Христиан с женой переглядываются, берутся за руки и со слезами, но уверенно и чётко произносят, будто впечатывают слова в память пространства:
— Мы верим в тебя, доченька.
Антоль нежно прижимает возлюбленную к себе, наклоняется и целует в пухлые приоткрытые губки.
— Ты прогнала меня, но я не смог уйти, любимая. Потому что мне больно, если не вижу тебя хоть минуту. — Он осторожно сжимает её маленькую ладошку и шепчет: — Я верю в тебя.
Напитанная верой, моя палочка начинает сиять, будто первая звезда на чистом ночном небе. Окутанные этим светом девочки обступают Лидию, обнимают, хлопают по плечам и на разные голоса заявляют:
— Мы верим в тебя.
Остаюсь только я. Ну, хорошо. Я должна это сделать.
Такое маленькое и такое большое чудо — вернуть в мир сказку, вернуть Сказочной стране мир, вернуть сам мир.
Поэтому уверено шагаю к рыжеволосой девушке и говорю:
— Я верю в тебя.
И теперь тьма пугливо пятится, круг света становится всё больше, а улыбки — всё теплее и ярче.
Наша вера, мерцая и переливаясь, радужным шарфом окутывает Лидию. Она, будто драгоценный камень, сияет мудростью и тихим счастьем созидания.
Наша сказочница родилась.
А значит, мы увидим, как рождается сказка.
Лидия окидывает нас благодарным растроганным взглядом. Слёзы выступают у неё на глазах и, сверкая звёздами, падают на землю.
Раздаётся тихий, хрустальный звон. И словно незримая волна проходит через наш, укрытый куполом, шатёр. На какой-то миг всё замирает, стекленеет. А потом раздаётся музыка, сначала тихая, но с каждой секундой — всё громче и громче. Нежный стройный хор голосов.
— Сказки! — восклицает Лидия. — Я слышу их.
Мы все их слышим.
Происходит настоящее чудо. В центре шатра пробивается светящаяся семядоля. Она начинает стремительно расти, стебель крепнет, набирается соком. А вверху добавляются всё новые и новые листочки. Они чётко падают на две стороны. Подрастают ещё немного, и вот мы видим перед собой книгу. Уменьшенную копию Книги-Всех-Историй, что сгинула вместе со старым миром. Мох у неё на обложке ещё нежен и пушист, и такого оттенка, будто Мурчелло скрестили с облаком. Глаза цвета самой чистой лазури. Книга мило стрекочет и не может усидеть на месте. Так и норовит оторваться от стебля.
— Возьми её, — говорит Христиан дочери. — Это твоя собственная книга сказок. Позаботься о ней. Не позволяй больше никогда сказке уйти из этого мира.
Лидия шагает к книге и берёт её в руки, отрывая от стебля. Тот сразу же разлетается золотистыми искрами. А книга в руках юной сказочницы замирает и, кажется, улыбается, как пригревшийся котёнок. Юную сказочницу окутывает чистым совершенным светом материнства. Её улыбка излучает добро и мудрость, как улыбка Мадонны.
— Начинай, — ласково подсказывает Христиан. — Ну же, торопись.
— Хорошо, — отвечает Лидия, — сейчас попробую… Так, с чего бы начать… Что ты там говорил, папа? Башня? Нам нужно в Главную Башню?
— Верно, девочка моя, ты поняла. А теперь прощай и помни: мы с мамой любим тебя. И всегда будем любить.
Христиан и Лизетт, нежно серебрясь и счастливо улыбаясь, исчезают.
Вокруг становится темнее, и даже моя волшебная палочка уже почти не справляется с вновь сгустившейся тьмой.
И тогда Лидия произносит:
— Все жители Сказочной страны собрались в Академии Тёмного колдовства и укрылись в Главной Башне. Здесь разместились и лазарет, и походные лаборатории, и кухня…
Книга открывается, шуршит страницами. И мир вокруг стремительно меняется…
— … эй, не стой столбом! — кричит на меня Моргана, в руках у неё стопка полотенец. Волосы забраны в строгий пучок, поверх чёрного блестящего струящегося платья — грубый белый передник.
Никогда бы не подумала, что смогу увидеть такую Моргану.
— Лучше помоги. Вот, — она сгружает полотенца мне, — отнеси на кухню. Там твои девчонки посуду моют.
Только теперь я будто прихожу в себя от затяжного сна, и вижу, как туда-сюда снуют люди. Мимо, почти бегом, проносят раненых. Всё куда-то спешат, кричат.
Но над всем этим шумом и суетой — шорох страниц и голос Лидии:
— Мракисы наступали вновь и вновь. И, казалось, им не было конца. Ряды защитников Сказочной страны стремительно редели…
На мгновение мне кажется, что я там, в самом эпицентре битвы. Оглохшая от воя чудовищ и предсмертных криков воинов. Взгляд быстро скользит по окровавленным, грязным фигурам сражающихся. Ищёт того, кто дороже всех. Ради кого сердце пускается вскачь. Но его нигде нет…
— Ну что же, — трясёт меня Моргана, разворачивает и легко подталкивает в сторону кухни.
Здесь безраздельно царит алая Иолара.
Сейчас, уперев руки в крутые бока, она распекает какого-то нерасторопного нирха. Он смотрит жалобно, губы дрожат, но молчит.
— Живо выполнять! — заканчивает тираду Иолара. И нирх, кивая как болванчик, юркает в сторону.
