Но на самом деле мы разрабатываем коварный план ограбления.
— Раз вы всё это затеяли, — шипит Злобинда, — то Хмуруса вам придётся взять на себя. И убедительно так взять, чтобы он не понял, что его берут…
— А вот я не понимаю! — возмущаюсь так же шёпотом. — Во-первых, в чём виновата, если заклинание сна на Галета наложили вы? Во-вторых, почему это я должна брать, если вроде полагается давать…
Злобинда морщится:
— Брать-давать, какая разница! Просто сделайте это!
— Так уж и просто! — тихо рычу. — Я могу это делать только по любви! А моё сердце уже отдано Анатолю.
— Вы сейчас о чём? И причём здесь какой-то Анатоль?
Взгляд у Злобинды такой, что запросто может вытащить душу и вытрясти её как пыльный ковёр.
А я понимаю, что завела разговор куда-то не туда и смущаюсь. Даже останавливаюсь. Она тоже — грозная, руки в бока.
— Анатоль, — говорю, наконец, — мой жених. Поэт. Ждёт меня с моим же фантомом.
— Ээээ… Может, я чего-то не понимаю, но звучит так, будто он вам изменяет с вашей же копией?
— Почти так и есть.
— Так что же вы делаете здесь? А вдруг вашему Анатолю надоест фантом, и он пойдёт искать утешения у какой-нибудь резвой пастушки?
Меня пронзает: настолько яркой предстаёт эта картина! Хоть сейчас всё бросай и беги проверяй.
Видимо, переживания у меня так красноречиво написаны на лице, что Злобинда качает головой и говорит:
— Будь у меня жених, хотя бы самый жалкий, как Галет, я бы тут не торчала. Уже давно окрутила и построила.
— Я бы тоже, если бы не моя архиважная, — закавычиваю пальцами слово, — миссия. — Подманиваю Злобинду ближе, и когда она наклоняется, шепчу: — Женить Чариуса Хмуруса.
Злобинда даже подпрыгивает, будто я на неё кипятком плеснула. Никогда бы раньше не подумала, что поделюсь тайной с такой, как она. Но мне нужны союзники, и выбирать их не из кого. Особенно, если учесть, что предыдущими кандидатурами были кот-мутант, король-крыса и белка-человек.
Злобинда, однако, не спешит меня осуждать. Наоборот, в её глазах появляется озорной блеск.
— Это ведь неплохая идея. Женившись, он точно станет менее занудным. А там, глядишь, и нам, сотрудникам, толика личной жизни перепадёт. Ведь сейчас он, как та собака на сене, и сам неустроенный и нам не позволяет. Знаете, я помогу вам, а вы, взамен, должны помочь мне.
— С удовольствием, и что я должна сделать?
— То, что вы умете лучше всего — устроить мне «долго-и-счастливо».
— Я с радостью, но для этих целей нужен принц или король. Хотя бы самый завалящий.
— Завалящий у нас есть! В библиотеке же валяется! Чем не кандидат?!
— Так вы что… решили… Вам всё-таки нравится Галет?
— Не то, чтобы очень, но я думаю, из него можно сделать человека, хотя, конечно, он та ещё крыса.
— Тогда нам не нужно красть зелье у Хмуруса. Думаю, раз вы захотели, то Поцелуй Истинной Любви может сработать и так.
— Не проверим — не узнаем.
Злобинда разворачивается и широким шагом направляется навстречу судьбе. Спешу за ней… и не замечаю, как пол под ногами расходится, и я падаю в какую-то нору…
Ударяюсь головой.
И последнее, что слышу: ехидные, но довольные смешки.
Глава 10, в которой я рассмеялась…
Прихожу в себя в клетке. Моя тюрьма трясётся в ритме «тунц-тунц».
На таких децибелах музыку обычно слушают орки. Но оркам-то откуда здесь взяться? Кстати, понять бы ещё, где это «здесь»? Пытаюсь встать — что-то тянется за руками и позвякивает. Цепи? Да вы спятили?! Фею и на цепь? Я вам не собачонка какая-нибудь!
Оглядываюсь в поисках волшебной палочки. Да что за… силы тёмные! Палочки нет!
Подползаю к краю решётки, смотрю, как под:
— Я буду вместо, вместо, вместо неё
Твоя невеста, честно, честная, ё,
Я буду вместо, вместо, вместо неё твоя… [7] —
двое существ, как говорит современная молодёжь, зажигают. Их движения дёрганные и больше похожие на пляску Мурчелло, объевшегося неведомых зверюшек. Сами же танцоры выглядят, как бродяги: одеты в какие-то несуразные грязные лохмотья. Один — в зелёные, другой — в синие. Добавить к этому ещё полукрысиные рожи — те ещё танцульки получаются.
Но особенно жжёт синий. Даже язык вывалил: прыгает на задней одной лапе, дрыгает второй, молотит воздух передними. Зелёный же, куда более тощий, с выпирающим кадыком, запрокинул морду и дёргается, как заведённый.
Чёрный салон, кожа и крокодил,
И сразу ты на педаль до конца надавил… [8]
Тут они уже начинают подпевать, и хоть уши затыкай. Слушают всякое старьё! Хотя новинки сюда, в окрестности Злобнолеса, видимо, доходят медленнее и хуже.
Понимаю, что вряд ли до них докричусь, но всё-таки пытаюсь:
— Эй, танцоры!
Они, как и следовало ожидать, не реагируют.
Зато отзываются рядом. Нежный, едва различимый за грохотом голосок просит:
— Не зовите их, не надо! Они страшные и могут нас съесть!
