— Мне, господин Монье?
— Да, вам, потому что чудо это сотворила та самая молодая дама, которую вы предложили мне в соседки по столу… Миссис Кирби-Шоу — очаровательная женщина, господин Берстекер.
— Я и сам говорил вам это, господин Монье.
— Да, она очаровательная и героическая женщина… Я рассказал ей о своём отчаянном положении, и она согласилась разделить мои невзгоды… Вы удивлены?
— Нисколько… Мы здесь привыкли к подобным переменам… Рад за вас, господин Монье. Вы молоды, очень молоды…
— Одним словом, если вы не возражаете, завтра мы с миссис Кирби-Шоу возвратимся в Диминг.
— Значит, миссис Кирби-Шоу, как и вы, отказывается от … ?
— Ну конечно… Впрочем, она сама сейчас подтвердит вам это… Остаётся урегулировать один вопрос весьма щекотливого свойства… Видите ли, триста долларов, которые я вам уплатил, составляют почти весь мой капитал… Считаете ли вы, что они полностью и окончательно перешли в собственность «Танатоса» или же я могу получить часть денег назад, чтобы купить билеты на обратный проезд?
— Мы честные люди, господин Монье… Мы никогда не берём платы за услуги, которых мы не оказывали. Завтра утром кассир подсчитает ваш долг из расчёта двадцать долларов в день за номер, еду и обслуживание. Остаток будет возвращён вам.
— Вы чрезвычайно любезны и великодушны… Ах, господин Берстекер, я бесконечно вам обязан! Я вновь обрёл счастье… Новую жизнь…
— Всегда к вашим услугам, — сказал господин Берстекер.
Он следил, как Жан Монье вышел из кабинета и зашагал по коридору. Затем нажал кнопку звонка.
— Пришлите ко мне Саркони, — приказал он. Спустя несколько минут вошёл портье.
— Вы звали меня, синьор директор?
— Да, Саркони… Сегодня же ночью пустите газ в номер сто тринадцатый… Часов около двух.
— Надо ли, синьор директор, подать сначала усыпляющий газ, перед смертельным?
— Вряд ли это понадобится… Он будет спать отменно… Ну вот и всё на сегодня, Саркони… А на завтра, как и договорились, у вас две девчушки из семнадцатого.
Едва портье вышел, в дверях показалась миссис Кирби-Шоу.
— Заходи, — сказал Берстекер. — Я как раз собирался вызвать тебя. Твой клиент уже был у меня, объявил, что хочет уехать.
— Мне кажется, я заслужила похвалу, — отвечала она. — Разве не чисто сработано?
— Чисто и быстро… Я учту это.
— Значит, сегодня ночью его..?
— Да, сегодня ночью.
— Бедный мальчик! — вздохнула она. — Такой милый, восторженный…
— Все они восторженные, — сказал Берстекер.
— Жестокий ты человек! — продолжала она. — В ту самую минуту, когда они вновь обретают вкус к жизни, ты отправляешь их на тот свет.
— Жестокий?.. Нет… Именно в том и состоит гуманность нашего метода. Бедняга мучился сомнениями религиозного порядка. Я его успокоил…
Он взглянул на лежащий перед ним список:
— Завтра ты свободна… А послезавтра тебя опять ждёт работа… Ещё один финансист, но на этот раз из Швеции… И уже не слишком молод.
— Мне очень понравился французик, — мечтательно проговорила Клара.
— Работу не выбирают, — строго заметил директор. — На, возьми свои десять долларов и вот тебе ещё десять премиальных.
— Спасибо, — сказала Клара Кирби-Шоу и, кладя деньги в сумочку, вздохнула.
Когда она ушла, господин Берстекер взял красный карандаш и, приложив металлическую линеечку, тщательно вычеркнул из своего списка одну фамилию.
Прилив
— Сбрасывать маски? — переспросил Бертран Шмит. — Вы всерьёз думаете, что людям надо почаще сбрасывать маски? А я так, напротив, полагаю, что все человеческие отношения, если не считать редчайших случаев бескорыстной дружбы, на одних только масках и держатся. Если обстоятельства иной раз вынуждают нас открыть вдруг всю правду тем, от кого мы привыкли её скрывать, нам вскоре приходится раскаяться в своей необдуманной откровенности.
Кристиан Менетрие. поддержал Бертрана.
— Я помню, в Англии произошла катастрофа, — сказал он. — В шахте взорвался рудничный газ, и там оказались заживо погребены человек двенадцать шахтёров… Через неделю, не. надеясь больше на спасение и понимая, что обречены, они ударились вдруг в своеобразное публичное покаяние. Представляете: «Ладно, раз всё равно умирать, я могу признаться…» Против всякого ожидания, их спасли… С той поры они никогда не встречались друг с другом… Каждый инстинктивно избегал свидетелей, которые знали о нём слишком много. Маски вновь были водворены на место, и общество спасено.
— Да, — подтвердил Бертран. — Но бывает и по-другому. Помню, как во время одной из поездок в Африку мне пришлось стать невольным свидетелем потрясающего признания.
Бертран откашлялся и обвёл всех нас неуверенным взглядом. Странный человек Бертран — ему много приходилось выступать публично, но это не излечило его от застенчивости. Он всегда боится наскучить слушателям. Но так как в этот вечер никто не обнаружил намерения его перебить, Бертран приступил к рассказу.
