ть друзьями? Правда?
Но я лишь киваю в ответ на его фразу, облизываю пересохшие губы, присаживаюсь на край стола и рассказываю. Всё, что мы придумали тогда с Мелоди и Анатолем.
Мурчелло во время рассказа лениво угукает, Мелоди восторженно ахает, Анатоль что-то записывает и слушает меня с видом студента на лекции, и только Хмурус цинично хмыкает и закрывается, сложив руки на груди.
Когда я заканчиваю свою вдохновлённую речь, Мелоди подбегает ко мне, трясёт за руки и лепечет:
— Восхитительно, чудесно! Какой план!
— Так вы говорите, её зовут Лидия, — робко вставляет Анатоль, — ну, ту девушку, рыженькую, что снится уже какую ночь?
— Хорошо, что мне в этом раскладе ничего не надо делать, — радостно отмечает Мурчелло и переворачивается на живот.
И только Хмурус кривит рот самой язвительной усмешкой, на которую только способен.
— Вы, правда, думаете, дорогая Айсель, что я не предпринял меры, ещё при первом только известие о крысорах? Не поставил проблему на вид комитету? Не забил тревогу? Вы серьёзно думаете, что только вы одна озабочены тем, что надвигается на Сказочную страну?
Говорит он вкрадчиво, медленно, в абсолютной звенящей тишине. И я чувствую, как румянец лютого стыда опаляет мои щёки.
Сейчас ехидство Хмуруса полностью оправдано. Как я могла думать о нём столь плохо? Ведь недаром же его столько лет держат на руководящей должности. И, насколько мне известно, рейтинг в этой роли у него куда выше, чем у других коллег.
Покорно опускаю голову и бормочу извинения.
Хмурус прерывает меня:
— Не извиняйтесь. Если вы так обо мне подумали, значит, я такое мнение заслужил. Но вот ваша забота о Сказочной стране весьма похвальна и заслуживает уважения.
То есть, в ответ на мою глупость, граничащую с грубостью по отношению к нему, он сейчас сделал мне комплимент?
Сердце начинает бешено колотиться, становится тяжело дышать. Волнение, стыд, благодарность — всё смешивается и накатывает одновременно.
Хмурус, должно быть, чувствует моё смятение и предобморочное состояние, поэтому осторожно берёт под локоть и провожает к дивану.
— А мне понравилась идея — написать оду и прочесть её перед правителями разных королевств, — вклинивается в наш с Хмурусом разговор Анатоль.
Хмурус бережно усаживает меня, стаскивает с Мурчелло плед, на что мяв-кун отвечает грозным шипением, и укрывает меня. И лишь потом поворачивается к сочинителю.
— Идея действительно хороша. Тем более, что комитет намерен заминать ситуацию ровно до той поры, пока она не станет критической. А значит, помощи нам ждать неоткуда и рассчитывать можно только на себя. Поэтому мы поступим так…
Хмурус, кажется, берёт на себя бразды правления, и никто не возражает. Поэтому он продолжает уверенно и со знанием дела:
— Вы, Анатоль, напишите свою оду. И постарайтесь, чтобы она была проникновенна и патетична. А потом вы, Мелоди, распространите её. Только фее стихов под силу мгновенно передать информацию в умы людей.
Мелоди картинно и очень привлекательно смущается от похвалы.
— А потом вы, Анатоль, отправитесь с нами в академию и попытаетесь разбудить Лидию. Возможно, союз поэта и дочери последнего сказочника действительно наш шанс выиграть…
— Постойте, — я вскидываю руку и слегка приоткрываю рот, потому что меня внезапно осеняет. — А с кем же мы теперь будем воевать? Вы же поймали Чёрную Злобу и сделали из неё кота Шрёдингера.
Хмурус трёт лоб и, кажется, тихо рычит. Но поскольку ни одна я смотрю на него удивлённо и жду ответа, всё-таки решает снизойти до объяснений:
— Чёрная Злоба — цветочек. Капризная принцесса мрака, возомнившая себя владычицей. Но она сама — создание подневольное, марионетка, подвластная руке кукловода.
— И кто же этот кукловод? — подталкиваю я, всем своим видом показывая: сдаюсь! скажи!
— Сама Тьма, — говорит он просто. Но в комнате будто мгновенно темнеет, и чёрные тени тянут жадные руки изо всех углов.
Я забираюсь на диван с ногами.
— Даже крысоры так испугались истинной повелительницы Чёрной Злобы, что согласились с нами сотрудничать. Вернее, выдали свою союзницу с потрохами и ещё и посоветовали, как лучше её поймать. И, поэтому, Айсель, вам надо как можно скорее разбудить кудесника. Без него нам Тьму не одолеть.
— Но разве кудесник не просто оболочка, оружие?
Хмурус горько вздыхает.
— Спросите об этом своё сердце? Стало бы оно любить того, в ком нет души?
Меня немного потряхивает от такого благородства. Ведь Хмурус сейчас между своим и моим счастьем выбрал моё. Показал мне, что он полностью принимает мой выбор и мою любовь.
Я плотнее кутаюсь в плед.
Кажется, последние события подкосили меня.
— Чем скорее вы займётесь делом, Анатоль, — мгновенно переключается Хмурус, — тем быстрее мы отправимся в академию, и вы увидите свою Лидию.
— Хорошо, — отвечает Анатоль. Поэт демонстрирует полную готовность: в руках блокнот и карандаш, за плечом — решительная и настроенная на работу Мелоди. — Сколько у меня времени?