На огромных плитах жарится, варится, парится еда. Самая различная и невероятно вкусно пахнущая.
На одном из столов сидит Мурчелло, окружённый настоящим полчищем тарелок. Увидев меня, приветственно машет лапой:
— Вот, дегустирую, мур.
Иолара сводит брови к переносице и говорит:
— Скажи, что просто жрёшь всё подряд, проглот этакий.
В ответ доносится только довольное «мур».
Иолара направляет меня к девушкам, которые моют посуду в большущем чане.
— А вот и полотенца прибыли, — радостно восклицает Люси, кидаясь ко мне. — Поможете нам посуду перетереть?
Я киваю на автомате.
Рядом со мной оказывается несколько незнакомых мне студенток, они разбирают полотенца, и мы принимаемся вытирать посуду.
Голос Лидии же, похоже, слышу только я.
— Белки без страха шли в наступление. Маленькие зверьки обстреливали врагов из шишкомётов, бомбардировали орехами, забрасывали грибным порошком. Он попадал в глаза мракисам, и те теряли ориентацию в пространстве, рычали и набрасывались друг на друга. Вела белок в бой юная девушка с беличьими ушами и хвостом…
И снова я — в театре боевых действий. Вижу целые полчища рыжих зверьков, с решимостью на мордочках идущих на смерть…
— Тролли проявляли чудеса храбрости и показывали, какие они отличные воины. Вокруг каждого, будь то мужчина, женщина, ребёнок или старуха, лежали горы убитых чудовищ. Тролли не знали страха. Они отважно сражались за Сказочную страну и за родной Троллий мост.
И я вижу Хряся, который высоко подпрыгивает, а потом обрушивается на толпу мракисов, круша их своим молотом.
Тарелка выпадает из рук, брызжет осколками, столкнувшись с полом. Все оглядываются на меня. Но мне нельзя… Я должна быть там. Потому что…
— Но против самой Тьмы вышел кудесник. Только он мог одолеть Предвечную и Нескончаемую. То был бой не на жизнь, а насмерть. Однако кудесник был всё же сильнее, ведь там, за стенами академии его ждала прекрасная фея…
Их бой страшен. Не могу смотреть.
Сердце заходится, больно дышать. Холодеет кровь.
Но это и моя война. За него.
Он должен поверить, он должен знать, он должен победить. Иначе, зачем всё это?
Тогда я собираю все силы и кричу:
— Хмурус, любимый, я знаю, ты там. Ты нужен мне! Только продержись! Я иду…
Тут Тьма разлетается на осколки, как недавно — тарелка. И над полем боя, над растерзанными телами, над поверженными чудовищами встаёт солнце.
Новое солнце нового мира.
Глава 38, в которой я согласилась…
Чаролесье шумит зелёными кронами. Небо раскидывает над миром голубой шатёр. Журчат пробудившиеся ручьи. Птичий оркестр играет радостный туш. Больше нет тьмы. Сказочная страна очистилась и может свободно дышать.
Но мне не до красот. Я ищу его.
Бегу через усеянную трупами пустошь, и там, где моя нога касается земли, распускаются цветы. Пробуждающийся день брызжет на них росой, вешает радугу — ознаменовать мир и спокойствие, которые — верится — теперь навсегда.
Замечаю его. Он сидит на камне, израненный, закрывает лицо руками, его трясёт.
Опускаюсь рядом, обнимаю, утыкаюсь носом в плечо.
Такой родной! Такой нужный! Нашла и больше никогда-никогда не отпущу!
Он наконец оттаивает, сгребает меня в охапку, прячет лицо в волосах и молчит.
А нам нужно поговорить. Очень нужно. Но я не тороплю.
Однако он — чуткий мой! — понимает без слов, и через мгновенье мы переносимся прямо к нему в комнату. Вообще-то это невозможно, но то ли защита слетела, то ли академия слушается его по-другому. Что бы там ни было, поросшего цветами поля боя уже нет, а есть — аскетичная обстановка и пол, усыпанный шуршащей листвой.
Кудесник смотрит на меня печально и нежно. Несколько мгновений держится в прежнем обличье, а после — идёт зыбью, рассыпается листопадом. И вот уже передо мной во всей свой красе ректор Академии тёмного колдовства Чариус Хмурус. Зелёный, с саркастической ухмылкой и сложенными на груди руками.
Закрытый. Циничный. Мой.
Ну, здравствуй, милый, я тебя ждала.
А вот он, похоже, не очень рад: обливает меня холодом и презрительно хмыкает.
— Разочарованы, да, Айсель?
— Вовсе нет, — честно говорю я и делаю шаг к нему, — скорее наоборот, очарована.
— Но ведь я сейчас, по сути, убил кудесника, убил вашу любовь.
Качаю головой.
— Вы лишь развеяли иллюзию, скинули оболочку, стали настоящим.
— Но любили вы не меня, а кудесника.
— Любви к кудеснику никогда не существовало. Любовь — это родство душ, а у него не было души. Зато у вас была. Разве вы не чувствуете наше родство?
Кладу ему на грудь ладонь, он тут же накрывает её своей и осторожно пожимает.
— Я же зелёный, — с тоской говорит он. — И это навсегда. Я всё перепробовал.
— Чариус, — пробую на вкус его имя и жалею, что так редко делала это раньше, — ты снова говоришь про оболочку. Она не имеет значения.
Он нежно проводит согнутым пальцем по моей щеке, грустно улыбается.