— Вряд ли кто из вас помнит, что в 1938 году по просьбе «Альянс франсез» я объездил Французскую Западную, Экваториальную Африку и другие заморские территории, выступая там с лекциями… Где я только не побывал — в английских, французских, бельгийских колониях (в ту пору ещё было в ходу слово «колонии») — и ничуть об этом не жалею. Европейцы в эти страны наезжали редко, и местные власти принимали их по-королевски, или, вернее сказать, по-дружески, что, кстати, гораздо приятнее… Не стану называть вам столицу маленького государства, где произошли события, о которых пойдёт речь в моём рассказе, потому что действующие лица этой истории ещё живы. Мои главные герои: губернатор, человек лет пятидесяти, седовласый, гладко выбритый, и его жена, женщина значительно моложе его, черноглазая блондинка, живая и остроумная. Для удобства повествования назовём их Буссарами. Они радушно приютили меня в своём «дворце» — большой вилле казарменного типа, расположенной среди красноватых скал и весьма оригинально обставленной; там я два дня наслаждался отдыхом. Посредине гостиной лежала тигровая шкура, на которой стоял столик чёрного дерева, а на нём я обнаружил «Нувель ревю франсез», «Меркюр де Франс» и новые романы. Я выразил восхищение заведёнными в доме порядками молодому адъютанту губернатора лейтенанту Дюга.
— Я тут ни при чём, — заявил он. — Это мадам Буссар… Цветы и книги по её части.
— А что, мадам Буссар — «литературная дама»?
— Ещё бы… Разве вы сами не заметили… Жизель, как мы её непочтительно зовём между собой, окончила Эколь нормаль в Севре. До замужества она преподавала литературу в Лионе… Там губернатор вновь увидел её во время отпуска… Я говорю увидел вновь, потому что он был с ней знаком раньше. Жизель — дочь одного из близких друзей моего патрона. Он влюбился в неё, и она согласилась поехать за ним сюда. Как видно, она тоже давно его любила.
— Несмотря на разницу в возрасте?
— В ту пору губернатор был неотразим. Те, кто встречал его до женитьбы, говорят, что он пользовался громадным успехом у женщин… Теперь-то он постарел.
— Такие браки плохо отзываются на здоровье.
— Ну, тут дело не только в браке. Патрон прожил трудную жизнь… Тридцать лет службы в Африке. В этом климате, в вечных тревогах, работая как вол…Патрон — человек, каких мало… Сюда он приехал десять лет назад. В этих непроходимых дебрях жили дикие племена. Они подыхали с голоду. Жрецы науськивали их друг на друга, подстрекали к убийствам, к похищению детей и женщин, к человеческим жертвоприношениям… Патрон усмирил, объединил все эти племена, научил их выращивать деревья какао… Поверьте мне, это не шуточное дело — убедить людей, которым неведомо само понятие «будущее», сажать деревья, начинающие плодоносить лишь через шесть лет.
— А дикари не жалеют об утраченной свободе, о безделье? Как они относятся к губернатору?
— Они его любят или, вернее, почитают… Как-то раз мне пришлось сопровождать губернатора, когда он посетил одно из здешних племён дикарей. Вождь преклонил перед ним колена. «Ты обошёлся со мной как отец с ленивым сыном, — сказал он. — Ты сделал доброе дело… ты вразумил меня… Теперь я богат…» Эти люди очень умны, вы в этом убедитесь, их легко просвещать, если уметь к ним подойти… Но чтобы внушить им уважение, надо быть чуть ли не святым.
— А губернатор — святой?
Молодой лейтенант взглянул на меня с улыбкой.
— Смотря по тому, что понимать под словом «святой», — сказал он.
— Ну, не знаю… человек абсолютно безгрешный.
— А-а, ну что ж, патрон именно таков… Я не знаю за ним никаких пороков, даже слабостей, разве что одну-единственную… Он честолюбив, но это не мелочное тщеславие, а желание принести пользу делу… Он любит управлять и хотел бы, чтобы его попечению вверяли всё более обширные территории.
— Совсем как маршал Лиотей, который воскликнул: «Марокко? Да ведь это деревушка… А мне подавайте земной шар!»
— Вот именно. Патрон был бы счастлив, доведись ему управлять нашей маленькой планетой. И, поверьте мне, он справился бы с этой обязанностью лучше других.
— Но ваш святой был когда-то донжуаном?
— Велика беда — святой Августин начал с того же. Что поделаешь — грехи молодости… Зато, женившись, губернатор стал примерным мужем… А ведь вы сами понимаете, в его положении случаи представляются на каждом шагу… Уж на что я — всего только тень губернатора, и то…
— И вы таких случаев не упускаете?
— Да ведь я не губернатор, не святой, к тому же я не женат… Я пользуюсь преимуществом своей безвестности… Однако поговорим о вашей поездке, дорогой мэтр. Вы знаете, что патрон намерен сопровождать вас завтра до вашего первого пункта назначения?
— Губернатор в самом деле предложил мне место в своём личном самолёте. Он сказал, что ему надо провести инспекцию на побережье, присутствовать на открытии какого-то памятника… А вы тоже летите с нами?
— Нет… Кроме вас и губернатора, летит только мадам Буссар, которая не любит отпускать мужа одного в полёты над джунглями, пилот и комендант местного гарнизона, подполковник Анжелини, который участвует в инспекции.