— Сегодняшняя ночь, — тоном, не терпящим возражений, произносит Хмурус: — Мурчелло, а ты проследи, чтобы они тут дурака не валяли. Судьба страны в твоих лапах, понял?
На морде мяв-куна отражается вся боль мира.
— Я вообще-то планировал поспать.
— Не дури, коты — ночные животные.
Мурчелло дыбит шерсть на загривке.
— Сколько мявжно говорить, мур, — Я. НЕ. КОТ!
— Верно, — соглашается Хмурус. — Ты — химера, мутант, плод больного воображения пьяных маггенетиков с дурным чувством юмора.
— Рррр! Шшшш!
— Вот и не умничай.
С этими словами Хмурус подхватывает меня на руки прежде, чем я успеваю что-то возразить, и уносить в соседнюю комнату, где аккуратно, как большую ценность, опускает на кровать.
— Вам нужно отдохнуть, Айсель, и как следует выспаться.
Улыбаюсь, но, наверное, вяло и вымучено:
— Я и так долго спала. Вон какая длинная история мне успела присниться. Даже приняла её за реальность.
— На самом деле вы спали всего полчаса, и этого мало для нормального самочувствия.
— Но я вряд ли смогу заснуть…
Он присаживает рядом в кресло, берёт за руку, проводит по ней большим пальцем.
— Тогда расскажите мне свою историю. У феи она должна быть чудесной и сияющей.
Мне становится тепло. Я устраиваюсь поудобнее и начинаю рассказывать. С самого рождения… Но — проваливаюсь в сон, так и не дойдя до совершеннолетия…
Последнее, что чувствую, перед тем, как окончательно уплыть в лодке сновидений, как Хмурус нежно перебирает мои волосы. Будто ласковый ночной ветер.
Глава 34, в которой я разбудила…
Утро встречает меня птичьими трелями из открытого окна и остывшим кофе на тумбочки у кровати.
Морщусь. Ненавижу кофе, а тем паче — холодный. Обращаю его в шипучий лимонад в длинном тонкостенном стакане.
Так-то лучше. Бодрость, свежесть, готовность к свершениям.
Потягиваюсь, улыбаюсь, навожу марафет с помощью магии и выпархиваю в гостиную.
Смотрят на меня если не с ненавистью, то с завистью — точно. Лица помятые, тёмные, глаза лихорадочно блестят. Даже у Мурчелло.
На полу — настоящие и преогромные — сугробы из помятой бумаги. Чувствуется, что мозговой штурм был тяжким и победа далась нелегко. Но судя по тому, как удовлетворённо сияет Анатоль, — всё удалось.
— Айсель! — поэт кидается ко мне, берёт за руки и усаживает на диван. — Ты должна это услышать! Я превзошёл себя!
Мелоди капризно надувает губки:
— Вот ещё! Справился бы ты, можно подумать, если бы моя лира не пела тебе!
— Вот-вот, мяв! — Мурчелло упирает лапу в бок. — А кто подсказывал тебе самые интересные рифмявы?! Кто кидался в тебя великолепными мяфтафорами?! Кто дарил ослепительные эпитеты?!
У мяв-куна даже шерсть пушится и идёт разноцветными искрами — так он горд собой.
— Ну-ну, — хмыкает Хмурус, потягивая кофе, — а если бы не мои критические замечания — вы бы так и продолжали мешать розовые сопли с возвышенным пафосом.
Анатоль улыбается.
— Друзья! Мы все молодцы! И это наш великолепный коллективный труд.
— Начинайте уже, — говорю я, поудобнее устраиваясь на диване и предчувствуя, что чтения будут долгими.
Анатоль выходит в центр комнаты, поднимает руку вверх, прикрывает глаза и произносит немного нараспев:
— За окошком смеркалось. Кот лежал у камина,
А прекрасная фея мне шептала стихи…
И звенела её сладкогласая лира,
Что дела у страны нашей слишком плохи… [13]
Вы когда-нибудь слышали скрежет металла по стеклу? Наверняка. Вот примерно что-то такое испытываю сейчас я. Даже уши зажимаю.
— Стоп! — кричу. — Стоп! Да вы издеваетесь? Это ода, которая должна поднимать на битву целые королевства?
Анатоль растерянно мнётся, а Мелоди задирает нос:
— Там дальше очень много хорошего! Ты же не дала нам и шанса раскрыться.
— Вот-вот, — влезает Мурчелло. — Не суди произведение по первым строчкам, мяв!
— Всё не так страшно, как вам видится, Айсель, — заключает Хмурус, отхлёбывая из чашки. Только сейчас замечаю, что на столике у его кресла чашек — уже целый арсенал.
— Я не верю! — мотаю головой. — Этого не может быть. Вы вчетвером за целую ночь не сочинили ничего стоящего? Да такого просто не может быть!
— Бинго! — Анатоль даже подпрыгивает, озарённый идеей. — Этого-то нам и не хватало. Веры в нас! Когда в тебя верит фея — всё получится.
— Обязательно получится, — заверяю я, чуть расстроенная тем, что так накинулась и накричала. Они не спали всю ночь, вымотаны и истощены. Но останавливаться нельзя. Нам нужна эта ода!
— Я верю в вас, ребята, — говорю и обвожу их любящим взглядом. Сейчас любовь и вера в моей душе так сильны, что, кажется, могут срываться с пальцев, как капли росы с цветка, и падать, орошая их творческий потенциал и порождая бурные всходы таланта.