Осматриваюсь — Ляна. В соседней клетке.
И судя потому, что одежда у неё запылилась, а волосы сбились, она здесь уже довольно продолжительное время.
Подманиваю ближе. Она тоже звенит цепями, когда подаётся мне навстречу. Беспомощно вскидывает вверх тонкие руки: вот, мол!
— Главное, спокойствие, — говорю ей, обнимая через прутья клетки.
Но она не слушает и плачет вовсю.
— Я ведь просто шла. Никого не трогала. А тут эта крыса — шасть. Я хоть и знаю, что он не совсем крыса, но всё равно — боюсь их и не люблю. Стала отступать, а тут дыра, вот такенная. И я провались. А потом смотрю — в клетке. Да что же это такое?! Теперь они нас съедят! У них зубищи ого-го, я видела!
Глажу её по голове, успокаиваю, готовлю:
— Нам всё равно нужно как-то обратить на себя их внимание, — шепчу. — У меня пропала волшебная палочка, нужно её найти и вернуть любой ценой, потому что иначе отсюда не выбраться.
— Орех! — Ляна мгновенно успокаивается и с видом знатока поднимает пальчик вверх.
— Орех? — повторяю я, не понимая.
— Ну да, я же белка. А вы разве не знаете известную беличью поговорку?
— Нет, конечно, откуда мне знать. Мне фейских хватает.
Она вновь поднимает пальчик:
— Где белка, там и орех.
— Мудрое высказывание, — соглашаюсь я, чтобы не обидеть свою милую собеседницу. — Только вот чем оно нам поможет?
— А вот чем! — и достаёт из кармана передника крупный орех.
Несколько секунд смотрит на него с невыразимой нежностью, как на великую ценность, потом, плаксиво сморщив личико, всё-таки запускает «снаряд». Да так ловко, что он угождает прямиком в голову синего.
Сумасшедшая пляска прерывается и крысор злой, будто его внезапно разбудили, поворачивается к нам.
Подаёт зелёному сигнал, и тот вырубает музыку.
В тишине, которая теперь давит на уши не хуже недавнего тунцканья, произносит ехидным голосом:
— О, девочки проснулись.
И гаденько так ухмыляется в топорщащиеся усы.
Зелёный направляется к нам, похрустывая шеей.
— Феечка и Белочка! Знатный улов, правда, Рыр? — говорит он синему.
— Верно, Ырр. Что будем с ними делать? — отвечает тот зелёному.
— Слыхал я, — Рыр открывает пасть и демонстративно ковыряется в зубах, — очень вкусным бывает рагу из фей.
— Верно, Ырр. Очень сладкое.
Ляна дрожит и попискивает рядом:
— Я говорила, говорила сожрут!
Цыкаю на неё и, подойдя к самому краю клетки, обращаюсь к крысорам:
— То есть, вы заманили нас сюда, чтобы съесть? Какой нелепый план.
Рыр и Ырр переглядываются.
— Нам нельзя говорить правду…
— Верно, нельзя.
— Если скажем, — один толкает другого в бок, — Ырыр нас убьёт.
Интересно, сколько ещё вариаций можно составить из этих двух букв? Мурчелло бы поучиться у них имена придумывать.
— Ырыр очень страшный? — интересуюсь.
Чем больше информации, тем проще действовать.
— Да, — дружно кивают синий и зелёный.
— Он нас обижает, — говорит Рыр.
— И бьёт, верно, — добавляет Ырр.
Отлично! Запуганные и забитые починённые — худшие из возможных. И я перехожу на совсем уж заговорщицкий тон.
— Если вы поможете мне и ей, — указываю на Ляну, — я помогу вам.
Они придвигаются ближе.
— Как?
— Рассказывай!
Я выбираю самую таинственную версию голоса и шепчу:
— Кто-нибудь из вас пробовал П.И.Л.?
— Неа, — мотает головой Рыр. — Я не пил.
— И я не пил, верно, — подтверждает Ырр.
— Мальчики, боюсь П.И.Л. — не значит пил.
— Ыыыы, — тянет синий.
— Рррр! — злится зелёный.
— Ты дурачишь нас, фея!
— Верно, за идиотов держишь. Что мы не знаем, что пил значит пил!
— Нет-нет, — качаю пальцем и замечаю краем глаза, как улыбается приободрившаяся Ляна, — П.И.Л. — это Поцелуй Истинной Любви.
Ребята переглядываются вновь, скребут затылки, переступают по каменному полу босыми когтистыми лапами.
И, наконец, выдают дружно:
— Такой П.И.Л. никто из нас не пил!
— А хотите попробовать? — добавляю в голос томления, чуть приспускаю рукав с плеча.
— Ещё как хотим!
— Верно, хотим!
— Тогда освободите нас, а то как же целоваться, если ты в цепях и в клетке.
Ырр идёт за ключами. Они висят на большом кольце, вбитом в стену.
Рыр топчется рядом, подмигивает то мне, то Ляне.
А я боюсь, как бы меня не стошнило, прежде чем воплощу задуманное.
Наконец, Ырр находит ключ.
И отпирает наши клетки, а потом и кандалы.
Крысоры выводят нас из норы, где мы прибывали в заключении, в более-менее просторную комнату. Здесь пол уже дощатый и со следами их танцев в виде довольно-таки глубоких царапин.
Несмотря на то, что мы с Ляной некрупные, крысоры едва достают нам до плеча. Но смотрят при этом с вожделением, разве что слюни не капают.