких подушках, поджидая Фею.
Титаниды любили делать апартаменты Феи во время Карнавала местом подлинной роскоши. На земле простирались слой за слоем ковры ручной выделки, где особенно бросался в глаза один, с изображением громадного колеса с шестью спицами. У двух стен были уложены подушки. У третьей выделялся Снежный Трон. Сделан он был из двадцатикилограммовых прозрачных корзин Мозговой Пудры Нагорья, лучшего кокаина во Вселенной и главного предмета экспорта Геи. Титаниды строили этот трон заново для каждого Карнавала, создавая настоящий шедевр из кристаллических контейнеров, подобных мешкам с песком на дамбе.
Два низеньких стола уставлены были лучшими кулинарными титанидскими творениями. Были там и дымящиеся кастрюли, поставленные для охлаждения в потеющие серебряные чаши с кубиками льда. Титаниды беспрестанно сновали туда-сюда, убирая остывшие кастрюли и заменяя их свежими деликатесами.
— Вот это обязательно попробуй, — предложила Габи. Она заметила, как Крис вскинул голову и улыбнулся. Гиперион всякий раз играл такую шутку с вновь прибывшими. Свет никогда не менялся, и люди не спали по сорок-пятьдесят часов, сами того не сознавая. Габи подумала, сколько же бедному мальчику удалось поспать с начала Карнавала. Она вспомнила свои первые дни на Гее, когда они с Сирокко топали в буквальном смысле до упаду. Давно это было. Старой, очень старой вдруг почувствовала себя Габи. Теперь она сомневалась, была ли она вообще когда-нибудь молодой.
И все-таки когда-то была — на берегах Миссисипи неподалеку от Нового Орлеана. Она вспомнила старый дом с пыльным чердаком, где она могла прятаться каждую ночь, чтобы не слышать маминых криков. Можно было поднять слуховое окно — и впустить свежий воздух. С открытым окном криков было почти на слышно, а Габи могла смотреть на звезды.
Позднее, когда мама умерла, а отец загремел в тюрьму, тетя и дядя взяли Габи в Калифорнию. В Скалистых горах девочка впервые увидела Млечный Путь. И астрономия стала ее манией. Она перечитала все книги, какие смогла найти, автостопом добралась до Маунт-Уилсона и выучила математику вопреки тому, что училась математике в калифорнийской средней школе.
Малышка Габи не затрудняла себя заботой о людях. Когда тетя уезжала, она забирала с собой четверых своих детей — но не Габи. Дяде она была нежеланна, так что Габи отправилась вместе с женщинами из соцслужбы, даже не обернувшись. К тому времени, как ей стукнуло четырнадцать, она выяснила, что для нее легче легкого было отправиться в постель с парнем, у которого был телескоп. Стоило ему свой телескоп продать — и она с ним больше ни разу не встретилась. Секс ее просто утомлял.
Выросла она в тихую, красивую молодую женщину. Красота Габи несла в себе некоторые неприятности — что-то вроде смога и бедности. Впрочем, были способы справляться со всеми тремя неприятностями. Так, Габи обнаружила, что, если по-особенному скорчить рожу, любой парень мигом от нее отстает. В горах не было смога, и Габи решила опять-таки стоном добираться туда, держа за плечами свой драгоценный телескоп. Калифорнийский технологический мог принять нуждающуюся студентку, но только если студентка эта была безусловно лучшей в своей специальности. То же самое — и Сорбонна, и Маунт-Паломар, и Зеленчукская, и Коперникус.
Габи терпеть не могла путешествий. И тем не менее отправилась на Луну, потому что оттуда было лучше всего наблюдать. Когда же она увидела чертежи телескопов, которые предстояло взять на Сатурн, то решила, что именно она — и никто другой — будет ими пользоваться. Но возле Сатурна оказалась Гея — и катастрофа. Шесть месяцев экипаж «Укротителя» колебался между сном и полной сенсорной депривацией в черном брюхе Океана, Генного божка-выскочки. Для Габи это составило двадцать лет. Причем из этих двадцати лет она прожила каждую секунду. У нее оказалась масса времени подумать о жизни и найти ее желанной. Хватило времени понять, что у нее нет ни единого друга, что никто не любит ее и она никого не любит. И что это крайне важно.
То было семьдесят пять лет тому назад. За все это время она не видела ни одной звезды и ни разу не чувствовала их недостачу. Кому нужны звезды, когда у тебя есть друзья?
— Что это было? — спросила Робин.
— Извини. Ничего особенного. Просто прыжки по ухабам моих мозгов. Мы, старички, часто так делаем.
Робин одарила ее сердитым взглядом, и Габи ухмыльнулась. Ей нравилась Робин. Редко встречала она человека с такой упрямой гордостью и сплошными острыми углами. Робин была еще большей чужачкой, чем любая титанида, почти не зная того, что зовется «человеческой культурой». Она почти не сознавала своего незнания и мешала слепой шовинизм с неистовой жаждой обо всем узнать. В разговорах без конца обижалась. Да, Робин обещала стать сомнительной компаньонкой — пока кто-то не завоюет ее доверия.
Габи нравился и Крис, но, в отличие от побуждения защитить Робин от самой себя, ей хотелось защитить Криса от безумного внешнего мира. Для него в этом было мало смысла, и все же он продолжал стойко бороться. Порой его мир сильно искажался то ли самой жизнью, то ли компанией злых духов, что говорили его голосом, видели его глазами, а порой и били его руками. Он больше не мог терпеть такого эмоциональног